«Эй, слушай, тут такая история про нашу бабушку Марфу, которую все в семье называли Никтошечкой»
«Да ладно тебе, эта старушка нам никто!» визжала Елена, стараясь убедить свою дочь Шурку в своей правоте. Шурка скривилась, будто готовилась заплакать, но вдруг подняла голову и сказала: «Тогда для меня она самая родная Никтошечка на свете, и так будет!»
Так получилось, что в многодетной деревенской семье Ивана и Людмилы почти всех дочерей разошли в замуж, а самая младшая, Марфа тихая и смирная, осталась без жениха. Видимо, ему просто не суждено было появиться, или он потерялся в далёкой глубинке. Людмила жалела дочь: «У неё жених так и не пришёл, а в наших городских племянниках пока нет ни одного ребёнка.»
Первым к ней обратился их кузен Володя, сын старшей сестры, склонившись низко: «Тётка Марфа, помоги мне нянчить дочку. Я уже не могу отдать её в садик, а жена снова работает.» Марфа, уже взрослая женщина, оказалась на распутье: родители уже старики, а в город она боялась идти. Но Володя просил сильно, обещая не забывать о бабушке и дедушке, а иногда приезжал помогать с картошкой и крышей.
Родители посоветовали дочке поехать в город, мол, может, там встретит мужчину. Елена, хоть и вчетвёртый десяток уже, не считала себя старой. Дочь не знала, что они уже договорились, как будет Марфа одна, когда их проведут в гости. В городе, говорят, можно прижиться среди родных. Так Марфа из колхозницы превратилась в няню. Володя подумал: «Тётка уже знакома с подработкой, пусть будет дальше работать на семью.»
Старшая дочь Володи пошла в школу, вторая тоже появилась. Отец и мать Марфы умерли, а она уже нянчила не их детей, а племянника. Так её труд передавали из рук в руки: ктото до детского сада, ктото до школьного возраста. Сначала казалось, что она больше никому не нужна, но потом племянники опять захотели её в дом, а Володя благодарил её за всё.
Через пару лет, когда Марфа уже начала «тяготить» всех своим присутствием, деревенский дом с ягодным лесом и рекой рядом продали её племянники за хорошие рубли. Володя потребовал: «Давайте, ребята, купим тётке маленькую комнатушку, чтобы она не жила в подвале.»
Потом пришли племянникижёны, а их жёны спросили: «А если она умрёт, кому достанется эта крохотная квартира?» Володя, добрый парень, ответил: «Кому подаст руку тому и достанется, или как Марфа сама решит.» Если бы он дожил до пятидесяти, он бы, наверное, жил без забот. Но Володя умер от гастрита, а потом от рака.
После ухода Воли родня почти «забыла» про Марфу. Дети уже выросли, а ей пришлось дожить до семидесяти лет одна. Она переехала в небольшую однокомнатную квартиру: стол, шкаф, раскладушка всё, что есть. Привыкнув к заботе о малышах, она начала скучать, но вскоре «вакансия» сама нашлась.
В магазине, в очереди к кассе, к ней подошла молодая женщина: «Вы случайно не нянчите детей? У меня дочка после операции на сердце не может идти в садик, ищу добрую няню с проживанием.» Марфа наклонилась к девочке, та чуть улыбнулась и прошептала: «Иди, я тебе сказки расскажу». Так Марфа нашла новую воспитанницу.
Шурка попала в её дом, и ей было уже четвёртый год. Они подружились, жили в одной просторной светлой комнате. Родители Шурки часто работали, а большую часть времени девочка проводила с Марфой, которую ласково называла «Каша». Няня, хоть и без образования, строго соблюдала дыхательные упражнения, прогулки подальше от задымлённых улиц и режим. Шурка росла здоровой.
Когда наступало время сна, ребёнок просил: «КашаМарфа, расскажи историю о жизни». Марфа говорила ей простые, но серьёзные истории, иногда делилась своими воспоминаниями о том, как возвращалась на пароходе к племянникам с женой, уже с ребёнком. Однажды в пароходе Марфа познакомилась с Ольгой, студенткой из Твери, которая бросила своего парня, но уже имела ребёнка. Ольга просила Марфу приютить малыша, пока она решает свои проблемы. Марфа, помня о своей судьбе, согласилась.
Ольга положила в сумку только детскую одежку, сухое молоко и термос с горячей водой, а сама ушла, спасая ребёнка. Марфа, не рожавшая, быстро развернула одеяло, укутала малыша и начала кормить его. В голове всплывало: «Бог послал тебе эту девочку». Она решила, что ребёнок будет её дочкой.
