Слушай, я до сих пор не могу снять с себя этот шок. Сначала подумала, что Пётр меня изменяет, а оказалось,что всё куда хуже.
Телефон был выключен, но я всё равно его услышала. Вибрация на кухонном столе прозвучала, как выстрел. Я глянула неизвестный номер. Пётр только что вернулся из командировки, стоял под душем.
Что-то в меня клюнуло, и я ответила. На другом конце глухая тишина, а потом женский голос:
Пожалуйста, скажите ему, что Толя сегодня был очень смелым у стоматолога. И что мы ждём его в воскресенье.
Я застыла.
Кто говорит? спросила я.
А это не его номер? запинается она. Простите ошибка.
Разъехалась. Я стояла в кухне, будто вкопанная. Толя. Смелый у стоматолога. Ждём его в воскресенье. Я даже не знала, кто такой Толя, но была уверена это не простая ошибка.
Когда Пётр вышел из душа, я смотрела на него, как на чужого. Он улыбнулся, спросил, есть ли чтонибудь поесть. Открыла холодильник и подумала: «Вот оно, всё начинается».
На следующий день я не могла встать с кровати. Было ощущение, будто ктото подменил мой мир на вариант, где ничего не складывается. Муж тот же голос, тот же запах, те же утренние ритуалы с кофе но внутри всё кричало: «Это уже не он. Не тот, за кого ты его любила».
Я пыталась объяснить себе всё рационально. Может, это действительно ошибка? Может, подзвонила какаято коллега? Но голос той женщины был такой уверенный, такой настойчивый. Она говорила о «ждём», будто это не первый раз.
Я начала наблюдать за Пётром. Снаружи всё как обычно, но чутьчуть не так. Он стал парковаться дальше от дома. Командировки стали частыми, а сообщения в «ВКонтакте» короткими, деловыми, будто писал их ктото другой.
Наконец, я решила докопаться. Сначала проверила багажник после одной из «командировок». Там лежал лишь один чек от отеля в Калужском районе. Не тот город, куда он говорил, что едет. Дата совпала с тем, когда он сказал, что вернётся поздно изза пробок.
Сердце колотилось, но я не сдавалась. Когда он собирался в путь в очередной раз, я записала номер машины и название отеля из чека. Через два дня я уже была там.
Не знаю, чего я ожидала: может, просто убедиться, что его там нет? Что всё это случайность? Но когда я припарковалась напротив отеля и увидела, как Пётр выходит из здания, держась за руку с маленьким мальчишкой я замерла. Малыш был лет четырёх, шляпка с козырьком наклонена, смех звенит, а лицо его. Тот же взгляд, те же черты, только в миниатюре.
Потом подошла женщина, чуть моложе меня, лет тридцати. Она поправила куртку ребёнка, а Пётр поцеловал её в лоб, как будто это их обычный день.
Я отскочила к машине, ноги почти не держали меня. Дрожали руки. Телефон звонил наверное, моя дочь, ждёт, когда я вернусь с «покупок». Я не ответила, просто смотрела в окно, в чужой мир. И тогда поняла: это не роман и не измена. Это чтото гораздо страшнее. У него была вторая семья, вторая жизнь, а я была лишь вспомогательной фигурой, фоном.
Не помню, сколько я сидела в машине. Наконец завелась, но уже не домой, а в поисках воздуха, в попытке проветриться от собственных иллюзий.
Вечером я вернулась. В квартире тишина, дети уже спали. Пётр сидел в гостиной перед телевизором, будто ничего не случилось. Он поднял брови, посмотрел на меня:
Долго ты с этими покупками. Всё в порядке? спросил он тем спокойным тоном, которым раньше завидовали мне подруги.
Я молчала, глядя на него, пытаясь понять, как я могла годами не заметить двойную игру. Как он успевал жить в двух домах, а я в одной пустой квартире.
Я села напротив и сказала:
Я сегодня была в Калужском районе.
Он замер. Улыбка исчезла.
С какой целью? спросил, голос дрогнул.
Видела вас, её и мальчика.
Он молчал. Долгое время мы просто сидели в тишине. Наконец он вздохнул:
Я не хотел тебя ранить. Это это просто случилось.
Ребёнок случился? прервала я. Семья случилась?
Он сжал руки, не стал объяснять. Видимо, понял, что слов уже нет.
Я не хотел никого оставлять сказал он в конце. Ни вас, ни их. Я думал, справлюсь
«Справлюсь» вот так называется вести две жизни одновременно? Собирать конструкторы в двух разных домах? Врать одному и другому ради удобства?
Я встала.
Я пока не знаю, что будет дальше. Но точно знаю: в этом цирке я больше не буду играть.
Я не плакала и не кричала. Был лишь пустой холод внутри. Последующие дни я шла как автомат: готовила завтрак, возила детей, шла на работу. Но во мне просыпалась новая сила, гнев, и, главное, уверенность, что я готова менять всё.
Через две недели я сказала ему, что он должен съехать. Он не рыдал, не возражал, просто тихо собрал вещи и ушёл.
И тогда, впервые за долгое время, я смогла действительно подышать. Без его лжи, без постоянного напряжения. Я была одна, но свободна.
Остаётся лишь один вопрос, который меня тревожит: как я могла попасть в эту ловушку? Как я не увидела, что живу в чужом театре, а не в своём доме? До сих пор не могу понять, как я оказалась в такой истории.
