На свадьбе сын назвал мать «нищенкой» и «жертвой чужих прикрас», приказав ей уйти. Но она схватила микрофон и начала речь
Светлана Петровна стояла в дверях комнаты, едва приоткрыв щель, чтобы не помешать, но и не пропустить важный момент. Она наблюдала за сыном тем же взором, в котором смешались материнская гордость, нежность и почти священное чувство. Саша стоял перед зеркалом в светлом смокинге с бабочкойлапой, которую ему помогли сшить друзья.
Весь образ напоминал кадр из фильма подтянутый, красивый, спокойный. Но внутри Светланы сжималось невыразимое чувство: ей казалось, что она лишняя в этом кадре, будто её не существует в этой жизни, будто её не позвали.
Она осторожно поправила край своего старого платья, представляя, как оно выглядело бы с тем новым жакетом, который собиралась надеть завтра ведь она уже решила пойти на свадьбу, даже без приглашения. Но, не успев сделать шаг вперёд, как только Саша, будто ощутив её взгляд, обернулся, и выражение его лица мгновенно изменилось. Он подошёл, закрыл дверь и остался в комнате.
Мама, нам нужно поговорить, сказал он сдержанно, но уверенно.
Светлана выпрямилась. Сердце бешено забилось.
Конечно, сынок. Я я купила те туфли, помнишь, я тебе показывала? И ещё
Мама, перебил он. Я не хочу, чтобы ты пришла завтра.
Светлана замерла. Сначала она даже не осознала смысл слов, будто разум отказался впускать боль в сердце.
Почему?.. её голос дрожал. Я же я же
Потому что это свадьба. Там будут гости. Ты выглядишь ну не так, как надо. И твоя работа Мама, пойми, я не хочу, чтобы обо мне думали, что я из какогото дна.
Его слова падали, как лёд в метель. Светлана попыталась возразить:
Я записалась к мастеру, сделают причёску, маникюр У меня есть платье, очень скромное, но
Не надо, снова перебил он. Не усложняй. Ты всё равно будешь выделяться. Пожалуйста, просто не приходи.
Он вышел, не дожидаясь ответа. Светлана осталась одна в тусклой комнате. Тишина обволокла её, как вата. Всё стало приглушённым даже её дыхание, даже тиканье часов.
Она сидела, не двигаясь, долго. Потом, будто толкнула изнутри невидимая сила, встала, достала из шкафа старую пыльную коробку, открыла её и нашла альбом. От него пахло газетной бумагой, клеем и забытыми днями.
На первой странице пожелтевшее фото: маленькая девчонка в помятом платье стоит рядом с женщиной, в руке у которой бутылка. Светлана вспоминала тот день мать тогда орала на фотографа, потом на неё, потом на прохожих. Через месяц её лишили родительских прав, и Светлана попала в детдом.
Страница за страницей как удары. Групповое фото детей в одинаковой форме, без улыбок. Воспитательница с суровым лицом. Именно тогда она впервые ощутила, что значит быть никому не нужной. Её били, карали, оставляли без ужина. Но она не плакала. Плакали лишь слабые, а слабым не жалели.
Следующий раздел юность. После выпускного она устроилась официанткой в придольное кафе. Было тяжело, но уже не страшно. У неё появился небольшой простор и это завораживало. Она стала опрятнее, начала подбирать одежду, шила себе юбки из дешёвой ткани, завивала волосы постарому. Ночами училась ходить на каблуках, лишь бы почувствовать себя красивой.
А потом случайность. В кафе закашлялась суетa. Она нечаянно пролила томатный сок на гостя. Паника, крики, администратор яростно кричал, требуя объяснений. Она пыталась оправдаться, но все были злы. И тут Виктор высокий, спокойный, в светлой рубашке вдруг улыбнулся и сказал:
Это же просто сок. Случайность. Дайте девушке работать спокойно.
Светлана была ошеломлена. Ей ещё никогда так не говорили. Дрожали руки, когда она брала ключи.
На следующий день он принёс цветы, просто положил их на стойку и сказал: «Хочу пригласить вас на кофе. Без обязательств». Улыбка была такой, что она впервые за многие годы почувствовала себя не «официанткой из детдома», а женщиной.
Они сидели на скамейке в парке, пили кофе из пластиковых стаканчиков. Он рассказывал о книгах, путешествиях. Она о детдоме, о мечтах, о снах, в которых у неё есть семья.
