Муж ушёл к молодой девушке. Я не расплакалась. Села, выдохнула впервые за годы почувствовала облегчение.
С Петром (теперь уже Пётром) мы были женаты тридцать три года. Заключили брак, когда мне было двадцать два, а ему двадцать шесть. Сначала всё было, как в сказке: любовь, совместное строительство дома, ипотека в рублях, первый ребёнок, второй, ремонт, подработка после работы. Жили «обычно», как все. Без громких страстей, но и без драм.
С годами стали расходиться путями. Он часто задерживался на работе, придумывал проекты. Я же укладывала свою рутину: работа в библиотеке, покупки, обед, стирка, помощь вёдрям с домашними заданиями, болтовня с соседкой. По вечерам каждый смотрел телевизор в своём уголке дивана.
Контакт исчез. Я уже не помню, когда он меня в последний раз обнял. Но я не жаловалась, считая, что так выглядит зрелая жизнь, а любовь просто меняет форму.
Два года назад Пётр стал вести себя странно. Начал следить за внешностью, сбросил живот, вынул из шкафа пыльные рубашки, снова стал пользоваться одеколоном. Появились «служебные поездки» и «делегации», хотя раньше он никуда не ездил. Я делала вид, что не замечаю.
Боялась спросить. Интуиция подсказывала правду, но я думала: «Наверное, это лишь фаза», «Возможно, ему просто скучно».
Однажды, когда он пришёл домой и не доел ужина чего раньше не случалось сказал:
Мне нужно с тобой поговорить.
Сел напротив меня, взглянул в глаза и произнёс:
Я нашёл когото. Она моложе. С ней мне хорошо. Я ухожу.
И всё. Без криков, без раздумий.
Я посмотрела на него. Ему было пятьдесят девять, мне пятьдесят пять. И вдруг меня охватило… облегчение. Настоящее, глубокое.
Не было слёз, не было драм. Я села на кухню, налила чай, и воцарилась тишина, которой я не знала уже десятки лет. Впервые ктото не ворчал, что чай слишком сладок. Никаких громыхающих дверей, потому что пульт опять «пропал».
Я не спала той ночью, но не от боли, а от облегчения. Впервые могла думать только о себе. Пётр съехал через неделю, вытаскивая чемодан, пару рубашек, ноутбук. Остальное, по его словам, «мое было и так».
Дети отреагировали поразному. Дочь, Анастасия, была в ярости: «Папа сошёл с ума, мама, что он себе представляет?» вопила. Сын молчал, ведь он всегда был ближе к отцу. Мне же не нужна была поддержка. Я была свободна.
Я начала делать то, что откладывала годами. Записалась на курс живописи, хотя кистью никогда не пользовалась. Поехала с соседкой в Москву на выходные впервые за двадцать лет отправилась в поездку без плана и без мысли, что ктото будет ждать дома с недовольным гримасом.
Сталкаюсь спать, когда захочу. Ужинаю в постели. Переставляю мебель в гостиной. Купила новый скатертьпокрывало в яркие цветы. Пётр бы её отрёк, а я в неё влюбилась.
Окружающие реагировали странно. Ктото жаловался: «Как ты справляешься? Это так печально в нашем возрасте». Другие, может, тихо радовались, что «Пётр получил по заслугам». Но мне было всё равно, чьито мнения.
Годы я провела в браке, где была незаметна. Я была поваром, бухгалтером, медсестрой, уборщицей. Но не женой. Не женщиной. Когда Пётр ушёл, я не потеряла любовь потеряла тяжесть.
И знаете, я слышу, как это может звучать: будто я радуюсь чужому несчастью. Но это не так. Я просто радуюсь вновь обретённой жизни.
Не знаю, как долго продлится его роман с молодой. Может, долго, а может, быстро закончится. Это уже не моё дело.
Моё дело чай с мёдом, чтение до поздна, долгие прогулки без чувства вины. Моё дело я сама.
И впервые за тридцать лет я действительно дома.
