ВЕТЕРИНАР
Когда меня просят «посмотреть кота, а то, может, с возрастом крыша поехала», я сначала смотрю не на животное, а на людей рядом. Потому что если у питомца появляется «странное поведение», почти всегда причина кроется в хозяине.
Меня сейчас вызывает соседка Татьяна Николаевна. Она живёт на втором этаже типовой пятиэтажки в Москве, где зимой стены стонут от холода и проникает сквозняк. Татьяна говорит:
Там у бабушки кот. Раньше к ней навещали люди, а теперь только почтальон. Она уверена, всё в порядке, но вы бы посмотрели Кот каждый день в пять часов садится у двери и неподвижно сидит. Часами. А бабушка будто ничего не замечает.
Я выхожу к ней.
Дверь открывает небольшая бабушка в шерстяном жилете, причёска аккуратно собрана. За её спиной старый шкаф с сервизом, полка с маленькими флаконами духов и раритетное радио «Океан», которое уже десять лет играет одну единственную волну. В комнате пахнет гречкой, мятой и чемто ещё, едва уловимым, но очень знакомым.
Здравствуйте Вы, наверное, тот самый врач? Заходите, только не разувайтесь, а то холодно, предлагает она.
Я ветеринар, отвечаю я. Где кот?
Он стесняется. Под кресло спрятался. Он у меня такой: гостей не любит, а своих хоть бы спал на нём. Выходит к людям только ночью, в пять часов.
Я запоминаю «в пять», не уточняя, утро это или вечер.
Кот действительно прячется под креслом. Рыжий, пухлый, минимум десять лет. Нос сухой, усы как антенны, в глазах лёгкое непонимание, будто: «Кто ты и что забрал у меня покой?»
Я присаживаюсь на старый ватный пуфик, а бабушка начинает говорить сама с собой:
У него всё по расписанию. Утром едем кашу, потом я телевизор включаю, а он на подоконник. А в пять садится у двери. Всегда.
Почему именно в пять?
Дети звонили в пять. Раньше. Сейчас не звонят, но он всё равно ждёт.
Вы говорите, что с ним всё нормально А как у вас?
У меня хватает. Телевизор работает, гречка есть. Что ещё надо?
Кот, тем временем, выходит изпод кресла, идёт к двери, проверяет, не скрипнула ли дверца, потом ложится у коврика и укладывает морду на тёплую складку старого шерстяного пальто, которое, кажется, никто не убирает.
Он ждёт, говорит бабушка. Думает, что они придут. А я не мешаю. Пусть надеется.
Я не начинаю лекцию о том, что кошки не «ждут», а любят рутину. Не советую больше активности, новых игрушек, обогащённого пространства. Потому что это не просто кот и не просто старость это нечто иное. Как будто у них два общего заговора: «Мы сидим здесь, пока никто не заметит, как течёт время».
На прощание бабушка говорит:
Если будете проходить мимо, заходите. Я могу испечь пирог за 200рублей. Или просто так, коту будет приятно.
Я киваю.
И вдруг понимаю, что и мне тоже иногда нужен такой пирог.
Прошло две недели. Я еду по этому району, везу кошку на капельницу после операции. И понимаю, что думаю о Татьяне Николаевне чаще, чем о половине своих пациентов.
У каждого ветеринара есть пациенты, к которым хочется возвращаться. Не из чувства тревоги, а из чувства тишины, как в библиотеке: она не пугает, а согревает.
Я звоню в домофон, и она не удивляется.
Пирог пока не готов, но чай уже ждёт, отвечает она.
Внутри кот уже сидит у двери, на том же месте, на той же складке пальто. Как будто всё это лишь пауза для вдоха.
У меня теперь и звонок, и календарь, замечает бабушка. Если с утра не мурлычет, значит, понедельник. В понедельник я плохо себя чувствую.
Она не шутит, а говорит, как есть.
Я понимаю: бабушке и коту повезло, потому что их отношения честны. Кот не обещает, что всё будет хорошо, он просто рядом. А она не лжёт, что всё прекрасно, а просто ставит молоко каждое утро.