Когда он взял её за руку, она не поверила. Мир будто изменился: в этом прикосновении было больше нежности, чем за всю её жизнь. С тех пор она ждала его. И каждый раз, когда он появлялся в той же рубашке, с теми же глазами она забывала, что такое боль. Ей было стыдно за бедность, но он, будто этого не замечал. Говаривал: «Ты красива. Просто будь собой».
И она поверила.
То лето оказалось удивительно тёплым и долгим. Светлана вспоминала его потом как самый светлый период своей жизни главу, написанную любовью и надеждой. Вместе с Виктором они ездили к реке, гуляли по лесу, часами разговаривали в маленьких кафе. Он познакомил её со своими друзьями умными, весёлыми, образованными. Сначала она смущалась, чувствовала себя чужой, но Виктор сжимал её руку под столом и этот жест придавал сил.
Они встречали закаты на крыше дома, приносили туда чай в термосе, укутывались в плед. Виктор делился мечтами о работе в международной компании, но говорил, что не хочет навсегда покидать страну. Светлана слушала, затаив дыхание, запоминала каждое слово, ведь ощущала, что всё это хрупко.
Однажды он, полушутя, но чуть серьёзно, спросил, как бы она отнеслась к свадьбе. Она рассмеялась, пряча смущение, и отвернулась. Но в душе вспыхнула мысль: да, да, тысячу раз да. Только боялась сказать вслух боялась разочаровать сказку.
Но сказку разочаровали другие.
Они сидели в том же кафе, где Светлана когдато работала, когда всё началось. За соседним столом ктото громко рассмеялся, потом всплеск, и в лицо Светланы попал коктейль. Жидкость текла по щёкам и платью. Виктор подпрыгнул, но было уже поздно.
За соседним столом стояла его двоюродная сестра. В её голосе звучала злоба и отвращение:
Это она? Твоя избранница? Уборщица? Из детдома? Ты так называешь любовь?
Люди смотрели. Ктото смеялся. Светлана не плакала. Она просто встала, вытерла лицо салфеткой и ушла.
С того момента начался настоящий прессинг. Телефон разрывали злобные шёпоты, угрозы. «Уходи, пока не стало хуже». «Мы всем расскажем, кто ты». «У тебя ещё есть шанс исчезнуть».
Начались провокации: её врунали перед соседями, распускали слухи, будто она воровка, проститутка, наркоманка. Однажды к ней подошёл старый сосед Яков Иванович и сказал, что к нему приходили люди, предлагали деньги, чтобы он подписал бумагу, будто видел, как она чтото выносит из квартиры. Он отказался.
Ты хорошая, сказал он. А они гадовины. Держись.
Она держалась. Виктору ничего не говорила не хотела портить ему жизнь перед отъездом за границу: он собирался на стажировку в Европу. Она лишь ждала, что всё пройдёт, что они всё переживут.
Но не всё зависело от неё.
Вскоре перед отъездом Виктор получил звонок от отца. Николай Борисович Сидоров, мэр города, влиятельный и жестокий человек, назначил Светлане встречу в своём кабинете.
Она пришла. Скромно, но чисто одетая. Села напротив, выпрямившись, будто перед судом. Он смотрел на неё, как на пыль под ногами.
Вы не понимаете, с кем связались, сказал он. Мой сын будущее этой семьи. А вы пятно на его репутации. Идите. Или я сам позабочусь, чтобы вы исчезли навсегда.
Светлана сжала руки на коленях.
Я его люблю, тихо произнесла. И он меня любит.
Любовь? с презрением фыркнул Сидоров. Любовь роскошь для равных. А вы не равны.
Она не сломалась. Вышла, подняв голову. Ничего не сказала Виктору. Верила, что любовь победит. Но в день отлёта он улетел, так и не узнав правды.
Через неделю её вызвал владелец кафе Стас, сухой, всегда недовольный. Обвинил её в исчезновении товаров, будто ктото видел, как она вынесла чтото из подсобки. Светлана ничего не поняла. Появилась полиция, началось расследование. Стас указал на неё. Другие молчали. Те, кто знал правду, боялись говорить.
Государственный адвокат был молод, измучен и безразличен. В суде говорил вяло. Доказательства ненадёжные, склеенные белыми нитями. Камеры ничего не показали, но показания «свидетелей» выглядели убедительнее. Мэр приложил усилия. Приговор три года колонии общего режима.
Когда закрыли двери камеры, Светлана поняла: всё, что было любовь, надежда, будущее осталось за решёткой.
Через несколько недель её начало тошнить. Она обратилась в медцентр, сдала анализ. Результат положительный.
Беременность. От Виктора.
Сначала ей было тяжело от боли. Потом наступила тишина. Затем решение. Она выживет, ради ребёнка.
