Я согласилась посмотреть за дочкой соседки на выходных, но быстро поняла, что с ребёнком чтото не так.
Ну, будем держаться, бросила я с лёгкой самоуверенностью, глядя на новую соседку, стоявшую в двери в пальто, застёгнутом до самого горла.
Нервно собрав выпадающую прядь в тугой пучок, она нахмурилась, губы сжались.
Рядом малышка. Крохотная, бледная, с огромными глазами, в которых читалась древняя усталость, совсем не место для детского лица.
Огромное вам спасибо, Ольга Ивановна, произнесла соседка ровным, отрепетированным тоном. Вернусь в воскресенье вечером. За Машей особой заботы не требуется, она невероятно послушна.
Эта фраза звучала так искусственно, будто её вымучили из дрессировки, а не из воспитания.
Во мне зашкварило чувство тревоги, интуиция, которая редко подводила.
Мы найдём общий язык, улыбнулась я, пытаясь скрыть внутреннее напряжение. Надеюсь, ваша мама скоро поправится.
Спасибо, сухо кивнула женщина, передавая мне потертый мешок. Здесь её вещи. Минимум, но самое необходимое.
Мешок оказался удивительно лёгким: на два дня почти ничего. Девочка стояла, не отводя взгляда от пола, лишь дрогнула, когда мать наклонилась к ней.
Веди себя прилично. Не создавай Анне проблем, резко скомандовала соседка. Голос её был как крик начальника, а не родительской ласки.
Маша кивнула, не сказав ни «люблю», ни прощального прикосновения.
Женщина повернулась к такси и ушла, не обернувшись.
Заходи, Маша, осторожно коснулась я её плеча, будто страшась её разбросать. Познакомлю тебя с Тимофеем, моим рыжим приятелем.
Девочка почти бесшумно скользнула в прихожую, будто боялась оставить следы. Тимофей, обычно считавший дом своей крепостью, появился в коридоре, обнюхал её ботиночки и демонстративно потерся о ноги.
Похоже, ты ему понравилась, удивлённо отметила я. Он обычно устраивает настоящий кастинг, прежде чем пустит когото в своё пространство.
Маша села и осторожно погладила кота. Когда Тимофей замурлыкал свою «моторную песенку», её лицо чуть смягчилось. В тот миг она выглядела обычным ребёнком, а не маленьким привидением.
Я готовила ужин, украдкой наблюдая за ними. Маша шептала чтото в ружей ухо коту, а Тимофей слушал её с королевской снисхождением. Сердце сжалось. В памяти всплыло другое детское лицо, другие глаза
Пять лет назад исчезла моя племянница будто растворилась в воздухе. Выпала из коляски, пока сестра говорила по телефону. Бесконечные поиски, обрывки ниток, ведущих в никуда. Через два года исчезла и сестра автокатастрофа. Рана не зажила. И до сих пор мне снятся её крошечные ладошки, тянущиеся из темноты.
Хочешь имбирный чай с апельсином? спросила я, прогоняя воспоминания.
Она кивнула. Взгляд в столешницу.
Да, пожалуйста, прошептала почти неслышно.
Ужин превратился в странный танец: я пыталась вести разговор, а она ела осторожно, будто на разведке.
Какие сказки ты любишь? спросила я, когда её тарелка опустела.
Не знаю, ответила она после паузы. Мама говорит, книги пустая трата времени.
Чтото больно сжалось внутри. Как мать может так говорить?
Сквозь открытое окно доносился аромат лаванды из моего сада и детский смех с соседней улицы. Маша повернула голову к звуку в её взгляде мелькнула лёгкая грусть.
Хочешь погулять? предложила я.
Она покачала головой:
Мама не разрешает.
Эта «мама», которая оставила дочь с почти незнакомым человеком и уехала, не оглядываясь. Я взглянула на её тонкий профиль, опущенные плечи в этих чертах было чтото знакомое, отзывающееся болью в груди.
Перед сном я постелила ей гостевую кровать у окна, шторы слегка трепал лёгкий ветерок.
Маша стояла посреди комнаты с гребёнкой в руках единственной личной вещью из того мешка.
