Хранитель двора
Сергей Михайлович сидел в своей будке у шлагбаума и наблюдал, как дождь стучит по раскалённому асфальту, будто бы играя в чечётку. Пар от тёплой земли поднимался густой, и казалось, что изза угла появится не черный джип очередного жильца, а призрачный всадник на бледном коне. Воздух был тяжёлым, влажным и сладковатым от запаха мокрой липы.
Он приоткрыл окно, дабы проветрить, и в щель сразу ворвалась раскалённая летняя гроза. Сергей Михайлович сделал глоток остывшего чая из гранёного стакана и потянулся к радиоприёмнику. Поймал старую волну, где хриплый баритон пел о любви и черёмухе. В такую погоду мысли приходили легко. А о чём же думать?
Пятнадцать лет он охранял этот тихий закрытый двор, становясь свидетелем крошечных драм и радостей его обитателей. Он знал, что семья из 45й квартиры бесконечно ссорится по утрам, ведь у неё всегда «вылетает», как ошпаренное, а он ворчал им вслед. Знал, что рыжий кот из второго подъезда, зовут Чубайс, но на ошейнике выгравировано имя Геннадий. Знал, что подросток из одиннадцатого этажа тайком курит за углом, полагая, что его никто не видит.
Будка его была своеобразным центром мироздания. Сюда приносили потерянные ключи, сюда прибегали дети, просившие позвонить родителям, когда те забывали забрать их из школы. Однажды принесли щенка в картонной коробке. Сергей Михайлович оставил его себе. Теперь пёс по кличке Тучка спал в его будке, посапывая во сне.
Дверь будки скрипнула. На пороге стояла вся промокшая девчонка лет восьми, Аграфена из 33й квартиры, сжатая в руках помятый букет из одуванчиков и какойто придорожной травы.
Здрасьте, прошептала она. Это вам.
Мне? удивился Сергей Михайлович. С чего же?
Мама говорит, вы нас всегда выручаете. А папа вы столп этого двора. Я не знаю, что такое «столп», но, наверно, чтото очень важное, как столб, который всё держит.
Сергей Михайлович принял букет. Одуванчики давно осыпались, оставив голые зелёные ножки, но пахло от них мёдом и детством.
Садись, просушись, буркнул он, указывая на табурет. Чай будешь?
Девчонка кивнула, сняв мокрые сандалики. Он налил ей чаю в железную кружку с изображением медведя. Они сидели молча, слушая, как дождь стихает, превращаясь в мягкий убаюкивающий шёпот. Тучка проснулся и тыкался носом в ладонь Аграфены, выпрашивая внимание.
Почему вы всегда здесь? спросила девчонка, разглядывая старые календари на стене.
Чтобы такие, как ты, не терялись, ответил Сергей Михайлович. И чтобы ключи находились. И чтобы ГеннадийЧубайс домой вовремя возвращался.
Вы, как герой, серьёзно заключила Аграфена.
Я и есть герой, так же серьёзно сказал он. Только плащ мне не выдали. Выдали вот эту будку и шлагбаум.
Он проводил девчонку до подъезда, когда дождь окончательно прекратился. Возвращаясь, заметил, как изза угла вынырнул тот самый подросток. Мальчишка замялся, увидев его, и судорожно сунул руку с сигаретой в карман.
Не прячь, сказал Сергей Михайлович. Всё равно видно и пахнет.
Вы маме не скажете? испуганно буркнул он.
А зачем? Твоё дело. Но лёгкие тоже твои. Думай.
Он прошёл мимо, оставив юношу в лёгком ступоре.
Вечером, когда небо очистилось и стало тёмносиним, а в лужах вспыхнули первые звёзды, Сергей Михайлович закрывал шлагбаум. Он бросил последний взгляд на свой двор уже затихающий, засыпающий. В окнах зажигались огни, ктото смеялся за открытым окном, пахло жареной картошкой и душистым укропом.
Он погладил Тучку по голове, потушил свет в будке и запер дверь на ключ. Обычный день закончился. Никто не нёс благодарностей, его имя не печатали в газетах. Но он был тем самым «столпом» тем, кто держит, тем, к кому можно прийти с букетом помятых одуванчиков в самый ненастный день.
И это было важнее, чем кажется на первый взгляд. Он шёл домой в свою крошечную квартирку в том же дворе и чувствовал себя не просто сторожем, а хозяином небольшой, но очень важной вселенной.
Но следующее утро встретило Сергея Михайловича неприятным сюрпризом: ктото ночью помял его будку. На боковой стене образовалась вмятина, будто в неё врезалась машина, а дверь теперь скрипела, тяжело открываясь.
Тучка, встревоженный, крутился у ног, тыкая носом в повреждённый металл и тихо скулит. Сергей Михайлович обошёл будку кругом, оценил вмятину, хмыкнул. Он не стал никого ругать в пустоту и не искал виновника. Просто вздохнул, открыл скрипучую дверь и принялся за утренний чай. Проблему надо решать, а не обсуждать.
