Я же от души Слушай, Лада Мамка нам новую кастрюлю принесла, я заглянул на кухню, почесал затылок. Говорит, что нержавеющая, немецкая, хорошая.
Дай угадаю, теперь нам за неё платить? ты даже не обернулась, продолжая резать помидоры.
Ну в общем, да, запинался я.
Можно бы и наклеить чек на крышку, а то забываешь, бросила ты с едкой ноткой. Начинает со своими подарками напрягаться
А она говорит, что наша старая кастрюля неудобная.
Лёша, ты в курсе, что у нас десяток кастрюль? И все нормальные.
Я замолчал, стоял у порога, вздохнул и ушёл в спальню. Это была не первая «помощь». Сначала полотенца, потом стаканы, шторы в ванну, корзина для белья Всё «от души». А потом предъявление счёта и нотки о том, что «пенсия не резиновая».
Раиса Дмитриевна, мать моего отца, в нашу семью вошла совсем недавно. До этого она жила в Пскове, а внука знала лишь по фото в мессенджере. Когда Пётр появился, она позвонила один раз, спросила, как его назвали, и исчезла. Я тогда подумал: «Лучше так, чем свекровь, которая в ухо влезает».
Но прошлым летом всё изменилось. Раиса поскользнулась у подъезда, сломала бедро, после операции оказалось, что одна ей дома не справится. Родных у неё не осталось, и я предложил взять её к нам.
Пусть поживёт у нас, пока на ноги не встанет. Пару недель, может месяц.
Месяц затянулся на три. Раиса обживалась медленно, но уверенно: заняла диван в гостиной, перебиралась по телефону с подругами, громко смотрела телевизор. Плюс начала давать советы, вроде добрых, но с подтекстом.
Почему ведро для мусора такое маленькое? интересовалась она. Шторы в спальне давно меняли? Какойто унылый цвет. И обои в гостиной бы переклеить!
Потом появился список крупных покупок: мультиварка, утюг, сковорода. Всё, чем ей неудобно пользоваться. Раиса ни о чём их не предупреждала, просто приносила коробку. И добавляла:
Как будет возможность вернёте. Я же не чужая, подожду. Это для вашего удобства.
Мы уже не успевали за её «добротою». Поток советов и подарков с чеков не прекращался, даже когда она переехала в съёмную квартиру в соседний район.
Лёша, ты ей вернул деньги за мультиварку? спросила Лада вечером.
Вернул частями.
А за утюг?
Почти. Осталась тысяча рублей.
Лада кивнула, но сил у неё не было разбираться с чужой мамой. Своих забот хватало: работа, дом, сын, которого надо готовить к школе. Поэтому всё шло через меня, но каждый раз заканчивалось одинаково.
Я пытался быть жёстче, спорил, но Раиса вспоминала про давление, дорогие таблетки, маленькую пенсию, и я сдавался.
Что я мог сказать? защищался я. Мама старается, думает, что делает всё для нас.
Да не старается, Лёша, она давит, только с милой улыбкой.
Я молчал, потому что знал: Лада права. Внутри же боролись привычка и здравый смысл. Страх обидеть мать сидел глубоко.
Самое страшное было то, что Лада, видя моё поведение, думала о Пётре: «Он всё это видит. Что ему вынести? Что надо молчать, когда взрослые лезут в твою жизнь, хоть и с важным видом? Что благодарить за непрошенную помощь?». И тогда она поняла, что так дальше нельзя. Не изза кастрюли и не изза денег, а потому что ребёнок, вырастая, должен понять, что «забота» без уважения не добро, а контроль в мягкой обёртке.
Случай продемонстрировать это возник сам собой. Какая же была цена?
Пётр вернулся с прогулки необычно тихим. За ним шла Раиса, сияющая, как дневная лампа, в одной руке держала пару пакетов, в другой переполненный рюкзак.
Вот и собрали Петьку в школу! гордо заявила она с порога. Будет не хуже остальных!
Лада замерла. Мы вчера бегали по магазинам, выбирали всё вместе с Пётром: пенал, рюкзак и тетради с Бэтменом.
Что вы там собрали? спросила она, тихо вздохнув.
Два костюма на вырост, куртка дорогая, но тёплая, белые кроссовки, кожаные сапоги по акции, пенал с какимто страшилищем, то красным, то синим, как он любит.
Пётр опустил глаза, выглядел подавленным. Бабушка ушла с гордо выпяканной грудью и обещанием «позвонить позже и обсудить сумму». После этого я позвал сына на кухню.
Пётр, ты всё выбирал?
Нет мальчик ёрзал на стуле. Она сказала, что лучше разберётся. Пенал с Суперменом, я не люблю его, она просто махнула рукой. И кроссовки давят.
Зачем вы их тогда взяли?
Бабушка сказала, что они растянутся.
Почему ты не позвонил? Почему ничего не сказал?
Не знаю. Меня никто не спрашивал
Пётр виновато опустил голову. Его слова резали сильнее, чем удары по бюджету и наглость свекрови. Похоже, он понял, что иногда проще молчать, терпеть, улыбаться вежливо, даже если неприятно. Теперь он терпел, как и я.