Быть беременной в колонии это ад. Её дразнили, унижали, но она молчала. Гладила живот, говорила с малышом по ночам. Думала над именем Саша. Алексей. В честь святого покровителя. В честь новой жизни.
Роды были тяжёлые, но ребёнок появился здоровым. Когда она впервые взяла сына на руки заплакала. Тихо, беззвучно. Это был не отчаяние, а надежда.
На отделении ей помогали две женщины одна за убийство, другая за кражу. Грубые, но с уважением к младенцу. Обучали, подсказывали, пели. Светлана держалась.
Через полтора года её условнодосрочно освободили. На воле её ждал Яков Иванович, в руках держал старый детский конверт.
Возьми, сказал он. Нам отдали. Идём, тебя ждёт новая жизнь.
Саша спал в колясочке, крепко обнимая плюшевого мишку.
Она не знала, как благодарить. Не знала, с чего начать. Но начинать пришлось с первого дня.
Утро начиналось в шесть: Саша в яслах, сама в офис, убираться. Потом автомойка, вечером подработка на складе. Ночью швейная машинка, нитки, тряпки. Шила всё: салфетки, фартуки, наволочки. День сменялся ночью, ночь днём, и всё сливалось в туман. Тело болело, но она шла, как заведённая.
Однажды на улице встретила Ларису ту же девушку с киоска у кафе. Она застыла, увидев Светлану:
Боже Это ты? Живая?
А что могло быть? спокойно ответила Светлана.
Прости Столько лет Слушай, ты знаешь, Стас обанкротился полностью. Его выгнали из кафе. А мэр он теперь в Москве. А Виктор Виктор женился. Уже давно. Но, говорят, несчастлив. Пьёт.
Светлана слушала, словно сквозь стекло. Чтото застряло внутри. Но она лишь кивнула:
Спасибо. Удачи тебе.
И пошла дальше. Без слёз, без криков. Только в ту ночь, положив сына, села на кухне и позволила себе одно заплакать. Без рыданий, без стонов просто выпустить тишину боли из глаз. А утром снова встала и пошла.
Саша рос. Светлана старалась дать ему всё. Первые игрушки, яркую курточку, вкусную еду, красивый рюкзак. Когда он болел, ночевала у кровати, шептала сказки, ставила компрессы. Когда упал и расколол колено, летела из автомойки, вся в пене, и ругалась, что не успела. Когда попросил планшет, продала единственное золотое кольцо память о прошлом.
Мам, а зачем у тебя нет телефона, как у всех? спросил он однажды.
Потому что мне хватает тебя, Сашенька, улыбнулась она. Ты мой главный звонок.
Он привык, что всё появляется просто так. Что мама всегда рядом, всегда улыбается. Светлана прятала усталость, как могла. Не жаловалась. Не позволяла себе слабости. Даже когда хотелось упасть и не встать.
Саша вырос. Став уверенным, харизматичным. Учился хорошо, имел много друзей. Но всё чаще говорил:
Мама, ну купи себе уже чтонибудь. Не могу всё время в этих тряпках.
Светлана улыбалась:
Хорошо, сынок, постараюсь.
А в сердце болело: неужели и он как все?
Когда сообщил, что собирается жениться, она обняла его со слезами:
Сашенька, как же я рада Я обязательно сшью тебе белоснежную рубашку, хорошо?
Он кивнул, будто не слышал.
А потом прозвучала та самая реплика, которая всё сломала. «Ты уборщица. Ты позор». Эти слова резали, как лезвие. Она долго сидела перед фотографией маленького Саши в синих ползунках, с улыбкой, протянутой к ней.
Знаешь, малыш, шептала, я всё ради тебя. Всё. Жила лишь для тебя. Но, кажется, пора жить и для себя.
Светлана встала, подошла к старой металлической банке, где откладывала «на чёрный день». Пересчитала. Хватит. Не на роскошь, но на красивое платье, парикмахера и даже маникюр. Записалась в салон на окраине, выбрала сдержанный макияж, аккуратную причёску. Купила элегантное синее платье простое, но идеально подходящее.
В день свадьбы долго стояла перед зеркалом. Лицо было другим. Не измученной женщины с автомойки, а женщины с историей. Смотрела и не верила. Даже накрасила губы впервые за многие годы.
Сашенька, прошептала, сегодня ты увидишь меня такой, какой я была. Той, которую когдато любили.
ВИ она, подняв голову, произнесла: «Любовь к себе лучший подарок, который мы можем подарить тем, кто ждёт нашего света».
