В гости приехали родители мужа на три дня, а их сын уже давно живет отдельно. Дверь в квартиру открыла Злата не сразу она стояла в холле с ключами в руке, будто не узнав звонок. Пальто ещё мокрое, зонт полон капель, а на пакете с молоком рваная ручка. Вечер подходил к концу, подъезд уже пах ужином и котом, чей мех был смазан маслом.
За дверью остановилась Галина Петровна. На ней вязаный шапочный платок, лакированные туфли, чемодан на колёсиках, в руках пакет с горячим чаем. Голос её напоминал актрису из советских фильмов живой, но с ноткой драмы.
О, свет мой ясный! Я к вам на три дня! С пирогом, вишнёвым. Паша любит его, прошептала она, пока Злата лишь тяжело выдыхала. Ну, я же не знала, что код поменяли! Я уже собиралась уезжать, а потом с чемоданом обратно еле нашла дворника, спросила у него новый код.
Злата кивнула, будто за её спиной ктото шёл, хотя в квартире было неприятно тихо.
А где Паша? спросила Галина, переобувшись, в прихожей свободен только один крючок, нет его куртки, нет ботинок, нет даже его запаха. Позже будет, да? Мы вместе ужинаем, я привезла плов. Отец Паши, Пётр, уже скоро придёт, у него были дела у знакомого. А Саша? Еще в детском саду?
Злата улыбнулась коротко, как будто ктото дернул ей за ниточку.
У него совещание затянулось, ответила Галина, глаза её быстро бегали по комнате. На полке только одна чашка, в ванной половина флакона шампуня, на холодильнике висят детские рисунки, а фотографии Паши исчезли.
Галина поставила пирог на стол, раскрыла контейнер с пловом и взяла Златыну руку.
Главное, не волнуйся. Всё проходит. Выдохни, сядем, поедим. Пётр придёт, посмеёмся. Он хороший человек.
Злата кивнула, села, взяла тарелку, но не ела. Чайник закипел громко, будто ругался.
Позже они пошли за Сашей. Галина несла варежки и термос с компотом, Злата шла молча, держась за рукав. В лифте им навстречу попалась соседка Лена, которая, не скрывая привычного быстрого темпа, бросила:
Злата, твой бывший опять с той «красивой» из магазина? С коляской? И ребёнком не возится совсем, да?
Галина сжала губы, не глядя ни на Злату, ни на Лену.
Лена лишь выдохнула Злата.
Что? Я говорю правду, всё и так знают.
Вечером, когда Галина вытащила одеяло из шкафа и аккуратно раскладывала постель на диване, она задержалась, долго держала подушку в руках и, не глядя, прошептала:
Он ушёл? Где мой сын? Что случилось?
Злата стояла в дверях кухни, спина прямая, руки на чайнике.
Три месяца назад сказал, что идёт на встречу, и не вернулся, произнесла она.
К ней? спросила Галина.
Злата молчала, лишь взглянула в сторону.
Галина села, положила одеяло рядом, достала маленький пирог в пластиковой форме.
Пекла специально для вас. Он же говорил, что у вас всё хорошо Что вы вчетвером хотите летний отдых Он же
Вдруг она задохнулась, как будто поднималась по крутому лестничному маршуту. Злата подошла, но не коснулась, лишь поставила рядом чашку чая.
В комнате стало тихо, за окном гудел старый троллейбус. Злата стояла у окна, Галина сидела, не шевелясь. У каждой своя тишина.
В коридоре хлопнула дверь Пётр всегда закрывал её с силой, будто хотел напомнить о себе. Он вошёл в куртке с меховым воротником, в руке пакет мандаринов и газета.
Добрый вечер, красавицы! Мандарины Краснодарские, сладкие, как в детстве.
Он снял куртку, прошёл к кухне. Тишина и три взгляда усталый взгляд Златы, тревожный взгляд Галины и радостный детский взгляд Саши, который, услышав голос деда, бросился к нему, схватившись за штанины.