Помочь? спросила я, указывая на её спутанные волосы.
Она неуверенно протянула гребёнку. Я начала расчесывать, осторожно, чтобы не выдернуть. Волосы ломкие, сухие. Она закрыла глаза. Тонкое дрожание пробежало по её телу, когда я коснулась её макушки.
Готово, прошептала я. Ляг, я посижу рядом, пока не уснёшь.
Правда? Вы не уйдёте сразу?
Конечно, нет. Я здесь.
Маша свернулась калачиком под одеялом, Тимофей прыгнул к ней и устроился рядом. Она осторожно положила руку на его пушистую шерсть. Я смотрела на её лицо в полутьме и не могла избавиться от мысли, что уже видела эти черты, эту линию подбородка
А может, это лишь игра разума? Боль прошлого, пронизывающая настоящее?
Сквозь шторы пробивался лунный свет, рассыпаясь серебром по стенам. За окном слышался стрекот кузнечиков.
И я ощутила уверенность: здесь чтото не так, и я обязана узнать, что именно.
Маша, завтрак! крикнула я, разложив тарелки на кухонный стол.
Девочка появилась в дверях в тех же вчерашних вещах. Волосы аккуратно зачёсаны, лицо чисто всё сделала сама, не потревожив меня. Слишком самостоятельна для семилетней ребёнка.
Апельсиновый сок хочешь? спросила я, показывая стакан.
Маша посмотрела на него, будто впервые в жизни видела такой напиток.
Можно? прошептала она.
Конечно, ответила я с улыбкой, скрывая тревогу. И блины с вареньем тоже можно.
Она несмело села на край стула, взгляд прикован к тарелке, но еда пока не дошла до её губ.
Не жди меня, начинай, мягко подбодрила я.
Маша нерешительно взяла вилку, отломила кусок и положила в рот. На её лице мелькнула тень удовольствия, быстро сменившаяся привычной настороженностью.
Вкусно? спросила я, садясь напротив.
Она кивнула, не поднимая глаз.
Очень, прошептала, будто признавалась в чемто запретном.
После завтрака я достала альбом, краски, фломастеры.
Порисуем? предложила я.
Маша посмотрела на набор карандашей, будто они были драгоценностями.
Я не умею виновато пробормотала она.
Не страшно. Рисуй, что захочешь. Например, Тимофея.
Она нерешительно взяла карандаш. Я делала вид, что убираюсь на кухне, но краем глаза следила за её движениями. Их уверенность росла, но рисунок получился странным: вместо кота темный дом с заколоченными окнами и крошечной фигуркой внутри.
У меня защемило грудь. Я осторожно подошла.
Хороший дом, мягко сказала я. Это ваш?
Маша вздрогнула и быстро перевернула лист.
Нет, просто придумала, голос её дрогнул. Можно, я нарисую Тимофея?
Конечно.
Пока она рисовала кота, я тайком набрала в поисковике: «пропавшие дети за последние 5 лет», затем добавила «девочка Маша». Тысячами результатов. Сколько же забытых деток?
Маша завершила рисунок и протянула его мне. Впервые её лицо озарилось настоящей улыбкой.
Очень похож, похвалила я. У тебя талант.
Она отпрянула.
День прошёл спокойно: обед, прогулка по саду, чтение. Маша постепенно открывалась, даже смеялась. Но как только я упоминала маму или дом, она сразу замыкалась.
Вечером я набрала ванну, добавила пену и несколько игрушек.
Всё готово! позвала я. Иди, помогу.
Маша вошла в ванную, растерянно глядя на воду.
Пена прошептала. Как облачка.
Да, красиво, правда? Давай, помогу помыть голову.
Она играла в воде, постепенно расслабляясь. Я осторожно намыла её волосы, стараясь не выдать, как внутри всё дрожит. На её плечах были следы старой, но выразительной родимой пятнышки.
Когда пришло время смыть шампунь, я наклонила её голову назад и замерла. Под линией роста волос была родимая отметка: три тонкие полоски, как нарисованные кистью. Точно такие же у моей племянницы, исчезнувшей пять лет назад.
