За окном раннее лето длинный световой день, сочная зелень лип и берез прилипает к стеклу, словно пытаясь защитить комнату от палящего солнца. Окна в хрущевке распахнуты настежь: в тишине слышно щебетание воробьев и редкие возгласы ребятишек во дворе. В этой квартире, где каждая вещь за годы обжила свое место, живут двое сорокапятилетняя Ирина Петровна и ее сын, семнадцатилетний Ваня. Этот июнь дышит не свежестью, а каким-то невидимым напряжением, которое не рассеивается даже при сквозняке.
То утро, когда пришли результаты ЕГЭ, Ирина Петровна запомнит навсегда. Ваня сидел за кухонным столом, уткнувшись в смартфон, плечи напряжены. Он молчал, а она стояла у плиты, разминая в руках полотенце, не находя нужных слов.
Мам, не сдал, наконец выдохнул он. Голос был ровный, но в нем читалась усталость. За этот год усталость стала их общим состоянием. После школы Ваня почти не выходил гулять: готовился к экзаменам самостоятельно, ходил на бесплатные консультации в гимназии. Она старалась не давить: приносила чай с мелиссой, иногда просто садилась рядом помолчать. Теперь все начиналось сначала.
Для Ирины Петровны эта новость ударила как обухом по голове. Она знала: пересдача возможна только через школу, придется заново проходить все бюрократические круги ада. Денег на платных репетиторов нет. Отец Вани давно жил отдельно и не участвовал в их жизни. За ужином они молча ковыряли вилками в тарелках каждый ушел в свои мысли. Она перебирала варианты: где найти недорогих преподавателей, как уговорить Ваню попробовать снова, хватит ли у нее сил поддерживать его и себя.
Ваня в те дни был как зомби. В комнате стопка исписанных тетрадей рядом с ноутбуком. Он снова и снова разбирал тесты по математике и русскому те самые, что решал весной. Иногда смотрел в окно так пристально, будто собирался выпрыгнуть. На вопросы отвечал односложно. Она видела: ему больно возвращаться к пройденному. Но выбора нет. В вуз без ЕГЭ не возьмут. Значит, надо браться за учебники снова.
На следующий вечер они вместе обсуждали план. Ирина Петровна открыла ноутбук и предложила поискать репетиторов.
Может, попробуем кого-то другого? осторожно спросила она.
Я сам разберусь, буркнул Ваня.
Она вздохнула. Знала: он стыдится просить помощи. Но в прошлый раз “сам разобрался” и вот результат. Ей дико хотелось обнять сына, но она сдержалась. Вместо этого мягко подвела разговор к расписанию: сколько часов в день он готов заниматься, что было самым сложным весной. Постепенно разговор потеплел оба понимали: отступать некуда.
Через несколько дней Ирина Петровна обзванивала знакомых и рылась в школьном чате. Нашла преподавательницу Елену Викторовну, которая готовила к математике. Договорились о пробном занятии. Ваня слушал вполуха; все еще держал оборону. Но когда вечером мать протянула ему список репетиторов по русскому и обществознанию, нехотя согласился вместе просмотреть анкеты.
Первые летние недели прошли в новом режиме. Утром завтрак за общим столом: гречка, чай с лимоном; иногда на столе появлялась клубника с дачи соседки. Потом занятия с репетитором: онлайн или у них дома. После обеда короткий отдых и снова за тесты. Вечером разбор ошибок или звонки другим преподавателям.
Усталость копилась у обоих. К концу второй недели напряжение прорывалось в мелочах: забытый хлеб, невыключенный чайник, ссоры на пустом месте. Однажды за ужином Ваня резко швырнул вилку:
Хватит меня опекать! Я не маленький!
Она пыталась объяснить: ей важно знать его расписание, чтобы помочь. Но он лишь молчал и смотрел в окно.
К середине лета стало ясно: старый подход не работает. Репетиторы попадались разные кто-то требовал тупой зубрежки, кто-то давал задания без объяснений; порой после занятий сын выглядел как выжатый лимон. Она видела это и злилась на себя: может, зря настаивала? В квартире к вечеру становилось душно; окна открыты, но легче не становилось.
Пару раз она пыталась заговорить о прогулках чтобы передохнуть. Но разговор скатывался в пререкания: то ему казалось глупым тратить время на улицу, то она начинала перечислять пробелы в знаниях.
Однажды вечером все достигло предела. День выдался тяжелым: репетитор дал Ване сложный пробник по математике, результат хуже ожидаемого. Он вернулся домой мрачнее тучи и заперся в комнате. Позже мать услышала скрип двери и осторожно вошла.
Можно?
Чего?
Давай поговорим…
Он молчал. Потом выдавил:
Боюсь снова облажаться.
Она присела на край кровати.
Я тоже боюсь за тебя… Но вижу, как ты стараешься.
Он посмотрел ей в глаза:
А если опять не сдам?
Тогда вместе придумаем, что делать…
Они проговорили почти час: о страхе быть хуже других, об усталости, о бессилии перед этой экзаменационной мясорубкой. Решили честно признать: ждать идеала глупо нужен реальный план по их силам.
Позже они составили новый график: урезали часы занятий, оставили время на прогулки, договорились говорить о проблемах сразу не копить обиды.
В комнате Вани теперь чаще было открыто окно: вечерняя прохлада вытесняла дневную духоту. После того разговора в доме воцарилось хрупкое спокойствие. Ваня сам прикрепил к стене новый распорядок фломастером выделил выходные, чтобы не забывать об отдыхе.
Первое время обоим было непривычно. Порой рука сама тянулась проверить, сделал ли сын домашку. Но Ирина Петровна останавливала себя, вспоминая их договоренность. По вечерам они выходили в магазин или просто бродили вокруг дома болтая о ерунде, а не об учебе. Ваня все еще уставал, но злость ушла. Он стал чаще спрашивать совета не из страха, а зная: мать выслушает без упреков.
Первые успехи пришли тихо. Однажды Елена Викторовна написала: «Сегодня Ваня сам решил два сложных задания! Виден прогресс». Ирина Петровна перечитывала сообщение, улыбаясь, будто это была новость о выигрыше в лотерею. За ужином она просто сказала:
Молодец.
Ваня отмахнулся, но уголки губ дрогнули.
В следующий раз он сам подошел показать результат пробника по русскому редкий жест в последние месяцы.
Вроде начинаю понимать, как ар
