**Дневниковая запись**
Всё шло своим чередом в воспитании тройняшек пока один из них не начал говорить необъяснимое.
Мы растили их одинаково, но однажды младший стал произносить вещи, которые семилетний ребёнок знать не должен.
С самого рождения люди шутили, что мы их не различим. Поэтому мы купили им галстуки-бабочки: синий, красный и бирюзовый. Три одинаковых мальчика с одинаковыми шалостями, своим тайным языком и странной привычкой заканчивать фразы друг за друга. Было чувство, будто растишь одну душу в трёх телах.
Но потом Илья тот, что в бирюзовом стал просыпаться в слезах. Не от кошмаров. От того, что он называл воспоминаниями.
«Вы помните старый дом с красной дверью?» спросил он однажды утром.
Мы не помнили. В нашем доме никогда не было красной двери.
«Почему мы больше не видим тётю Ларису? Она всегда давала мне мятные конфеты.»
Мы не знали никого с таким именем.
А потом пришла ночь, когда он прошептал: «Скучаю по папиной зелёной «Волге» той с вмятиной на крыле.»
У нас никогда не было «Волги».
Сначала мы смеялись детская фантазия. Но тон Ильи не был шутливым. Он говорил с тихой уверенностью, будто вспоминал свою собственную жизнь.
Вскоре он начал рисовать. Страницу за страницей один и тот же дом: красная дверь, тюльпаны в саду, плющ, ползущий по трубе. Братья находили это «крутым». Илья же выглядел печальным, будто потерял что-то важное.
Однажды, пока я рылся в гараже, он спросил про свои старые боксёрские перчатки.
«Ты не занимаешься боксом, сынок», ответил я.
«Занимался», тихо сказал он. «До падения.» Он дотронулся до затылка.
Тогда мы отвели его к врачу. Педиатр направил нас к психологу. Доктор Соколова выслушала и сказала, что воспоминания Ильи не просто детские фантазии. «Некоторые называют это памятью прошлых жизней», объяснила она. «Спорно, но для ребёнка реальность.»
Я не хотел верить. Но потом доктор Петрова, исследовательница, спросила Илью во время видеозвонка:
«Как тебя звали раньше?»
«Андрей», ответил он. «Андрей Морозов или Мороз. Я жил в Твери. В доме с красной дверью.»
Он рассказал, как упал с лестницы, поправляя флаг. Удар головой. Боль. Темнота.
Через несколько дней доктор Петрова позвонила. Она нашла запись: Андрей Морозов, Тверь. Погиб в 1987 году в семь лет. Черепно-мозговая травма после падения.
Фотография, которую она прислала, едва не остановила моё сердце. Мальчик был как две капли воды похож на Илью. Те же кудри. Те же глаза.
После этого Илья будто успокоился. Рисунки прекратились. Странные воспоминания поблёкли. Он снова стал играть с братьями, смеясь, как раньше.
Но потом пришло письмо. Без обратного адреса. Внутри фотография дома с красной дверью, тюльпанами, трубой в плюще. Подпись дрожащим почерком: *Думала, вам понравится. Тётя Лариса*
Мы никому не рассказывали о тёте Ларисе. Кроме Ильи. И доктора Петровой, которая после этого бесследно исчезла.
Годы спустя, когда Илье исполнилось пятнадцать, я нашёл под его кроватью коробку из-под обуви. Внутри один-единственный мячик, синий с зелёными полосками. На дне записка детским почерком: *Для Ильи от Андрея. Ты нашёл его.*
Когда я спросил, откуда это, Илья улыбнулся.
«Некоторые вещи не требуют объяснений, пап
