25 ноября, пятница. Вылезла я замуж за соседа, которому восемьдесят два года лишь бы его не отправили в доминтернат.
Ты сошла с ума?! моя сестра Марина чуть не уронила чашку кофе, когда услышала моё признание.
Вопервых, ему не восемьдесят, а восемьдесят два, ответила я, стараясь говорить спокойно. А вовторых дай мне договорить.
Всё началось, когда я услышала за окном его детей, приезжающих раз в полгода, лишь бы убедиться, что отец ещё дышит, а потом вновь исчезающих. На этот раз они принесли листовки про пансионаты.
Папа, тебе уже восемьдесят два. Ты не можешь жить один.
У меня восемя́дцать два года, а не восемьдесят две болезни, отрезал он хриплым, но тёплым голосом. Я сам готовлю, хожу на рынок, даже сериалы смотрю без сна. Всё у меня в порядке!
Вечером он постучал в мою дверь с бутылкой красного вина и видом человека, готовящегося к серьёзному разговору.
Мне нужна помощь немного странная, сказал он.
Пара бокалов, и странная просьба превратилась в предложение руки и сердца.
Только формально, объяснил он. Если я женат, детям будет сложнее меня кудато отправить подальше от глаз.
Я посмотрела в его синие глаза, где ещё горел задор и характер, и представила себе тихие вечера: пустая квартира, телевизор и полная тишина. Он же был единственным, кто каждый день интересовался, как у меня дела.
А моя выгода? уточнила я.
Половина расходов, воскресный борщ и ктото, кому важно, что ты вернёшься домой.
Через три недели мы стояли в загсе. Я в платье «выбиралось утром», он в старом костюме, пахнущем нафталином и воспоминаниями. Свидетелями стали продавщица из киоска и её муж, пытавшиеся сдержать смех.
Можете поцеловать невесту, произнёс регистратор. Он чмокнул меня в щёку так громко, будто вскрыл конверт.
Дальше всё шло удивительно легко: он вставал в шесть утра, делал свои «легендарные» пять отжиманий, а я запивала вчерашний кофе и ложилась спать поздно после работы.
Это не кофе, это пытка, ворчал он.
А твои упражнения пародия на спорт, отвечала я.
По воскресеньям дом наполнялся запахом борща и смехом. Он рассказывал о своей жене, которую любил всю жизнь, и о детях, которые видели в нём уже не отца, а проблему. Пока однажды те же дети не ворвались в наш дом с обвинениями:
Она пользуется им!
Я слышу прекрасно! крикнул он с кухни. И, кстати, твой кофе хуже!
Зачем вам этот брак? спросила его дочь Ольга, сверля меня холодным взглядом. Я посмотрела туда, где он напевал, наливая мне кофе.
Зачем? Потому что я не одна. У меня есть с кем ужинать по воскресеньям, есть кому сказать: «Я дома», есть рядом человек, который радуется моему смеху. Это преступление?
Дверь захлопнулась так громко, будто поставила точку в их споре. Он принёс две чашки.
Думают, я свихнулся.
Они не ошибаются, улыбнулась я.
Ты тоже безумна.
Поэтому мы идеальная пара.
Твой кофе всё равно яд.
А твой спорт мультфильм.
Ну, семья же.
Мы чокнулись чашками на фоне заката и самой настоящей «ненастоящей» любви.
Полгода спустя всё так же: он попрежнему встаёт слишком рано, я продолжаю «портить» кофе, а воскресенья пахнут борщом и счастьем.
Ты не жалеешь?
Ни секунды, отвечаю я каждый раз.
Пусть ктото считает наш брак фальшивым. Для меня он самое подлинное, что случалось в моей жизни.
А. Василиса.
