Позвонила женщина и сказала: «У меня ребёнок от вашего мужа».
Гудок телефона. Номер неизвестен. Я ответила, не задумываясь, руки ещё были влажными от мытья посуды.
Добрый день, Анна Петровна? спросил голос женского рода, юный, спокойный, с лёгким акцентом изза границы.
Да, слушаю.
Не кладите трубку Это важно. У меня ребёнок от вашего мужа.
Сначала я подумала, что чтото не расслышала. Затем что это шутка. А в третий момент всё тело охватил холод, будто вены склеились льдом. Я оперлась о столешницу, чтобы не упасть.
Что вы сказали? прошептала я.
Игорь водитель грузовика, ездит в Польшу. Мы встречались более года. Думала, он одинок.
Голос был медлен, будто говоривший готовился к этой речи долго. Каждое слово звучало, как удар молота. Мой муж тот же, который вчера вечером прислал мне сообщение: «Долго задержусь, разгрузка займет время» в то время у него была вторая семья.
Малыш семимесячный, произнесла та женщина. Не хочу денег. Хочу, чтобы вы знали.
Телефон выпал из рук. Стук разрезал тишину, словно разбитое стекло. Я посмотрела на кухню, на наше совместное фото, приклеенное к холодильнику, и ощутила, как раскладывается вся моя жизнь.
Не помню, как долго я сидела тогда на полу, прислонившись к шкафу. Время будто перестало существовать. В голове гремело одно предложение: «У меня ребёнок от вашего мужа». Я повторяла его в мыслях, надеясь, что так оно утратит смысл, но каждое повторение резало всё острее.
Вечером позвонил Игорь. Голос как всегда спокоен.
Всё улажу, завтра вернусь. Привезти чтонибудь? спросил он, будто разговаривает с товарищем.
Я замерла. Хотелось ответить: «Привези правду», но вместо этого прошептала:
Приедешь. Надо поговорить.
На следующий день он приехал. Грузовик остановился у дома, а я выглянула в окно, как он выходил уставший, не подозревая, что этот дом уже не его. Он вошёл, обнял меня рефлекторно. Я оттолкнула его.
Мне позвонила женщина из Польши, сказала я. Сказала, что у неё ребёнок от тебя.
Я видела, как с его лица уходит кровь. Он не стал отрицать. Сёл, несколько секунд смотрел в пол, потом заговорил.
Не хотел, чтобы ты узнала так. Это была ошибка, всё вышло изпод контроля, голос дрожал. Сначала было лишь знакомство: кофе, разговор на стоянке. Иногда человеку нужен ктото, кто его выслушает.
А потом ты её оплодотвори́л, резко прервала я. Хватит.
Он замолчал. Защищаться уже нечем.
Она не знала, что я женат, добавил он через мгновение. Когда она забеременела, я сказал ей, что всё уладим, возьму кредит, помогу. Но я не смог. Не знал, как тебе всё объяснить.
Я перешла от ярости к холодному равнодушию. Смотрела на него и видела лишь пустоту. Того же человека, с которым прошли более двадцати лет, я видела сквозь стекло.
Почему? спросила я наконец. У нас же было всё.
Именно поэтому, ответил он тихо. Было слишком много рутины, слишком мало нас.
Тогда я впервые поняла, что измена не всегда рождается из страсти. Иногда она появляется из тишины, из отсутствия разговоров, из незаконченных лет. Но это не делает её менее болезненной.
Он вышел из кухни, оставив за собой запах холодного воздуха и бензина. Двери захлопнулись, я упала на стул. В доме воцарилась тишина. На столе стояла его чашка, ещё тёплая. Я захотела бросить её, разбить, уничтожить всё, что напоминало о нём, но лишь отодвинула в сторону.
На следующий день он не позвонил. И вовсе не позвонил. Затем пришло сообщение: «Нужно подумать. Пожалуйста, не закрывай дверь». Я не ответила.
Вечером открыла компьютер и нашла её профиль. Молодая, обычная. На фотографии она держала ребёнка мальчика с тёмными глазами, так похожими на глаза Игоря, что сердце сжалось в кулак.
Я не могла отвести взгляд. Тогда осознала, что её боль иная, но настоящая. Она тоже жила во лжи. Она была частью той же истории, которую он написал без нашего согласия.
Я закрыла ноутбук. Не заплакала. Слёз уже не было. Ощущала лишь огромное изнеможение, будто все эти годы упали на меня одновременно.
Прошло две недели. Дом стал слишком тихим, кровать слишком широкой. Сначала я ждала, что он позвонит, что приедет, что появится в дверях с тем взглядом, который всегда разбивал гнев. Но он не приехал. Вместо этого пришло письмо простая конверт, его почерк, неровный, будто писали в спешке.
«Не прошу прощения, начинал он. Я лишь хочу, чтобы ты знала, я не планировал этого. Не хотел вести двойную жизнь. Так случилось. Стыдно, что не нашёл смелости сказать правду. Ребёнок мой. Я помогу им, но не хочу их жизни. Хочу вернуться, если ты позволишь».
Я читала это письмо несколько раз. Каждое предложение звучало иначе то как раскаяние, то как оправдание. Не знаю, что больнее: слова «ребёнок мой» или «хочу вернуться». Как вернуться в место, которое сам сжег?
Через несколько дней он пришёл. Стоял в дверях, худой, с сединой у висков. Смотрел на меня тем же взглядом, которым когдато завоёвывал мир. В руках держал сумку, будто готовый ко всему.
Знаю, что не заслуживаю, сказал он. Но без тебя я не умею жить.
Я не ответила. Пустила его внутрь. Он сёл за тот же стол, за которым мы всегда пили утренний кофе. Мы молчали долго. Потом спросила:
А она?
Знает, что я вернулся, тихо ответил он. Не хотела меня удерживать.
Этого разговора не принес никаких решений, никаких обещаний. Был лишь вакуум, который парил между нами, как нечто, что нельзя назвать.
С тех пор мы спим в разных комнатах. Он продолжает готовить, убирать, чинить мелочи, которые раньше не замечал. Я учусь жить, понимая, что не всё можно собрать обратно, как бы сильно ни хотелось.
Иногда, когда вечером гасну свет, я вспоминаю того мальчика с глазами Игоря. И задаюсь вопросом, захотит ли он когданибудь узнать своего отца. Сумею ли я простить его, прежде чем он сам простит меня.
Не знаю, смогу ли я ещё любить того человека. Но понимаю, что больше не могу жить в лжи. И хотя это ранит, это начало чегото настоящего.
