Плохой выбор
Андрей опять задержался на работе. Любовь сидела за столом и смотрела на остывший ужин. Запах запечённой курицы с травами смешался с ароматом свечи, которую она зажгла пару часов назад воск теперь капал крохой, будто слёзы. Телевизор тихо шептал о погоде, но она не слушала. Вместо этого прислушивалась к скрипу лифта в подъезде, к шагам на лестничной площадке не его ли?
Но дверь не открывалась.
Она могла бы позвонить. Спросить: «Где ты?» или «Я волнуюсь». Но зачем? Он бы ответил тем же, что всегда: коротким «Скоро» или раздражённым «Не доставай меня». А потом пришёл бы, уткнётся в телефон, и между ними повиснет это тяжкое молчание как будто они не двое, а два одиночки.
Они уже пялились друг на друга пять лет.
Вчера Оля, её подруга, прислала фото с крестин сына. На фоне счастливые лица, красивое платье, муж Оли с малышом на руках. А сегодня в ленте всплыло ещё одно свадебное фото их общих друзей.
Когда же вы? спрашивали они.
Мы не спешим, отмахивался Андрей.
Но Любовь уже прострела от этого «не спешим».
Ты вообще хочешь на мне жениться?
Он только что вошёл, снял куртку, потянулся к холодильнику за пивом. Вопрос застал его врасплох рука замерла на полпути.
Конечно, хочу, ответил он, но голос звучал глухо, будто слова застряли гдето в горле. Сейчас не самое подходящее время.
А когда будет лучше? она взяла вилку, будто видела её впервые. Когда ты купишь квартиру? Получишь повышение? Или когда нам обоим стукнет по сорок?
Он отвернулся, будто искал спасение в этикетке бутылки.
Не заводись, ладно? Я устал.
Я тоже устала, прошептала она.
Он уже шёл в душ, оставляя за собой тишину густую, как туман, в котором они терялись всё эти годы.
Андрей вырос, наблюдая, как рушится семья.
Он помнил отца каким он был до: весёлым, сильным, подбрасывающим пятилетнего Андрея в воздух. И тем, каким стал после: пустой взгляд, постоянный запах перегара, крики в сторону жены.
Лучше без отца, чем такой, вырвалось у него в разговоре с приятелем.
Тогда он пообещал себе: если уж заведу семью, то только без таких проблем. Только когда будет уверен, что не повторит эту ошибку.
Но уверенности не было.
Любовь была полной противоположностью его мамы спокойной, терпеливой, без истерик. И всё же…
Каждый раз, когда она осторожно заводила разговор о свадьбе, Андрей ловил себя на мысли:
«А вдруг я ошибаюсь? А в меня не спит тот же монстр?»
Он видел, как его руки сжимаются в кулаки после трудного дня точно как у отца. Чувствовал, как поднимается раздражение, когда Любовь требовала чегонибудь. И хотя он никогда не поднимал на неё руку и даже голос, страх жил глубоко:
«А если это только начало?»
Однажды, после особенно тяжёлого разговора, Любовь спросила прямо:
Ты боишься стать, как твой отец?
Я не стану таким, резко ответил он.
Тогда в чём проблема?
В том, что я не уверен, что смогу быть лучше него.
Она замолчала, потом взяла его за руку:
Никто не ждёт идеала. Я просто хочу, чтобы ты попытался.
Для Андрея «попробовать» означало рискнуть разрушить ещё одну жизнь. И этот страх оказался сильнее даже любви.
Мне сначала нужно встать на ноги, сказал он, вытираясь полотенцем после двенадцатичасового рабочего дня. Хочу, чтобы у нас всё было идеально.
Любовь сидела за столом, ожидая его. В её взгляде читалось и понимание, и усталое разочарование разговор уже прошёл сотый раз.
А что для тебя «идеально»? спросила она, без упрёка, только с искренним интересом.
Андрей замер. Он так часто произносил это слово, но никогда не задумывался о его сути. В голове всплывали картинки: просторная квартира в центре Москвы (хотя они уже снимали уютную двушку у метро), новенькая Lada (хотя его старая Lada служила пять лет), должность директора (хотя он уже получал в три раза больше среднего по Москве).
Он не ответил, потому что понял, что его «идеально» как рекламный баннер: блестящее, но пустое внутри. Как будто ждёт волшебного момента, когда звёзды сойдутся, финансы удвоятся, а он вдруг превратится в «идеального» мужа, отца, добытчика.
Любовь наблюдала, как на его лице меняются выражения. Она знала эту его черту способность загонять себя в ловушку нереалистичных ожиданий.
Знаешь, наконец сказала она, осторожно подбирая слова, идеальный момент никогда не наступит. Мы можем быть счастливы здесь и сейчас, просто такими, какие есть.
Андрей посмотрел на их квартиру на книжные полки, собранные вместе, на фотографии поездок, на кота Мурку, мирно спящего в кресле. И впервые задумался: а может, «идеально» это не про условия, а про их двоих? Но страх шагнуть в неизвестность снова заставил его промолчать.
Он лишь потянулся за пультом, выключил телевизор и взял телефон, давая понять, что разговор окончен.
Андрей любил Любовь.
Любил, когда она смеялась над его глупыми шутками за завтраком. Любил, как она ворчала во сне, когда он тянул одеяло к себе. Любил её привычку оставлять чашки с недопитым чаем по всей квартире каждая находка заставляла его улыбнуться.
