Предчувствие
В старой московской панельке с девятью этажами, где стены будто из бумаги, каждый чих соседа отдается в трубах отопления.
Олег уже давно не реагировал на хлопки дверей и перестановку мебели соседей, не слышал, как скрипит телевизор у пенсионерки снизу.
Но то, что творил сосед сверху Алексей, выводило его из равновесия и заставляло бросать ругательства.
Каждую субботу «нечестный человек» без малейшего стеснения включал дрель, а иногда и перфоратор!
То в девять утра, то в одиннадцать. Но всегда в выходной, и всегда в тот момент, когда хотелось бы выспаться.
Сначала Олег, человек мирный, пытался отнестись к этому с терпением: «Наверно, ремонт затянулся пойму» думал он, ворочаясь в постели и пряча лицо под подушку.
Но недели шли, а звук перфоратора будил его каждую субботу снова и снова, то короткими всплесками, то длительным гулом. Казалось, сосед начинает работу, бросает её, а потом опять возвращается к начатому.
Иногда назойливый звук нападал не только утром, но и в будний вечер около семи, когда Олег приходил с работы, мечтая о тишине. Каждый раз хотелось встать и сказать соседу всё, что думаешь, но усталость, лень и нежелание конфликта удерживали его.
Однажды, когда дрель снова запела над головой, Олег не выдержал и бросился наверх. Трубил, стучал в ответ ни звука. Лишь проклятый перфоратор ревел, отдавая вибрацию прямо в череп.
Когданибудь я! вырвалось у Олега, но он не закончил фразу. Сам не знал, что именно «когданибудь» сделает.
Воображал он разные варианты: отключить электроэнергию во всём доме, написать жалобу, позвать участкового, даже забить вентиляцию пеной.
Иногда представлял, как сосед вдруг осознаёт, что надоел всем, и приходит извиняться. Или переезжает. Или хотя бы перестаёт сверлить!
Для Олега тот звук стал символом несправедливости. Он каждый раз думал: «Хотя бы ктонибудь в подъезде возмутился и положил конец этому безобразию!»
Но все сидели в своих норах и ничего не делали.
И тогда случилось то, чего Олег не ждал
***
В одну субботу он проснулся не от шума, а от полной тишины.
Долго лежал, прислушиваясь: когда же завизжит проклятый аппарат? Тишина была густой, почти осязаемой.
Сломал! пробежало в голове, или этот изверг уехал?!
День прошёл в ощущении свободы. Пылесос шумел тише, чайник звучал ласково, телевизор не дрожал с потолком. Олег сидел на диване и, как ребёнок, широко улыбался.
***
Воскресенье тоже было тихо, как и понедельник, вторник, среда. Шум будто вырезали из его жизни Тишина сверху держалась почти неделю.
Он перестал списывать её на ремонт, отпуск или случайность. В этой паузе ощущалось нечто странное, тревожное резкий контраст после месяцев постоянного грохота.
***
Он долго стоял перед дверью Алексея, собираясь с духом, и пытался понять, зачем ему это нужно: убедиться, что всё в порядке? Или проверить, не накручивает ли он себя?
Олег нажал звонок. Дверь открылась почти сразу, и он сразу понял, что чтото случилось.
На пороге стояла беременная женщина, лицо бледное, веки отёкшие. Олег видел её пару раз в лифте, но теперь она выглядела старше, будто постарела на несколько лет.
Вы жена Алексея? спросил он осторожно.
Она кивнула.
Чтото случилось? Я давно не слышал
Олег застрял, слова застряли в горле: как объяснить, что пришел изза тишины?
Женщина отступила, пропуская его внутрь, и тихо произнесла:
Леша больше нет.
Олег не сразу понял смысл. Понадобилось несколько секунд, чтобы собрать слова в целое.
Как когда?
В прошлую субботу, рано утром, она смахнула слезинку. Понимаете, этот бесконечный ремонт Он так устал. Всё делал по выходным, а в будни времени не было. В тот день встал раньше меня, хотел доделать детскую кроватку. Торопился, боялся не успеть
Она указала рукой вглубь квартиры. У стены стояла половина только что распакованной детской кроватки: инструкция, упаковки с крепёжами, детали, разбросанные на полу.
Он просто упал, прошептала она. Сердце. Я даже не успела проснуться.
Олег стоял, будто врос в пол. Слова женщины медленно оседали в сознании
***
Шум
Тот самый, который так бесил, будил по субботам! Олег опустил глаза, и взгляд упал на коробку с деталями кроватки: мелкие винты, шестигранник, наклейки с номерами. Всё аккуратно разложено так делают только те, кому действительно важно чтото создать.
Может, вам чтото нужно? спросил он тихо, но женщина покачала головой:
Спасибо. Ничего
Олег ушёл почти на цыпочках, будто отгоняя чужую боль. Спускаясь по лестнице, он ощущал тяжёлое чувство вины, не имеющее формы, но жгучее.
***
Дома он поднял глаза к потолку. Тишина стояла густая, почти как упрёк. Возможно, он ненавидел Алексея лишь потому, что тот мешал спать? Для него тот был не человек, а лишь шум, неудобство.
А теперь его нет. Остаётся женщина, оплакивающая его. Скоро появится ребёнок без отца, и кроватка, которую Алексей хотел собрать, осталась незаконченной.
Надо будет зайти к его жене, подумал Олег, помочь. Вряд ли она справится сама
Вечером, когда мысли утихли, Олег снова посмотрел на потолок. Тишина всё ещё висела, будто обвиняя.
Он поднялся, позвонил в дверь. Женщина удивлённо приподняла брови, её глаза не ожидали увидеть его.
Олег, смущённо, произнёс:
Слушайте Я понимаю, что мы почти не знакомы. Но если позволите я могу собрать кроватку. Он хотел, чтобы она была готова. Если можно, я хотел бы помочь.
Она молчала, глядя в него, будто пыталась уловить смысл. Затем медленно кивнула.
Проходите.
Олег вошёл, осторожно переступая через коробки с деталями, и молча работал, скрепляя части, пока не встал последний винт.
Женщина сидела на диване, гладя живот, иногда тихо всхлипывала, стараясь не мешать. Когда Олег закончил и поправил спинку кроватки, в комнате произошло странное облегчение, словно напряжение исчезло.
Она подошла ближе и провела ладонью по гладкой деревянной перекладине.
Спасибо, прошептала она. Вы даже не представляете, насколько это важно.
Олег лишь кивнул, не зная, что ответить. Выходя, он понял, что впервые за долгое время сделал чтото понастоящему правильное, и почувствовал, что это место будет его частью.
И в этом простом деле, где шум сменился тишиной, а чужая боль стала его переживанием, Олег открыл для себя истину: иногда истинная сила проявляется не в борьбе с шумом, а в готовности услышать и поддержать того, кто нуждается в тишине сердца.