Чтото случилось? спросила Маша, заметив, как я застыла.
Нет, ничего Просто проверяю, не попала ли вода в уши.
Всё в порядке.
Мысли крутились, как вихрь. Совпадение? Или
Спокойной ночи, прошептала я, укутывая её одеялом.
Спокойной ночи, ответила она, добавив: Спасибо, что вы добра.
Когда она уснула, я бросилась к компьютеру. Пальцы дрожали, пока я вводила пароль. Открыла старые фотографии. На одной сестра с маленькой Машей, ей около года, спиной видна родимая пятка. Три полоски. Точно такие же.
Сердце защипало в горле. На другой фотке Маше два, она улыбается в камеру. И те же глаза, тот же разрез в радужке.
Сомнений не осталось. Девочка, спящая в соседней комнате, моя племянница, та, кого похитили пять лет назад.
Я прижала руку к губам, сдерживая крик. Что делать? Позвонить в полицию сейчас? А если женщина вернётся раньше? Ухватит Машу и исчезнет навсегда?
Утром дом встретил нас тишиной, в которой было чтото новое не тревога, а успокоение. Впервые за годы я проснулась не от гнетущих воспоминаний, а от тёплого дыхания ребёнка рядом. Маша мирно спала, прижалась к Тимофею, обняв его лапу. Лицо её было расслабленным, словно она впервые за долгое время доверилась миру.
Я встала так тихо, чтобы не разбудить их, и пошла на кухню готовить завтрак. В воздухе пахло корицей, маслом и горячим молоком. День обещал быть светлым. Открыв окно, свежий воздух наполнил кухню ароматом мяты, роз и чегото неуловимого ощущения дома.
Когда Маша проснулась, она молча наблюдала за мной из дверей кухни, прижимая к груди своего нового любимца. Я поманила её рукой.
Идём, котик. У нас сегодня много планов: подобрать тебе новую одежду, сходить к врачу, а если захочешь, сделать фотоальбом, чтобы запомнить всё хорошее, что ждёт впереди.
Маша села за стол, слегка улыбаясь. Улыбка ещё робкая, но настоящая.
Можно будет фото с тобой и Тимофеем?
Конечно. И с синей пластиллой, и со всем, что захочешь. Мы создадим новые воспоминания.
Мы позавтракали, смеялись, рисовали. Я даже начала учить её печь простое печенье она сосредоточенно формировала шарики из теста, украшая каждую маленькой изюминкой. Каждый её жест был эхом чегото давно потерянного и теперь найденного.
Ближе к вечеру я позвонила в социальную службу, договорилась оформить опеку. Все бумаги будем готовить с адвокатом. Маша посмотрела на меня и спросила:
Это значит, что я останусь здесь?
Да, родная, ответила я. Теперь ты дома. И навсегда.
Она прижалась ко мне и молчала. Но это молчание было спокойным, без напряжения как тишина после бури.
Прошло несколько недель. Жизнь налаживалась. Маша ходила к психологу, рисовала котов и красные качели. Мы вместе выбрали новую школу. Она каждое утро кормила Тимофея, пекла со мной пироги и даже запомнила имя врача, к которому ходили вместе.
Однажды, возвращаясь домой, она остановилась у старых качелей, стоявших в нашем дворе. Посмотрела на меня и сказала:
Я помню, как ты держала меня, чтобы я не упала.
Я кивнула, не веря собственному голосу. Маша протянула руку, взяла меня за пальцы и шепнула:
Спасибо, что нашла меня.
И я поняла: несмотря на все потери, несмотря на боль и страх, она вернулась. Моя племянница, мой маленький свет, который не погас, а просто был скрыт туманом.
Во дворе цвели ромашки. Тимофей гонялся за бабочками. А мы сидели на скамейке и рисовали. Две души, пережившие утрату. Две женщины большая и маленькая которые снова научились верить в любовь.
Маша уже не боялась темноты, ведь знала: в этом доме всегда будет свет и тёплые руки, которые её защитят.
А я знала, что больше никогда не позволю никому увести её от меня. Ведь иногда чудеса случаются, и нужно иметь силу поверить в них.