Что замолчали? спросил Пётр. Я не вовремя?
Паша начала Галина, но голос прервался. Она посмотрела на Злату, будто ищет разрешения.
Паша ушёл, сказала Злата спокойно, будто повторяла это сто раз. Три месяца назад.
Пакет с мандаринами мягко упал на стол, газета последовала за ним. Пётр сел, молча смотрел в окно, будто искал объяснение.
Что вы тут натворили? вдруг воскликнул он. Ты её довела, Злата. Давила, как гвоздь в дерево. Я его не узнавал он шёл домой, как на каторгу!
Пётр, прошептала Галина.
Что? Всё скрыто, а теперь здравствуйте! Ты его просто махнул рукой. Испортила.
Злата лишь взяла чашку и отнесла её к раковине, но осталась в комнате, стоя спиной, словно решала, уйти или остаться.
Галина помялась, подошла к Пётру, сжала ему плечо. Он не сразу отреагировал.
Он говорил, что у вас всё хорошо. Саша здоров, ты молодец, планируете отдых. Ты понимаешь, что он лгал? её голос дрожал. Мне, маме.
Пётр поднял глаза, впервые не зная, что ответить.
Я я думал он запнулся. Он ведь не ребёнок, сам решает. Может, у него ктото
У него давно ктото, сказала Злата, не оборачиваясь. Он живёт с ней, с той, с которой переписывался в ванной.
Пётр встал, вышел на балкон, зажёг сигарету в сумерках, словно маяк. Он редко курил, но сейчас сделал исключение.
Я позвоню ему, говорила Злата. Пусть сам объяснит.
Галина лишь закрыла глаза.
На экране телефона высветилось имя «Паша». Звонок, гудки, затем голос, усталый:
Алло?
Приходи. Сейчас. Папа с мамой здесь, Саша. Нужно поговорить.
Пауза, затем «Хорошо» и снова гудки.
Злата посмотрела в окно, где ктото чётко стирал дорожку от снега. Белая ночь, зимняя, безмолвная.
Через двадцать минут щёлкнул замок. Паша вошёл, как в чужую квартиру, в том же пуховике, из которого Злата однажды достала жвачки и чеки. Волосы слегка растрёпаны, аромат чужих духов едва уловим. Он остановился у порога.
Всем привет сказал он глухо.
Саша подбежал, но замер в полушаге. Паша неловко присел, притянул его к себе.
Привет, дружок. Как ты?
Ты с нами не живёшь, сказал Саша без упрёка, просто как факт.
Паша прижал его к себе, но глаза не поднял.
Кухня погрузилась в молчание. Пётр вышел с балкона, запах дыма следовал за ним. Галина смотрела на сына, будто видела его впервые.
Ты мне говорил начала она. Что всё хорошо, что ты молодец, что Саша счастлив. Ты меня обманул, Паша?
Я не хотел вас расстраивать, отвечает он.
А её? кивнула Галина в сторону Златы. Ты её не хотел расстраивать? Или тебе было проще исчезнуть?
Пётр вдруг произнёс тихо:
Что ты, мать, свою подставил?
Паша сел, положил руки на стол, как будто сдавался.
Я не обязан никому, ни вам, ни ей. Я ушёл, потому что не хотел врать. Я с Златой больше не мог, и с вами тоже.
Ушёл, потому что было легче, чем оставаться и говорить, как мужчина, бросила Галина. Ты предал не только её, но и нас, и самого себя.
Злата сидела в углу, молча, как будто уже всё знала.
Галина подошла к сыну, прикоснулась к его плечу, ладонь дрожала.
Ты был лучше, Паша. Я помню тебя другим.
Он ничего не ответил, лишь закрыл глаза.
Саша выглянул в кухню, стоя в дверях и наблюдая.
Паша встал, отступил на шаг, лицо стало твёрдым, словно маска. Он резко развернулся и вышел, хлопнув дверь не громко, но чётко, как точка в конце предложения.
