Всю свою жизнь я отдавала себя детям, пока в 48м возрасте не открыла, что такое настоящая жизнь.
Элоди сидела на старом диване в своей квартире в Лионе, глядя на выцветший обои, который не менялся двадцать лет. Её руки, покрытые следами бесчисленных стирок, готовки и уборки, без напряжения лежали на коленях. Три ребёнка, муж, семья всё, что у неё было. Но в шестьдесят лет она внезапно осознала: всю жизнь она была не матерью и не женой, а служанкой в собственном доме, где её желания и мечты растворились в бесконечной рутине.
Дети Тёо, Камилла и Леа стали её вселенной. С самого рождения Элоди перестала думать о себе. Она просыпалась в пять утра, готовила завтрак, одевала их в школу, проверяла домашние задания, стирала их одежду, пока её собственные платья плыли в темноте шкафа. Когда Тёо болел в детстве, она сидела у него ночами, забывая про сон. Когда Камилла захотела танцевать, Элоди отложила всё, чтобы оплатить занятия. Когда Леа мечтала о новом телефоне, мать брала подработки, чтобы исполнить желание. О себе она никогда не спрашивала. Считала, что её долг отдавать всё до последней капли.
Оливье, её супруг, не отличался. Вернувшись с работы, он садился перед телевизором и ждал ужина, как будто это было законом. « Ты мать, это твой долг », говорил он, когда Элоди жаловалась на усталость. Она молчала, проглатывая слёзы, и продолжала крутиться, как белка в клетке. Её жизнь сводилась к одному делать других счастливыми, получая взамен лишь крошки внимания. Дети росли, становились самостоятельнее, но требования не исчезали: « Мам, принеси чтонибудь вкусное», « Мам, постижи мои джинсы», « Мам, дай деньги в кино». Элоди подчинялась, как автомат, не замечая, как ускользает её собственная жизнь.
В сорок восемь лет она была будто тень. В зеркале отражалась женщина с усталыми глазами, седыми волосами, которые она не успела окрасить, и грубыми от труда руками. Однажды подруга Аурели сказала ей: « Элоди, ты живёшь для других. А где ты сама? » Слова задели её, но она лишь пожала плечами. Разве могла она поступить иначе? Её роль мать, жена, заботиться о семье. Тем не менее внутри зажглась искра, крохотный свет, готовый всё изменить.
Триггер произошёл неожиданно. Однажды Камилла, уже взрослая, бросила: « Мам, ты опять плохо постирала мои вещи, они испорчены! » Элоди, которая всю ночь гладила одежду, замерла. Чтото внутри сломалось. Она посмотрела на разбросанные вещи, на кухню, заваленную посудой, и поняла: больше не может. В тот вечер она не готовила ужин. Впервые за двадцать лет она заперлась в своей комнате и заплакала не от горечи, а от осознания, что жизнь ускользнула.
На следующий день Элоди сделала то, чего никогда не решалась: пошла к парикмахеру. Сидя в кресле, она наблюдала, как её тусклые волосы падают под ножницы, чувствуя, как тяжесть прошлого отваливается. Она купила себе платье первое за многие годы не задумываясь, понравится ли оно семье. Записалась на уроки живописи, о которых мечтала в юности, но отложила ради других. Каждый маленький шаг был как глоток воздуха после долгого подводного погружения.
Дети были поражены. « Мам, ты больше не будешь готовить? » спросил Тёо, привыкший к её преданности. « Да, но не всегда. Учитесь справляться сами», ответила Элоди, голос её дрожал от страха и решимости. Оливье пробурчал, но теперь её не мучала его недовольство. Она научилась говорить «нет», и это слово стало её освобождением. Любовь к семье не исчезла, но впервые она поставила себя на первое место.
Через год Элоди видела мир иначе. Она писала картины, которые выставляла на местных рынках. Смеялась больше, чем плакала. Её квартира в Лионе уже не была складом чужих вещей это было её пространство, напоённое ароматом кофе и краски. Дети начали помогать, хоть сначала и сопротивлялись. Оливье всё ещё ворчал, но Элоди знала: если он не примет её такой, какая она есть, она уйдёт. Она больше не была служанкой. В сорок восемь лет она наконец нашла себя.