Вечером зазвонил телефон.
Ну что, скидывайтесь, бодро заявила Раиса. Одежда, рюкзак, обувь, канцелярия двадцать тысяч, может чуть больше. Чек за куртку пришлю отдельно.
У меня внутри захотелось крикнуть, но я сдержался.
Раиса Дмитриевна, а вы не посоветовались с нами или хотя бы с внуком? Мы всё купили до вашего прихода. И пенал с Бэтменом выбрал Пётр сам. Кроссовки не жмут.
Ну да, конечно. Сделала добро, а теперь в лицо плюёте? Хотите меня козлом отпущения сделать? Я лучше знаю, что внуку нужно! Кто его в школу будет водить? Я! Тьфу, неблагодарные!
Раиса бросила трубку. Я выдохнул, но напряжение не ушло, голова будто сдавила обруч.
Я поеду к ней завтра, сказал я, когда мы обсуждали ситуацию. Поговорю. Надежд не поднимаю.
Я действительно поехал, но вернулся через пару часов, пожал плечами.
Не пустила. Через дверь разговаривали. Сказала, мол, мы ею воспользовались. Она старается, а мы так.
И что ты ей ответил? спросила Лада.
Сказал, что ты была права. Что я тоже это всё терпел в детстве. И что нельзя так лезть в нашу жизнь.
Взгляд Лады смягчился. Хотя я говорю без длинных сентиментов, она поняла: я теперь на её стороне. Открыто, без ухищрений. Теперь нас двое, и всё будет иначе может, не идеально, но без ядовитой вины.
Прошла неделя тишины. Раиса не звонила, не приходила, не присылала «платные» сюрпризы. Семья будто освободилась от невидимого давления. Я перестал сжиматься от каждого звонка в дверь или сообщения.
Мы решили избавиться от половины школьных «подарков». Часть вещей выставили на Авито: рюкзак, часть канцелярии, один из костюмов. Комуто отдали знакомым. Куртку забрала моя сестра для племянницы. Остались только сапоги с наклейкой «новинка», коробка лежала в углу гостиной, никому не решалось её трогать, будто в ней скрыта тяжесть всей этой истории.
Всё бы уладилось, если бы Пётр не вышел из комнаты с телефоном в руках, лицо напряжённое, губы поджаты, брови сосредоточенно нахмурены.
Бабушка мне написала, сказал он, глядя в сторону. У неё есть подарок: конструктор.
Я подошёл, посмотрел фото яркий набор с роботом, о котором Пётр мечтал. Мы бы купили его сами, но он дорогой, откладывали на большой праздник, пока «кредиты» свекрови не погаснут.
Она ещё чтонибудь написала? спросила я, скрестив руки.
Да. Что ждёт меня у неё, и что я должен попроситься, чтобы вы меня привезли. На выходные. Говорит, хочет подарить, но только если я приду. Сказала, что вы её обидели.
Я вздохнул. В голосе сына не было радости, лишь тяжёлая внутренняя борьба.
Ты хочешь поехать? уточнил я.
Не очень Пётр опустил взгляд. Но она расстроится. И… Нужно ли говорить «спасибо», если не хочется?
Я опустилась на корточки рядом, говорила медленно, стараясь объяснить.
Зайчик, благодарят за то, что делают с любовью, а не с расчётом. Если дарят с условиями, это не подарок, а сделка или ловушка.
Я сел рядом.
Слушай, Пётр. Ты никому ничего не должен, даже бабушке. Если чувствуешь, что тебе не по себе, говори нам. Мы всегда рядом.
Тогда я не хочу, пусть она обижается, но я не хочу, тихо ответил он.
Я посмотрела на мужа. Его голос был спокоен, твёрд, но в глазах мелькнула личная боль, как будто он говорил себе, тому мальчику из прошлого, которому не объяснили разницу между добротой и манипуляцией.
Позже, ночью, когда Пётр спал, мы сидели на кухне. Я посмотрел в окно, потом сказал:
В детстве я думал, что нормально, когда тебе дают и сразу требуют отдавать долг. Добро воспринимали как обязательство. Если не хочешь значит, ты плохой ребёнок. Я тащил это на себе долго.
Я повернулся к жене, покачал головой, тяжело сказав:
Не хочу, чтобы Пётр жил с чувством вины. Пусть знает, что любовь не сделка, а семья не про долги.
Утром Пётр снова подошёл к мне с телефоном, хмурый, нервно потирая нос.
Я написал. Можно посмотреть? Всё правильно?
В сообщении было: «Спасибо за фото, но я не приеду. Не хочу подарки, за которые нужно чтото делать. Мне хорошо дома». По индикатору в мессенджере Раиса прочитала, но не ответила.
У меня защемило сердце от гордости. Сыну, которому семь, уже ясно, что отказ не каприз, а защита. Мы не избавились полностью от Раисы, проблему не решили одним махом, но сделали главное защитили сына и показали, что не стоит становиться удобной жертвой чьейто «любви», нагруженной обязательствами.