Первой, кто заметил происшествие, была, конечно, Аграфена. Она шла на летнюю площадку с ярким рюкзачком.
Ой! воскликнула она, округлив глаза. Ваш домик побили!
Ничего, залатаем, спокойно ответил сторож. Домик, как человек, тоже может получить синяк. Главное, чтобы внутри всё было цело.
Новость в тихом дворе разнеслась молниеносно. К будке начали подходить жильцы.
Сергей Михайлович, что это за безобразие? возмутилась пожилая женщина из третьего подъезда, Галина Петровна. Ночью тут шлялись, на машине своей громкой, я слышала! Наверно, они!
Да в полицию надо сообщать, пусть разбираются, предложил ктото.
Не надо в полицию, отрезал Сергей Михайлович. Разберёмся сами.
Подошёл тот самый подростоккурильщик, Дима. Руки в карманах, взгляд исподлобья, но в глазах неподдельный интерес.
Жёстко вмяли, констатировал он, пытаясь сохранить равнодушный тон. Молотком бы по обратной стороне Выправить можно.
Сергей Михайлович посмотрел на него с новым интересом.
Разбираешься?
С отцом в гараже ковыряемся иногда, пожал плечами Дима.
И тут произошло удивительное. Двор, обычно разобщённый, вдруг объединился вокруг одной цели починки будки. Галина Петровна принесла домашние пирожки «чтобы силы были». Мужик из 12й квартиры, вечно спешащий и хмурый, Алексей, оказался обладателем зелёной автомобильной краски, подходящей под цвет. Он же привёз небольшой домкрат, чтобы аккуратно выпрямить металл.
Дима оказался главным инженером. Он деловито осмотрел повреждение, потер подбородок и выдал вердикт:
Домкратом маловато будет. Надо изнутри давить и молотком простучать. У когонибудь есть монтировка?
Нашёлся и монтировочный ломик.
Работа закипела. Сергей Михайлович стоял в стороне, пил чай и смотрел, как его будка, его маленькая крепость, спасает целый народный отряд. Даже ГеннадийЧубайс пришёл и уселся на тротуаре, наблюдая за процессом с видом королевского инспектора.
Аграфена бегала вокруг, подавала инструменты, распределяя их на «большие», «маленькие» и «очень блестящие». Тучка вилял хвостом и лаял на каждый удар молотка, принимая самое активное участие.
К полудню самое страшное было позади. Вмятина почти разгладилась, остались лишь небольшие следы. Алексей, вспотевший, но довольный, уже готовился грунтовать и подкрасить повреждённое место.
Как новенькая будет, Сергей Михайлович! крикнул он, широко улыбаясь. Сергей Михайлович в ответ молча поднял гранёный стакан с чаем жест, который значил больше, чем слова.
В тот момент во двор въехал чёрный блестящий внедорожник. Окно со стороны водителя опустилось, и оттуда показалось красное, невыспавшееся лицо.
Эй, сторож! Шлагбаум открой, чего всё здесь собрались? Делать нечего?
Все замерли. Это был тот самый жилец с верхнего этажа, который постоянно недоволен и спешит кудаугодно.
Сергей Михайлович медленно вышел из будки, не спеша к пульту. Он посмотрел на мужчину в машине, затем обвел взглядом всех собравшихся: Аграфену с широко открытыми глазами, Диму с молотком в руке, Алексея с кисточкой, Галину Петровну с пирогами.
Он почувствовал себя не сторожем, а капитаном корабля.
Объездной путь свободен, спокойно сказал он. Шлагбаум будет закрыт на технический перерыв.
Что?! взорвался водитель. Да я тебя
Мы тут, перебил его вдруг Алексей, делая шаг вперёд. Его голос был тихим, но твёрдым. Он вытер руки о тряпку. Ремонт у нас. Объезжайте.
Мужчина в машине осёкся. Он посмотрел на собравшихся на мужчину с кисточкой, на подростка с молотком, на старушку с суровым лицом, на ребёнка. Он увидел, что они все вместе. И что эта будка не просто будка. Чтото пробормотал, потом внедорожник резко развернулся и укатил в объезд.
Воцарилась тишина, а потом Дима не выдержал и фыркнул. Фырканье переросло в смех. Подхватила Аграфена, за ней Галина Петровна. Даже Алексей улыбнулся.
Сергей Михайлович вернулся к пульту и открыл шлагбаум. Угроза миновала. Он посмотрел на свою будку. Да, теперь у неё был «боевой шрам», который скоро скроет свежая краска. Но этот шрам стал знаком чегото большего, чем простая глупость. Он напомнил о том, о чём он всегда догадывался, но лишь сегодня увидел в полной мере.
Он был не просто сторожем. Он был тем, вокруг кого двор, сам того не зная, собирался в одно целое, склеиваясь, как треснувшая чашка, надёжным и незаметным клеем. И его будка была центром этого маленького мира. И он охранял его.