Но он ещё любил тишину.
Ту самую, что наступала, когда Любовь уезжала к родителям на выходные. Любил свои привычки бросать носки на пол, не включать свет, засиживаться за играми до трёх ночи, спонтанно собираться на рыбалку без объяснений.
Зачем нам штамп в паспорте? спрашивал он, обнимая её за плечи, пока она мыла посуду. Мы же уже вместе. Разве этого мало?
Но Любовь хотела большего.
Не кольца с бриллиантами, не пышного банкета. Ей нужно было почти неосязаемое, но важное ощущение выбора. Чтобы каждое утро он просыпался и сознательно решал быть с ней. Не по инерции, а потому что действительно хочет.
Штамп это не про обязательства, говорила она, глядя в глаза. Это про то, что среди всех возможных жизней ты выбираешь именно эту. Нас.
Андрей отводил взгляд. Он знал, что уже выбрал её давно. Но слово «навсегда» всё ещё пугало своей окончательностью. Ставя подпись в ЗАГСе, он будто навсегда прощался с тем беззаботным парнем, который мог в любой момент уйти куда угодно.
А если мы разведёмся? вырвалось из него, словно он держал это в себе долгое время. Андрей стоял у окна, спиной к Любови, глядя на вечерний город, но в голове крутились картинки: счета адвокатов, ипотека, алименты, дележ имущества.
Что? замерла Любовь.
Ну это же дорого. Ипотека, алименты он расчётливо перечислял, будто делал бизнесплан. Ты же знаешь, как у моего коллеги было полквартиры отдал, ещё и ребёнка кормит
Любовь встала и рассмеялась, горько, почти беззвучно. Смех больше походил на выдох, последний пузырёк воздуха из тонущего корабля.
Ты даже развод уже продумал, а жениться боишься, проговорила она, без злости, лишь с усталым пониманием. Самое смешное, что ты боишься развода больше, чем потери друг друга сейчас. Развод цифры, документы, конкретные потери. А потерять любовь для тебя это абстракция?
Андрей обернулся, в глазах растерянность. Он не ожидал такой реакции. Готов был к ссоре, к слезам, к молчаливой обиде, но не к этой ясной правде.
Я просто начал он, но слова застряли в горле. Что сказать? Что хотел защитить их обоих? Что пытался предусмотреть все варианты? Это звучало бы как оправдание, а они оба это знали.
Любовь медленно подошла, остановилась на расстоянии вытянутой руки. Её лицо было спокойно, но в глазах светилась новая решимость.
Если ты уже думаешь, как будем расходиться, тихо сказала она, значит, мы уже расходимся. Просто ещё не подписали бумаги.
Она повернулась и вышла, оставив Андрея наедине с расчётами, страхами и внезапным осознанием: все его планы на будущее могут сейчас разрушить настоящее.
Финал
Они разошлись в один из тех обычных будних дней, когда жизнь обычно не меняет курса. Без криков, без разбитой посуды просто Любовь пришла с работы на час раньше и начала тихо собирать вещи. Андрей застал её за этим, когда вернулся домой.
Ты уезжаешь? спросил он, застыв в дверях.
Любовь аккуратно складывала в чемодан свитера, которые он так любил. Движения были точными, будто решение было обдуманным.
Да, ответила она, не поднимая глаз. Я сняла квартиру в центре.
Андрей почувствовал, как земля уходит изпод ног. Он представлял этот момент сотни раз, но теперь понял, что не готов. Совсем.
Мы можем начал он, но Любовь перебила:
Нет, Андрей. Не можем. Я дала нам месяц после того разговора. Ты даже не попробовал.
Она закрыла чемодан тихим щелчком, который прозвучал громче, чем хлопнувшая дверь.
Любовь ушла не потому, что разлюбила. Любовь странная штука, она не исчезает в одночасье. Она ушла, потому что наконец поняла: его страх перед обязательствами был сильнее любви. Он боялся не брака, а осознанного выбора. Боялся сказать «да» не только ей, но и той жизни, которая за этим последует.
Я не ждала обещаний на всю жизнь, сказала она в дверях. Я просила лишь одного чтобы ты выбрал нас здесь и сейчас. Но ты так и не решился.
Андрей остался один. В квартире, которая вдруг стала слишком просторной. Со свободой, которая теперь казалась слишком громкой. С телефоном в руке, где уже был набран номер Любови и стертый пять раз подряд.
Он был свободен. Совершенно свободен. Мог делать, что хотел ехать с друзьями на выходные, засиживаться на работе допоздна, бросать носки где попало. Но в первую же ночь он лежал на диване, смотрел в потолок и вспоминал, как Любовь ворчала во сне, когда он тянул одеяло.
Он так и не понял, что страшнее потерять её или потерять себя. Потому что теперь, когда её нет рядом, он осознал, что, возможно, настоящий он это тот, кто смеялся с ней над глупыми шутками за завтраком. А «свободный» Андрей, за которого он держался, лишь мальчишка, прячущийся от жизни за списком отговорок.
Утром на кухне он увидел её любимую чашку с недопитым чаем. Андрей машинально помыл её и убрал в шкаф, и только потом понял, что теперь некому будет оставлять такие чашки по всей квартире.
