На свадьбе сын назвал мать «зачарой» и «нищенкой», приказал ей уйти. Но она схватила микрофон и начала выступление
Ольга Петровна стояла в дверях комнаты, чуть приоткрыв щель, чтобы не мешать, но и не пропустить важный момент. Её взгляд был одновременно гордостью, нежностью и чемто почти священным. Саша стоял перед зеркалом в светлом смокинге с бабочкой, которую подгоняли шутки друзей.
Всё выглядело, будто съёмка фильма: он подтянутый, красивый, спокойный. А в душе Ольги сжалось от боли: ей казалось, что она лишняя в этом кадре, будто её нет в этой жизни, будто её не позвали.
Она поправила оборку старого платья, представляя, как бы оно выглядело с новым жакетом, который планировала надеть завтра ведь она уже решила пойти на свадьбу, даже без приглашения. Но, не успев сделать шаг вперёд, как только Саша, будто почувствовав её взгляд, обернулся, и его лицо мгновенно изменилось. Он подошёл, закрыв дверь, и остался в комнате.
Мама, нам придётся поговорить, сказал он ровно, но уверенно.
Ольга выпрямила спину, сердце стучало безумно.
Конечно, сынок. Я я купила те туфли, помнишь, я тебе показывала? И ещё
Мама, перебил он. Я не хочу, чтобы ты приходила завтра.
Ольга застывала, сначала не осознала смысл сказанного, будто разум отказывался впускать боль в сердце.
Почему?.. её голос дрожал. Я же Я же
Потому что это свадьба. Там будут люди. Ты выглядишь ну не совсем как надо. И твоя работа Мама, пойми, я не хочу, чтобы обо мне думали, что я из какогото дна.
Его слова падали, как морозный дождь. Ольга попыталась возразить:
Я записалась к стилисту, сделаю прическу, маникюр У меня есть скромное платье, но
Не надо, опять перебил. Не портите. Ты всё равно будешь выделяться. Пожалуйста, просто не приходи.
Он вышел, не дождавшись ответа. Ольга осталась одна в полутёмной комнате. Тишина окутала её, словно вата. Всё стало приглушённым даже её дыхание, даже тикание часов.
Она сидела неподвижно долго. Затем, будто толчком изнутри, поднялась, достала из шкафа старую запылённую коробку, открыла её и вынула альбом. От него пахло газетной бумагой, клеем и забытыми днями.
На первой странице пожелтевшее фото: крошка в мятом платье стоит рядом с женщиной, у которой в руках бутылка. Ольга вспомнила тот день мать тогда кричала на фотографа, затем на неё, затем на прохожих. Через месяц её лишили родительских прав, и она попала в детский дом.
Страница за страницей как удары. Групповое фото детей в одинаковой форме, без улыбок. Строгая воспитательница. Тогда она впервые ощутила, что значит быть никому не нужной. Её били, наказывали, оставляли без ужина. Но она не плакала. Плакали лишь слабые, а слабых не жалели.
Следующий раздел юность. После выпускного она устроилась официанткой в придорожное кафе. Было тяжело, но уже не страшно. Появилась свобода и это завораживало. Она стала аккуратной, начала подбирать одежду, шила себе юбки из дешёвой ткани, завивала волосы постарому. Ночами училась ходить на каблуках, лишь бы почувствовать себя красивой.
А потом случайность. В кафе произошёл переполох: она нечаянно пролила томатный сок на клиента. Паника, крики, администратор яростно требовал объяснений. Она пыталась оправдаться, но все были злы. И тут Виталий высокий, спокойный, в светлой рубашке вдруг улыбнулся и сказал:
Это же просто сок. Случайность. Дайте девушке работать спокойно.
Ольга была поражена. Никогда к ней так не обращались. Руки дрожали, когда она брала ключи.
На следующий день он принёс цветы, поставил их на стойку и сказал: «Хочу пригласить вас на чашку кофе. Без обязательств». Улыбка была такой, что она впервые за многие годы почувствовала себя не «официанткой из детдомика», а женщиной.
Они сидели на скамеечке в парке, пили кофе из пластиковых стаканчиков. Он рассказывал о книгах, путешествиях. Она о детском доме, о мечтах, о снах, где у неё есть семья.
Когда он взял её за руку, она не могла поверить. Мир будто изменился: в этом прикосновении было больше нежности, чем за всю её жизнь. С тех пор она ждала его. И каждый раз, когда он появлялся в той же рубашке, с теми же глазами, она забывала, что такое боль. Ей было стыдно за свою бедность, но он, будто не замечая этого, говорил: «Ты красива. Просто будь собой».
И она поверила.
