Андрей, надень шапку, сынок, на улице стужа!
Не переживай, мамочка, если я не замёрз в Сибири, то и в этом месте уже не будет холодно! прозвучали его последние слова перед отъездом.
Андрей сел в автобус до Владивостока, а оттуда дальше, через океан, в Канаду. По обещанию, он вернётся через два года. Прошли двенадцать.
Мария, его мать, никогда не покидала старый дачный коттедж у Оки. Тот же печной котел, те же кружевные занавески, тот же ковер, сплетённый её руками, когда ей было двадцать. На стене висела фотография Андрея в выпускном халате. Под ней пожелтевший листок: «Скоро вернусь, мамочка. Клянусь».
По воскресеньям Мария надевала платок, шла к почтовому отделению и отправляла письмо, зная, что ответа не получит. Писала о огороде, о морозе, о корове соседа. И каждый раз заканчивала так: «Береги себя, сынок. Твоя мать тебя любит».
Почтальон, улыбаясь, иногда говорила: Тётка Мария, может, не все письма дойдут Канада ведь так далеко.
Не беда, дорогая, если почта не справится, Бог их доставит, отвечала она.
В деревне время течёт иначе. Весны приходят и уходят, осени сменяются. Мария старела, как свеча, тлеющая без звука. Каждый вечер, перед тем как погасить лампу, шептала: Спокойной ночи, Андрей. Мама тебя любит.
В холодный декабрьский день пришло письмо. Не от него, а от незнакомой женщины.
Дорогая тётя Мария,
Меня зовут Злата, я жена Андрея. Он часто говорил о вас, но я не осмеливалась писать. Простите, что делаю это сейчас Андрей заболел. Боролся, как мог, но ушёл в мир иной, держа в руках свою фотографию. Перед закрытием глаз сказал лишь: «Передайте маме, что я возвращаюсь домой. Я скучал по ней каждый день». Присылаю коробку с его вещами. С любовью, Злата.
Мария прочитала письмо в тишине, затем села у печи, будто бы в ожидании чегото. На следующее утро соседи видели, как она тащит коробку в дом. Открыв её, будто бы рану старую, она нашла: синюю рубашку, маленький блокнот и конверт, печать которого гласила: «Для мамы».
Трясущиеся руки раскрыли письмо, пахнущее снегом и тоской.
Мама, если ты читаешь эти строки, значит я пришёл слишком поздно. Работал, копил, но не понял главного время не купишь. Я скучал по каждому утреннему снегу, по твоему голосу, по твоему супу, по нашему дому. Может, я был плохим сыном, но знай: я любил тебя в молчании. В кармане рубашки хранил горсть земли из нашего двора, чтобы она была со мной. Когда я не могу, слышу твой голос: «Держись, сынок». Если я не вернусь, не плачь. Моя любовь будет в твоих снах. Я вернулся домой, только теперь не нужен звонок в дверь. С любовью, твой сын, Андрей.
Мария прижала письмо к груди, тихо заплакала, как плачут те матери, которым уже нечего ждать, но кого ещё есть, кого любить. Она постирала рубашку, прогладила её и повесила на спинку стула рядом со столом. С тех пор она больше не ела в одиночестве.
В холодную февральскую ночь почтальон нашла её спящей в кресле, в руке письмо, на столе чашка тёплого чая, на лице умиротворённая улыбка. Синяя рубашка словно обнимала её. Соседи сказали, что в ту ночь ветер затих, деревня погрузилась в тишину, будто ктото наконец вернулся домой.
Возможно, Андрей сдержал обещание, вернувшись но уже иначе. Ведь есть обещания, которые не умирают. Они сбываются в тишине, среди слёз и снега, ведь дом не всегда место, а встреча, которую ждут всю жизнь.
