Людмила Петрова вспоминает, как в те далёкие годы её жизнь застыла между стенами крошечного сибирского посёлка Зареченского, где время измерялось только сменой времён года: вьюги, оттепели, жаркое лето и унылую осень. Ей тогда исполнилось тридцать, а её вес сто двадцать килограммов стал для неё крепостью из плоти, в которой глушились надежды и мечты. Она подозревала, что причина кроется во внутреннем недуге, но дорога к врачам лежала далеко, а поездка была бы слишком дорогой и, как казалось, бесполезной.
Работая нянечкой в муниципальном садике «Колокольчик», Людмила каждый день вдыхала аромат детской присыпки, пахнущей варёной кашей, и слышала скрип мокрых полов. Её большие, ласковые руки успевали успокоить плачущего малыша, застелить десяток кроваток и вытереть крошечную лужу, не вызывая у ребёнка чувства вины. Дети тянулись к её нежности, а в их глазах мерцающий восторг был скромной оплатой за одиночество, которое ждало её за порогом садика.
Дом её старый пятиэтажный жилой корпус советской эпохи скрипел балками по ночам и дрожал от порывов ветра. Два года назад её мать, измождённая и тихая женщина, ушла в мир иной, оставив в хрущёвке пустоту, а отца Людмила уже не помнила он исчез ещё в детстве, оставив лишь пыльную фотографию. Быт был тяжёлым: холодная вода из ржавого крана, уличный туалет, похожий на ледяную пещеру, и изнурительная летняя жара в комнатах. Самым ненавистным был печной камин, который зимой пожирал две полные повозки дров, высасывая из её скромной зарплаты последние гроши. Вечерами она сидела перед чугунной дверцей, наблюдая, как огонь пожирает не только поленья, но и годы её жизни, превращая всё в холодный пепел.
Однажды, когда сумерки окутали её крохотную комнату унылой синевой, неожиданно постучала соседка Надежда Иванова, дворничиха из местной больницы, несущая в руках две свежие купюры.
Люда, прости меня, всхлипнула она, протягивая деньги. Две тысячи. Не плакалась, я всётаки нашла.
Людмила, удивлённо глядя на пачку, уже давно списала долг со счёта.
Не стоит, Надя, прошептала она. Не тревожи меня.
Нельзя! решительно ответила соседка, понижая голос, как будто делилась государственной тайной. Я слышала, что к нам в посёлок пришли трудовые мигранты из Таджикистана. Один из них, когда я подметала улицу, предложил странный и страшный заработок пятнадцать тысяч рублей за фиктивный брак.
Им нужен паспорт, продолжила она, они ищут женщин для оформления брака «на бумаге». Вчера меня записали в ЗАГС, мой муж Равшан уже сидит дома, как «для близиру». Моя дочь Светка тоже согласилась ей нужен новый пуховик перед зимой. А тебе? Возможность есть. Деньги нужны?
Последняя реплика прозвучала без злобы, лишь с горькой бытовой откровенностью. Людмила почувствовала, как привычная боль под сердцем снова вспыхнула, и, подумав миг, согласилась. Она знала, что реального брака ждать не стоит, а её мир был ограничен садиком, магазином и этой холодной печкой. Пятнадцать тысяч могли купить дрова, покрыть стены новыми обоями и хоть немножко развеять уныние их выцветших стен.
На следующий день Надежда привела «кандидата». Когда Людмила открыла дверь, её охватил стыд, и она запятилась, пытаясь скрыть массивную фигуру. Перед ней стоял юноша: высокий, худой, с лицом, не испорченным тяжестью жизни, и большими, печальными глазами.
Господи, он же ребёнок! всхлипнула Людмила.
Мне уже двадцать два, сказал он ровным голосом, почти без акцента, лишь с лёгким, певучим придыханием.
Надежда подхватила: Он на пятнадцать лет младше, а у вас разница лишь восемь лет. Мужчина в полном расцвете!
В ЗАГСе чиновник в строгом костюме заявил, что по закону нужен месяц ожидания «для раздумий». Таджикские мигранты, закончив деловую часть, уехали, но Рахмат, как звали юношу, попросил у Людмилы номер телефона, объяснив, что в чужом городе одному скучно.
С того дня он звонил каждый вечер. Сначала звонки были коротки и неловки, потом растянулись, наполненные рассказами о горах родного края, о солнце, о матери, которой он безмерно предан, и о том, почему приехал в Россию, чтобы помочь большой семье. Людмила, к удивлению, открылась: говорила о смешных происшествиях в садике, о своей хрущёвке, о том, как пахнет первая весенняя земля. Смех её звучал звонко и подевичьи, будто забывающий о весе и возрасте.
Через месяц Рахмат вернулся. Людмила надевает единственное нарядное серебристое платье, которое обтягивает её формы, и ощущает не страх, а дрожание. На церемонии, быстрой и без эмоций для служащих ЗАГСа, она увидела блеск обручальных колец, официальные формальности и ощущение нереальности происходящего.
После регистрации Рахмат вручил ей конверт с обещанными деньгами. В её руке ощущалась тяжесть решения, её отчаяния и новой роли. Затем он вынул из кармана маленькую бархатную коробочку, где лежала изящная золотая цепочка.
Это тебе подарок, тихо сказал он. Хотел купить кольцо, но не знал размер. Я не хочу уезжать. Хочу, чтобы ты стала моей женой.
Людмила замерла, не в силах произнести ни слова. Он продолжил, глядя в её глаза:
За месяц я услышал твою душу по телефону. Она добра, как у моей матери. Моя мама умерла, она была второй женой отца, и он её любил. Я полюбил тебя, Людмила, понастоящему. Позволь остаться с тобой.
Это уже не фиктивный брак, а предложение сердца. Людмила, глядя в его серьёзные, печальные глаза, увидела в них уважение, признание и зарождающуюся нежность то, о чём давно перестала мечтать.
Рахмат уехал в столицу, но каждое путешествие домой стало встречей, а когда Людмила узнала, что ждёт ребёнка, он продал часть доли в совместном деле, купил подержанную «Газель» и вернулся в Зареченский навсегда, став извозчиком, возившим людей и грузы в районный центр. Его дело быстро пошло в гору благодаря трудолюбию и честности.
Сначала родился сын, а через три года второй. Два крепкие мальчика с отцовскими глазами и материнской улыбкой наполнили дом криками, смехом и запахом настоящей семейной жизни. Муж её, не курящий и не пьющий религиозные убеждения ему запрещали, был невероятно трудолюбив и смотрел на Людмилу с такой любовью, что соседки лишь завидовали. Разница в восемь лет растворилась в их взаимной привязанности, став незаметной.
Самая чудесная перемена коснулась Людмилы. Беременность, счастливый брак и забота о семьёй заставили её тело измениться. Лишний вес таял как лишняя скорлупа, раскрывая её истинную красоту. Она не сидела на диетах жизнь сама наполнилась движением, радостью, заботой. В её глазах зажегся блеск, а походка обрела уверенность.
Иногда, стоя у печи, которую теперь торжественно топил Рахмат, Людмила наблюдала за игравшими на ковре сыновьями и ловила тёплый, полный обожания взгляд мужа. Она вспоминала тот вечер, когда соседка принесла две тысячи рублей, и понимала, что самое большое чудо приходит не в виде молний, а в виде тихого стука в дверь, привносящего незнакомца с печальными глазами, который однажды подарил ей не фиктивный брак, а новую, настоящую жизнь.