Лето оказалось тёплым и долгим. Ольга вспоминала его потом как самый светлый период жизни главу, написанную любовью и надеждой. Вместе с Виталием они ездили к реке, гуляли по лесу, часами болтали в маленьких кафе. Он познакомил её со своими друзьями умными, весёлыми, образованными. Сначала она смущалась, чувствовала себя чужой, но Виталий сжимал её ладонь под столом и этот жест давал силы.
Они встречали закаты на крыше дома, приносили туда чай в термосе, укутывались в плед. Виталий делился мечтами о работе в международной компании, но говорил, что не хочет навсегда покидать страну. Ольга слушала, затаив дыхание, запоминая каждое слово, ведь чувствовала, что всё это слишком хрупко.
Однажды он шутливо, но слегка серьёзно спросил, как бы она отнеслась к свадьбе. Она рассмеялась, скрывая смущение, и отводила взгляд. Но в душе вспыхнула мысль: да, да, тысячу раз да. Только боялась сказать вслух боялась испугать сказку.
Но сказку испугали другие.
Они сидели в том самом кафе, где Ольга когдато работала, когда всё началось. За соседним столиком ктото громко рассмеялся, потом раздался шип и в лицо Ольги попал коктейль. Жидкость стекала по щекам и платью. Виталий бросился, но было уже поздно.
За соседним столом сидела его двоюродная сестра. В её голосе злоба и отвращение:
Это она? Твоя избранница? Уборщица? Из детдомика? Это ты называешь любовью?
Люди смотрели. Ктото усмехался. Ольга не плакала. Она просто встала, вытерла лицо салфеткой и ушла.
С этого момента начался настоящий прессинг. Телефон трещал от злых шепотов, угроз: «Убирайся, пока не стало хуже», «Мы всем расскажем, кто ты», «У тебя ещё шанс исчезнуть». Начались провокации: её оклеветали перед соседями, пустили слухи, будто она воровка, проститутка, наркоманка. Однажды к ней подошёл старый сосед Яков Иванович и сказал, что к нему приходили люди, предлагали деньги, чтобы он подписал бумагу, будто видел, как она чтото выносила из квартиры. Яков отказался.
Ты хорошая, сказал он. А они гадовины. Держись.
Она держалась. Виталию ничего не говорила не хотела портить ему жизнь перед отъездом за границу: он собирался на стажировку в Европу. Ольга просто ждала, что всё пройдёт, что они всё выдержат.
Но не всё зависело от неё.
Незадолго до отъезда Виталий получил звонок от отца. Михаил Борисович Сидоров, мэр крупного города, влиятельный и жёсткий человек, назначил Ольге встречу в своём кабинете.
Она пришла скромно, но чисто одетая. Села напротив, выпрямилась, будто перед судом. Он смотрел на неё, как на пыль под ногами.
Вы не понимаете, с кем связались, сказал он. Мой сын будущее этой семьи. А вы пятно на его репутации. Идите. Или я сам позабочусь, чтобы вы ушли навсегда.
Ольга сжала руки на коленях.
Я его люблю, шепнула она. И он меня любит.
Любовь? пренебрежительно фыркнул Сидоров. Любовь роскошь для равных. А вы не равны.
Она не сломалась. Вышла, подняв голову. Ничего не сказала Виталию. Верила, что любовь победит. Но в день отлёта он улетел, так и не узнав правды.
Прошла неделя, и её позвал владелец кафе Степан, всегда недовольный. Сказал, что исчезли товары, и будто ктото видел, как она чтото вынесла из подсобки. Ольга ничего не поняла. Появилась полиция, началось расследование. Степан указал на неё. Другие молчали. Те, кто знал правду, боялись говорить.
Государственный адвокат был молод, измучен и равнодушен. В суде он говорил вяло. Доказательства ненадёжные, склеенные белыми нитями. Камеры ничего не показали, но показания «свидетелей» казались убедительнее. Мэр приложил усилия. Приговор три года колонии общего режима.
Когда за неё закрыли дверь камеры, Ольга поняла: всё, что было любовь, надежда, будущее осталось за решёткой.
Через несколько недель её начали мучить тошнота. Она обратилась в медцентр, сдала анализ. Результат положительный.
Беременная. От Виталия.
Сначала не могла дышать от боли. Потом наступила тишина. Затем решение. Выжить. Ради ребёнка.
Быть беременной в колонии ад. Дразнили, унижали, но она молчала. Поглаживала живот, разговаривала с малышом ночами. Думала над именем Саша. Александр. В честь покровителя. В честь новой жизни.
Роды были тяжёлые, но ребёнок родился здоровым. Когда она впервые взяла сына на руки заплакала. Тихо, без крика. Это была не отчаяние, а надежда.