Знаете, вдруг говорит она, у меня раньше были часы с кукушкой. Муж их починил на первую зиму, а потом я сняла стрелки, потому что больно смотреть, как время идёт, когда с кем его делить нельзя. Сейчас часы висят без стрелок, но каждый день в пять кот садится у двери.
Я смотрю на этого рыжего, ленивого, толстого буддиста у коврика и думаю: мы, люди, придумываем системы, чтобы напоминать себе о важном. Ставим напоминания, подписываем календари, ставим таймеры. А животные просто сидят и ждут. И этого достаточно.
Я спрашиваю, звонили ли дети.
Редко. У них жизнь, а у меня гречка, кот и вы, доктор.
Я не доктор. Я просто люблю слушать.
Тогда вы лучше любого доктора.
Перед уходом я сажусь рядом с котом. Он не шевелится, лишь хвост слегка подрагивает, как антенна. Я трогаю пальто оно холодное, но всё равно пахнет жизнью, не грустью, а ожиданием.
А вдруг приедут? неожиданно спрашивает бабушка.
А вдруг, отвечаю я.
Только кот первый заметит. Он у меня как радар. Вчера утром у двери сидел, я чуть чай разлила, думая, что это сюрприз, а оказалось, соседка.
Мы смеёмся, но смехом людей, которые давно не смеялись.
Когда я выхожу, начинается лёгкий снег, пушистый, который не скрипит, а лишь тихо хрустит. В этом хрусте я слышу почти шёпот: «Скоро».
Я снова приезжаю без ничего, даже без контейнера для анализа. Просто так. Иногда пациенты вызывают не от болезни, а от одиночества, и ты, как врач, ничего не лечишь, а лишь проверяешь, живы ли глаза.
В тот день бабушка открывает дверь быстрее обычного.
Я знала. Сегодня он снова сидит у двери с рассвета, говорит она.
Кот проходит мимо меня, как мимо мебели, садится у шкафа и даже не мяукнет.
Раньше он спал у ног мужа, прямо в изгибе колена. А когда муж умер делает паузу. Он всё равно ложится туда. Сначала я пыталась оттолкнуть, а потом поняла: он держит место для него.
Мы садимся пить чай.
Я нашла старый альбом. На даче были мы с детьми. Хотите посмотреть? предлагает она.
Я соглашаюсь, не ради фотоальбомов, а потому что, когда человек достаёт воспоминания, он как будто очищается, становится прозрачнее.
На одной фотографии муж в шезлонге, а у его ног кот. Тот же, только рыжее, с более худым хвостом, будто на пять лет моложе. Подпись гласит: «Лето, папа, Васька и малина». Рядом девочка с кудрявыми косичками.
Это Лена, младшая. Она кота любила больше всех. Сейчас у неё свои дети, свои коты добавляет бабушка. Думаю, она бы сразу узнала его, если бы увидела.
Через пару дней мне звонит голос, напряжённый, незнакомый.
Это простите, это Пётр? Ветеринар? Я нашла ваш номер на холодильнике у мамы. Это Лена, её дочь.
Да, слушаю.
Я хотела спросить этот кот он ведь Васька? Он у неё до сих пор?
До сих пор, отвечаю.
Тишина длительная.
Просто я нашла фото и поняла, что он единственный, кто не уехал. Ни разу, даже на дачу.
Да. Он всё так же садится у двери.
В пять?
В пять.
В выходные бабушка не открывает дверь сразу. Я уже начинаю волноваться, когда слышу щёлкание замка.
Извините, у меня руки дрожали. Я вчера плакала.
Кот сидит в углу, на нём красный ошейник с бантиком.
Это Лена привезла. Приехала с сыном.
Пауза.
А сын такой же, как кот. Тихий, только слушает. А потом говорит: «Я тебя запомню навсегда».
Бабушка снова рыдает, но теперь слёзы не от боли.
Я ухожу позже обычного.
Оборачиваясь, вижу в окне сидящего кота, который смотрит вслед, будто знает: комуто из нас суждено возвращаться снова и снова, пока не наступит полная тишина или полное тепло.
