Пожилой отец, изгнанный из собственного дома сыном, спасён неожиданным визитом
Пётр и его жена Ана выгнали старика из того жилища, которое он сам построил. Уже почти замёрзший, он ощутил лёгкое прикосновение лапы к лицу.
Антонио сидел на холодной скамейке в парке гдето в Визеу, дрожа от пронизывающего ветра. Ветер выл, словно голодный зверь, снег падал тяжёкими хлопьями, а ночь окутывала всё бесконечной тьмой. Он уставился в пустоту, не в силах понять, как после всей жизни, проведённой в собственных стенах, оказался выброшенным на улицу, как ненужный предмет.
Несколько часов назад он ещё находился в четырёх стенах, знакомых ему всю жизнь. Но Пётр посмотрел на него холодным взглядом, будто перед ним был не отец, а чужой человек.
Папа, нам с Аной тесно, сказал он, не моргнув. К тому же ты уже не молод, лучше переехать в дом престарелых или арендовать комнату. У тебя есть пенсия
Ана, не говоря ни слова, кивнула, словно это было самое естественное решение.
Но это мой дом голос Антонио дрожал, но не от холода, а от боли предательства, разъедающей изнутри.
Ты же всё переименовал на своё имя, Пётр отмахнулся, холодно отстранившись. Документы подписаны, папа.
Тогда старик понял, что у него больше ничего нет.
Он не стал спорить. Что бы ни было гордость или отчаяние он просто встал и ушёл, оставив всё, что дорого.
Сейчас он сидел в темноте, завернутый в старый плащ, мысли были спутаны: как он мог доверять сыну, растить его, отдать всё, а в итоге стать чужаком? Холод проникал в кости, но боль в душе была сильнее.
Внезапно он почувствовал лёгкое касание. Тёплая, пушистая лапа мягко коснулась его замёрзшей руки.
Перед ним стояла огромная, шёрстистая собака с добрыми, почти человеческими глазами. Она внимательно посмотрела на Антонио, потом прижала мокрый нос к его ладони и прошептала: «Ты не один».
Откуда ты, друг? пробормотал старик, сдерживая слёзы, которые уже навернулись.
Собака завиляла хвостом и слегка прикусила край плаща.
Что ты делаешь? спросил Антонио, удивлённый, но его голос уже не звучал печально.
Собака упрямо тянула его вперёд, и, глубоко вздохнув, старик решил следовать за ней. Что терять?
Они прошли несколько заснеженных улиц, пока перед ними не открылась дверь небольшой хижины. На пороге стояла женщина в тёплом платке.
Дюк! Куда ты забрался, озорник?! начала она, но, увидев дрожащего старика, замешкалась. Боже мой всё ли с тобой в порядке?
Антонио хотел ответить, что справится, но из горла вырвался лишь хриплый звук.
Вы замерзаете! Войдите скорее! она схватила его за руку и почти потянула внутрь.
Он проснулся в тёплом помещении. Воздух наполнял аромат только что сваренного кофе и чегото сладкого возможно, булочек с корицей. Сначала он не понял, где находится, но тепло окутало тело, отгоняя холод и страх.
Добрый день, произнёс нежный голос.
Он обернулся. Женщина, спасшая его ночью, стояла у входа с подносом в руках.
Меня зовут Мариана, улыбнулась она. А вас?
Антонио
Так что ж, Антонио, её улыбка расширилась, мой Дюк редко приглашает когото в дом. Вам повезло.
Он слабо улыбнулся в ответ.
Не знаю, как отблагодарить
Расскажите, как вы оказались на улице в такую морозную ночь, попросила она, ставя поднос на стол.
Антонио поколебался, но в глазах Марианы было столько искренности, что он сразу же рассказал всё: о доме, о сыне и о предательстве тех, кого любил.
Когда рассказ закончился, в комнате опустилась тяжёлая тишина.
Оставайтесь со мной, внезапно предложила Мариана.
Антонио удивлённо посмотрел на неё.
Что?
Я живу одна, только я и Дюк. Мне не хватает компании, а вам нужен дом.
Я даже не знаю, что сказать
Скажите «да», снова улыбнулась она, а Дюк, словно соглашаясь, приложил морду к её руке.
В тот момент Антонио понял: он нашёл новую семью.
Через несколько месяцев при содействии Марианы он обратился в суд. Документы, которые Пётр заставил его подписать, признали недействительными. Дом вернули ему.
Но Антонио не вернулся туда.
Это место уже не моё, спокойно сказал он, глядя на Мариану. Пусть останется с ней.
Правильно, кивнула она. Потому что теперь ваш дом здесь.
Он взглянул на Дюка, на уютную кухню, на женщину, подарившую тепло и надежду. Жизнь не закончилась; она только начиналась, и впервые за много лет Антонио ощутил, что может быть счастлив.