На отделении ей помогали две женщины одна за убийство, другая за кражу. Грубы, но с уважением к новорождённому. Обучали, подсказывали, пели. Ольга держалась.
Через полтора года её условнодосрочно отпустили. На воле её ждал Яков Иванович с старым детским конвертом в руках.
Держи, сказал он. Нам отдали. Пойдём, тебя ждёт новое начало.
Саша спал в коляске, крепко обхватив плюшевого медвежонка.
Она не знала, как благодарить. Не знала, с чего начать. Но начинать пришлось сразу же.
Утро начиналось в шесть: Саша в яслах, она в офис, уборка. Затем автомойка, вечером подработка на складе. Ночью шитьё: серветки, фартуки, наволочки. День сменялся ночью, ночь днём, всё сливалось в туман. Тело болело, но она шла, как заведённая.
Однажды на улице встретила Ларису ту самую девушку из киоска у кафе. Та, увидев Ольгу, вскрикнула:
Боже Это ты? Живая?
А что было? спокойно спросила Ольга.
Прости Столько лет Слушай, ты знаешь, Степан разорился полностью, его выгнали из кафе. А мэр теперь в Москве. А Виталий женился. Уже давно. Но, говорят, несчастлив. Пьёт.
Ольга слушала, будто сквозь стекло. Чтото щипало внутри, но она лишь кивнула:
Спасибо. Удачи тебе.
И пошла дальше. Без слёз, без истерик. Только в ту ночь, укладывая сына, сидя на кухне, позволила себе одно заплакать. Не рыдая, а просто выпустив тишину боли из глаз. А утром снова встала и пошла.
Саша рос. Ольга старалась дать ему всё: первые игрушки, яркую куртку, вкусную еду, хороший рюкзак. Когда болел, ночевала у кровати, шептала сказки, делала компрессы. Когда упал и разбил колено, мылась в автомойке, пинала себя почему не успела. Когда захотел планшет, продала единственное золотое кольцо память о прошлом.
Мам, а почему у тебя нет смартфона, как у всех? спросил он когдато.
Потому что мне хватает тебя, Сашенька, улыбнулась она. Ты мой главный звонок.
Он привык, что всё появляется просто так. Что мама всегда рядом, всегда улыбается. Ольга прятала усталость, как могла. Не жаловалась. Не позволяла себе слабости, даже когда хотелось упасть и не встать.
Саша вырос. Став уверенным, харизматичным, учился хорошо, имел много друзей. Но всё чаще говорил:
Мама, купи себе уже чтонибудь. Нельзя же постоянно в этих тряпках.
Ольга улыбалась:
Хорошо, сынок, постараюсь.
А в сердце болело: неужели и он как все?
Когда он сообщил, что собирается жениться, она обняла его со слёзами:
Сашенька, как же я рада Я обязательно сшью тебе белую рубашку, хорошо?
Он кивнул, будто не слышал.
Потом последовал разговор, который всё в ней сломал. «Ты уборщица. Ты позор». Эти слова были как лезвия. Она долго сидела перед светильником маленького Саши в синих ползунках, с улыбкой, тянущей к ней.
Знаешь, малыш, шептала, я всё ради тебя. Жила только тобой. Но, наверное, пора жить и для себя.
Ольга подошла к старой банке, где откладывала «на чёрный день». Пересчитала. Достаточно. Не на роскошь, но на хорошее платье, парикмахера и маникюр. Записалась в салон на окраине, выбрала сдержанный макияж, аккуратную прическу. Купила элегантное синее платье простое, но идеально подходящее.
В день свадьбы она долго стояла перед зеркалом. Лицо было другим. Не измученной женщины с автомойки, а женщины с историей. Смотрела и не могла поверить. Даже накрасила губы впервые за много лет.
Сашенька, прошептала, сегодня ты увидишь меня такой, какой я была. Ту, которую когдато любили.
В ЗАГСе, когда она вошла, все обернулись. Женщины присмотрелись, мужчины украдкой поглядели. Она шла медленно, спиной прямо, лёгкой улыбкой. В её глазах не было ни упрёка, ни страха.
Саша заметил её не сразу. Когда узнал побледнел. Подошёл, прошипел:
Я же просил не приходить!
Ольга наклонилась к нему:
Я пришла не изза тебя. Я пришла за себя. И уже всё увидела.
Она улыбнулась Даше, слегка смутилась, но кивнула. Ольга села в стороне, не вмешивалась, просто наблюдалаИ когда последний аккорд вальса затих, Ольга, держась за микрофон, улыбнулась и объявила, что жизнь не репетиция, а главное представление.