Но жена племянника, узнав о случившемся, пришла в ярости: «Зачем нам чужой ребёнок, когда у нас свои?». Вскоре капитан парохода забрал ребёнка у Марфы, и она всю жизнь жалела о своём выборе. Шурка, выслушав эту печальную историю, обняла её: «Зато я у тебя есть, нянюшка». Марфа кивнула: «Ты моя, моя девочка».
Потом Елена решила сдать комнату в аренду: «Давайте сдавать её, получим небольшие деньги, а на музыку для Шурки хватит». В доме стояло старое пианино, и Елена мечтала, чтобы дочь занялась музыкой без школы. Марфа согласилась, и жильё начали сдавать.
Через семь лет Елена получила деньги от продажи части квартиры умершей родственницы. С согласия Марфы их небольшая квартира превратилась в просторную однокомнатную, оформленную на Шурку и Марфу поровну. Родня уже не интересовалась Марфой, и всё прошло спокойно.
Годы летели. Шурка выросла в красивую, здоровую девушку, закончила школу и уехала учиться в СанктПетербург. Марфа отдала ей сбережения: на оплату квартиры, на жизнь в чужом городе, а может, и на свадебные расходы. К тому же Марфа начала терять зрение, её ноги всё чаще скользили по полу, пахло старостью. Её собственная мать жила в другом городе и не нужна была, а бабушка Елены стала обузой.
Елена перевела Марфу в тёмную кладовку, сказав раздражённо: «Идите к себе, ради Бога!» Она перестала обращаться к ней на «ты», а только «вы», будто Марфа ей совсем не знакома. Всё, что Марфа делала, забывали, а в конце концов её решили отправить в дом престарелых. Мать Шурки начала собирать документы, подключив влиятельную знакомую.
Шурка, погружённая в студенческую жизнь, почти забывала про няню. По телефону она спросила мать: «Как няня?», но быстро переключилась на свои дела. Друзья с парой однокурсников сняли квартиру, а Марфины сбережения снова пригодились.
На втором курсе Шурка вернулась домой с радостной новостью: «Мама, Андрей сделал мне предложение! Приедет в выходные с родителями, хотим познакомиться. Платье уже выбрано, а няня я принёс ей подарок ароматерапию». Она бросилась в комнату, где спала Марфа. Елена, слегка смущённая, пошла за ней. «Мама?», воскликнула Шурка, не найдя Марфу. Елена успокоила её: «Ничего, она в кладовке, папа поставил полки, там тёмно, но ей всё равно, она всё равно слепая».
Шурка открыла дверь кладовки, увидела старую кровать и вялыую Марфу, покрытую пылью. Она подошла, погладила морщинистые щеки и прошептала: «Нянюшка, прости меня, ты для меня как сладкий пирожок». Марфа, слегка улыбнувшись, ответила: «Шуронька, милая девочка, вот и всё». Через пару часов они обедали совместно, а Шурка подарила Марфе ароматические мешочки с сухими травами будто бы они находятся на цветущем лугу.
За кухней мать Елены пыталась объяснить дочери, как ей тяжело ухаживать за слепой старушкой, ведь её собственный папа, кажется, переживает возрастный кризис. Шурка почти шепотом спросила: «А если я тебя в кладовке закрою, ты поймёшь?». Елена снова закричала: «Эта старушка нам никто!», но Шурка ответила: «Тогда для меня она самая родная Никтошечка, и так будет!»
В итоге Шурка отложила встречу с родителями жениха, но всё же пригласила Андрея, будущего мужа, познакомив его с Никтошечкой. Они переехали в отремонтированную однокомнатную квартиру, мебель купили подержанную, дешёвую. Андрей, студент медицинского института, поддержал её, а Шурка переключилась на логопедию, чтобы стать дефектологом.
Марфа продолжала помогать, хотя и не была полностью беспомощной. Она работала в детском саду, а её сбережения снова спасали Шурку, когда та нуждалась в деньгах.
В конце концов, Шурка, уже закончив второй курс, прилетел домой с новостью: «Мама, Андрей сделал предложение! Приедет в выходные с родителями, а няня я принёс ей подарок ароматерапию». Она бросилась в комнату, где спала Марфа. Елена, слегка смущённая, пошла за ней. Шурка, увидев старушку, обняла её и прошептала: «Нянюшка, прости меня, ты моя, ты мой сладкий пирожок». Марфа улыбнулась в ответ, а Шурка положила на её руки коробочку с ароматическими травами.
Так закончилась жизнь нашей Никтошечки. Она умерла в возрасте девяностодвух лет, последний год почти не вставая, но с миром в сердце. Добрая, светлая, простая. Всё, что осталось, воспоминания о том, как она спасала детей, как её любили, и как её помнили в семье.
