Когда мне стукнуло тринадцать, я научился прятать голод — и стыд.

Когда мне было тринадцать, я научился прятать голод и стыд. Мы жили в простом районе Подольска так бедно, что часто приходилось идти в школу без завтрака. На переменах, когда одноклассники вытаскивали из рюкзаков яблоки, печенье и бутерброды, я делал вид, что читаю, опускал голову, чтобы никто не услышал, как тихо урчит мой желудок. Но сильнее всех болел не голод, а одиночество.

Однажды меня заметила девочка. Она не произнесла ни слова, а просто положила на мой стол половину своего обеда. Я покраснел, хотел отказаться, но она лишь улыбнулась. На следующий день повторила то же, а потом снова. То кусок пирога, то яблоко, то булочка для меня это был целый мир. Впервые я почувствовал, что меня видят, а не только мою бедность.

Через несколько недель её семья переехала в Новосибирск, и она больше не появлялась в школе. Я каждый день ждал, будто она войдёт, сядет рядом и скажет: «Вот, держи». Но дверь оставалась пустой. Её доброта не уехала с ней она осталась во мне.

Годы пролетели, я вырос, стал отцом. Иногда вспоминал её, как чудо, спасшее один день. Вчера моя дочь, Алина, вернулась из школы и спросила:
Папа, сделаешь мне завтра два бутерброда?
Два? удивился я. Ты обычно не доедаешь даже один.
Она посмотрела на меня серьёзно:
Один для мальчика из моего класса. Он сегодня не ел.
Я поделился с ним своим обедом. В этот момент меня охватило чувство: в её жесте я увидел ту же девочку, ту, что однажды поделилась со мной хлебом, когда мир молчал. Её доброта не исчезла. Она прошла сквозь годы, сквозь меня, и теперь живёт в моей дочери.

Я вышел на балкон, посмотрел в ночное небо, и слёзы сами по себе скатились по щекам. Тогда я ощутил всё голод, благодарность, боль и любовь. Может быть, та девочка давно меня забыла, может, никогда не узнает, как изменила мою жизнь. Но я запомню её навсегда.
Одна добрая поступка способна пройти сквозь поколения. И сейчас я точно знаю: пока моя дочь делится своим хлебом с другими детьми, доброта живёт.

Rate article
Когда мне стукнуло тринадцать, я научился прятать голод — и стыд.