Меня высмеивали за «деревенские замашки», хотя сами из самой что ни на есть глубинки
Я выросла в крохотной деревушке под Брянском. С пелёнок знала, что значит трудиться на земле, что хлеб не с неба падает. Мы жили скромно, но честно. И именно тогда я полюбила этот труд не как обязанность, а как отдушину. Мне нравилось чувствовать землю в руках, растить огурцы, яблони, зелень. Это успокаивало, возвращало к корням. Потому, выйдя замуж, я твёрдо сказала: «Нам нужна дача. Нет денег будем копить».
Муж, Сергей, сначала ворчал, но, видя мою страсть, сдался. Купили домик с огородом под Орлом. Всё бы хорошо, если бы не его родня. Особенно свекровь, Лидия Петровна. Каждая встреча с ней как тонкий удар ниже пояса.
«Опять со своими грядками? Прямо как крестьянка», бросала она, кривя рот.
«Мой сын не для того в университете учился, чтобы в грязи копаться!»
Я молчала, сжимая кулаки. Не от стыда, а от недоумения за что эта злость? Я ведь не заставляю, а предлагаю разделить радость. Это не рабство это жизнь.
Я терпела. Думала, ну что взять с городских, им не понять. Пока однажды не узнала правду, от которой мне стало даже не больно, а смешно.
Оказалось, родители мужа сами из глухой деревни. Мать из села под Смоленском, отец из медвежьего угла Калужской области. Их родители до сих пор там, в покосившихся избах, держат коров, кур. А они, перебравшись в город, вытравили это из памяти, будто позорное пятно.
И при этом Лидия Петровна с каким-то остервенением шипела: «Ты хоть посмотри на свою квартиру прямо как в деревенской избе! Эти вазочки, коврики У нас минимализм, никакого хлама!»
А мне именно так и нравится уют, память в каждом уголке. Пусть не по-современному, зато по-доброму.
Я долго молчала. Но однажды, услышав «деревенщина» в сотый раз, не сдержалась. Мы сидели на веранде, она брезгливо ковыряла вилкой мой вишнёвый пирог:
«Фу, у тебя всё, как в глухом селе!»
Я усмехнулась и тихо сказала:
«Знаете, есть такая поговорка: из села человека вывезти можно, а село из человека никогда. Только я не про себя. А про вас, Лидия Петровна.»
Она остолбенела. Веко дёрнулось. Попыталась фыркнуть:
«Это ты мне?!»
«И вам, и себе. Я своей деревней горжусь. А вы её боитесь. Вот и вся разница.»
После этого она притихла. Ни намёков, ни колкостей. Перестала морщиться на моё варенье, на банки с помидорами. Даже, кажется, прониклась уважением.
Я не злопамятна. Но до сих пор больно: пытались унизить за то, что сами когда-то любили. Разве корни это стыд? Разве труд это низко?
Я женщина, которая любит землю. Не стыжусь своего села. Умею сеять, жать, солить, варить. И я не хуже тех, кто живёт в стерильных квартирах с голыми стенами. Потому что там, где нет души нет и жизни. А у меня она есть. И будет.
