Помню, как думала, что муж меня изменяет. Оказалось, что дело было куда страшнее.
Телефон был выключен, но я всё равно слышала, как он вибрирует на кухонном столе, будто выстрел. Я посмотрела неизвестный номер. Пётр только что вернулся из командировки, стоял под душем.
Не знаю, что меня охватило. Я ответила. На линии настала тишина, а затем звучал женский голос:
Пожалуйста, скажите ему, что Тимофей сегодня был очень смелым у стоматолога. И что мы ждём его в воскресенье.
Я замерла.
Простите, кто говорит? спросила я.
А это не его номер? она помедлила. Простите ошибка.
Она повесила. Я стояла на кухне, как вкопанная. Тимофей. Смелый у стоматолога. Ждём его в воскресенье. Я ещё не знала, кто такой Тимофей, но ясно было одно это была не ошибка.
Когда Пётр вышел из душа, я смотрела на него, как на чужого. Он улыбнулся, спросил, есть ли чтонибудь поесть. Открыла холодильник и подумала: «Вот оно, начало».
На следующий день я не могла встать с кровати. Казалось, ктото заменил мой мир на версию, где ничего не сочетается. Муж тот же голос, тот же запах, те же утренние движения у чашки чая но всё в меня кричало: «Он уже не тот. Не тот, за кого ты его брала».
Я пыталась рационализировать. Может, это действительно ошибка? Может, коллега случайно позвонила? Но меня не отпускал тот тон, та уверенность в голосе женщины, слово «ждём», будто это не первый раз.
Я начала наблюдать за Петром. Всё вроде бы как прежде, но не совсем. Он стал парковать машину дальше от дома. Командировки стали частыми. Сообщения в мессенджере всегда деловые, лаконичные, но стиль их был иной, будто писал ктото другой.
В конце концов я решила, что должна знать правду. Не выносила роль шпиона, но ещё больше не хотела оставаться наивной.
Сначала я проверила машину после одной из командировок. В бардачке оказался единственный чек отель в Курске. Не тот город, куда он говорил, что едет. Я проверила дату. В тот день он сказал, что вернётся поздно изза пробок.
Сердце билось, но я не сдавалась. В следующий раз, когда он собирался в путь, я записала номер машины и название отеля. Через два дня я оказалась там.
Не знаю, чего ожидала: может, просто убедиться, что его там нет? Что всё это случайность? Что я сошла с ума? Но когда я припарковалась напротив отеля и увидела, как Пётр выходит из здания, держа за руку маленького мальчика я замерла. Ребёнок был лет четырёх, шляпка с козырьком кудряво скользила по бокам, смех звонкий, а черты лица его. Миниатюрная версия моего мужа.
Потом подошла женщина, моложе меня, лет тридцати. Она поправила ребёнку куртку, а Пётр поцеловал её в лоб, будто это была его обычная жизнь, его семья.
Я отодвинулась к машине, почти не чувствуя ног. Руки дрожали. Зазвонил телефон наверно, моя дочь, ожидающая, когда я вернусь с «покупок». Я не ответила, лишь смотрела на эту картину за оконцем, как в чужой мир. И тогда я поняла: это не роман, не измена. Это было гораздо хуже. У него была вторая семья, вторая жизнь. А я была лишь фоном, лишним акцентом.
Не помню, сколько я сидела в той машине. Наконец завела двигатель и уехала. Но не домой. Мне нужен был воздух, нужно было избавиться от собственных иллюзий.
Вернулась я к вечеру. В доме царила тишина, дети уже спали. Пётр сидел в гостиной перед телевизором, будто ничего не случилось. Он взглянул на меня, поднял бровь.
Долго ты с этими покупками. Всё в порядке? спросил он тем своим спокойным тоном, которым когдато завидовали мне подруги.
Я не ответила. Смотрела на него и думала, как могла я так долго ничего не замечать. Как он умел жить в двух мирах. Как часто возвращался к нам из второго дома и не было ли у него угрызений совести?
Я села напротив и спокойно сказала:
Я сегодня была в Курске.
Он замер. Улыбка исчезла.
С какой целью? спросил, но голос уже не был уверенным.
Видела вас. Вас, её и ребёнка.
Он молчал. Мы сидели в тишине долго. Наконец он вздохнул.
Я не хотел тебя ранить. Всё просто случилось.
Ребёнок случился? перебила я. Семья случилась?
Он сжал руки. Не стал объяснять, видимо понял, что нет смысла. Или уже был уставшим от лжи.
Я не хотел никого оставлять ни вас, ни их. Я думал, справлюсь
«Справлюсь». Так называется вести две жизни одновременно? Собирать пазлы в двух домах? Врать обеим сторонам во имя удобства?
Я встала.
Я пока не знаю, что дальше. Но точно знаю: в этом цирке я больше не актриса.
Я не кричала, не плакала. Было пусто. В последующие дни я действовала как автомат: готовила завтрак, вёз детей в школу, ходила на работу. Но внутри просыпалось чтото новое не печаль и не отчаяние, а сила. Гнев, конечно, но прежде всего чувство, что я готова менять всё.
Через две недели я сказала ему, что он должен съехать.
Он не плакал, не возражал. Просто тихо собрал вещи и ушёл.
И тогда, впервые за долгое время, я смогла действительно дышать. Без его лжи, без постоянного напряжения. Я была одна, но свободна.
И лишь одно не даёт мне покоя: как так случилось? Как могла я попасть в такую ситуацию? Как могла я не увидеть, что живу в чужом театре, а не в своём доме? До сих пор я не могу понять, как как я оказалась в этом.