Наступило утро. За окном промозглый свет, свежий снег на подоконнике. Пётр снова читал газету, Саша ел кашу, Галина чтото перекладывала на кухне, а Злата стояла у окна.
Она выпрямилась, голос стал ровнее:
Я могу собрать ту технику, что вы мне дарили: микроволновку, мультиварку, чайник. Заберите, если хотите. Я всё равно планирую ремонт. Перемены не помешают, просто кажется правильным расчистить всё до основы.
Галина резко повернулась.
Ты с ума сошла? Утро только началось, а ты уже о вещах думаешь. Нам нечего делить. Мы не крахоборы. Нужно извиниться, а не забирать технику.
Саша в это время играл машинками на ковре, потом выглянул:
Бабушка, а папа придёт?
Галина глубоко вдохнула, опустилась рядом, погладила его по голове.
Придёт, Сашенька, но чуть позже. Сейчас хочешь мультик?
Саша кивнул.
Злата стояла у дверного косяка, без слёз и без злости, лишь с внутренней глухой тишиной, как после долгого шума, когда звуки уходят, а в ушах остаётся пустота. Она поставила чайник, он зашумел, как фон их молчания. Впереди обычный день, но с ощущением нового начала.
В ванной пахло мылом и сухим воздухом. Галина мыла раковину, медленно, будто медитировала. Злата вошла, хотела взять полотенце, но замерла.
Оставь, сказала Галина, не оборачиваясь. Я сама.
Злата не ответила, взяла полотенце и положила его рядом, постояв.
Я не злилась на вас, сказала она наконец. Я просто устала объяснять, что в этом не виновата только я.
Галина оперлась на край раковины, покачала головой.
А я злилась на себя. Что не увидела, что не хотела видеть. Я думала, у вас всё: любовь, семья, счастье. Я всем так рассказывала.
Злата кивнула. Две женщины стояли в тесной ванной, связанные сыном, домом, прошлым.
Прости, прошептала Галина. За всё. Я думала, ты ничего не можешь удержать, а теперь понимаю, что ты держала нас всех, даже когда не надо было.
Злата села на край ванны, тихо:
Я буду держать себя. Только себя. Больше никого.
Из кухни донёсся голос Саши: «Мама, где носки с акулами?» и чтото грохнуло.
И его, добавила Злата. Его ещё немного подержу.
Они улыбнулись, не растерянные, а поженски, с опытом и искренностью.
Позже у двери они долго обнимались. Пётр стоял рядом, неловко переминался с ноги на ногу.
Я тоже был неправ, пробормотал он. Нас, мужчин, не учат говорить, ни в детстве, ни потом.
Учитесь, сказала Злата. Пока есть с кем говорить.
Он кивнул.
Саша выбежал, обулся сам, чуть в не те ботинки, и бросился по лестнице.
Мы тебя позовём, сказала Галина. Или ты нас. Мы всё равно теперь родня, куда нам деться.
Злата кивнула и обняла его.
Квартира была почти пустой: скромная мебель, коробки у стены, на подоконнике одна кружка. Злата поставила в неё ложку, залила горячей водой, открыла окно, и в комнату впустила прохладу и чтото новое.
Саша лежал на полу, рисовал зелёным фломастером небо.
Почему не голубым? спросил он.
Потому что весна будет, ответил он. А весна зелёная.
Злата наблюдала, как он проводит рукой по листу, потом поправила ему воротник.
Пойдём потом за хлебом? спросила она.
Да! И за мандаринами, только с листиками! воскликнул Саша.
Она улыбнулась.
За окном гудел трамвай, ктото смеялся внизу, свет падал на пол. В этом свете было всё: и боль, и прощение, и новое начало.
Злата села рядом, просто посидела, без страха. Впервые без страха.
Так в обычных буднях иногда всплывает простая истина: прощение начинается внутри, а не снаружи, и только укреплённое собой сердце может держать всё вокруг.
