Что же теперь будет? спросила Олеся Иванова, едва слышно, будто сама себе шепчет, а не возлюбленному.
А что? Буду слать к тебе кавалеров. Жди, спокойно ответил Борис Михайлов.
Олеся вернулась с вечеринки в кузнечском селе, где одна встреча должна была перевернуть её судьбу. Она весело, но тайно, рассказала младшим сестрам о встрече с Борисом. Сёстры знали, что Олеся безумно влюблена. Борис обещал жениться осенью, после завершения полевых работ.
И вот, после почти интимного свидания под сеном, он обязан был сделать предложение. Но в полях уже убрали урожай, он лежал в амбарах, приближался Новый год, а кавалеров не было видно
Мать Олеся, тётя Ганна Петровна, начала замечать перемены в старшей дочери: обычно жизнерадостной, теперь Олеся стала задумчивой, её тело менялось неравномерно. Тётя Ганна устроила откровенный разговор. После горькой исповеди Олеся, Ганна захотела лично увидеть в глаза предполагаемому «зятьку» и выяснить, где же кавалеры.
Не раздумывая, Ганна пошла в соседнее село Козлово, где жил Борис. Её встретила мать Бориса, Мария Ивановна, ничего не подозревая о сыновых делах. Тётя Ганна выложила всё, что думала, и обе женщины решили выступить против Бориса. Он, усмехнувшись, ответил:
Откуда я знаю, чей будет ребёнок у Олеся? В нашем селе полно парней, мне всех детей признавать родными?
Ганна вспылила. Уходя из дома, она бросила ему:
Чтобы ты, негодяй, всю жизнь женился!
Эти слова, будто к небесным стражам, долетели дальше. Борис позже женился четыре раза
Олеся увидела в лице своей мамы предвестие беды. Ганна строго-настрого предупредила дочерей:
Отцу ни слова! Разберёмся сами.
Олеся, поедешь в Тулу к родственникам. Когда ребёнок появится, отведи его в роддом. Иначе в нашем селе бабки будут полоскать языки без устали. Даст Бог, всё образуется.
Муж Ганны, Денис Валентинович, был уважаемым учителем в школе. Односельчане называли его только по отчеству. Он был строг и справедлив, к нему часто обращались за советом.
Внезапно старшая дочь принесла в подол ребёнка позор всему колхозу! Тётя Ганна не могла допустить такого. Дочь была отправлена к родственникам, а Денис, не скрывая гнева, сказал жене:
Пусть Олеся едет в город работать. Чай, ей уже двадцать лет.
Тётя Ганна стала тщательнее присматривать за младшими дочками. Средняя, Софья, вскоре уехала по распределению в Псков, а младшая, Агафья, в Москву.
В селе каждое слово эхом отзывается. Слухи дошли и до ушей Дениса. От своих учеников он узнал, что в его собственной семье назревают неурядицы.
Как ты могла отправить ребёнка в детдом? Это же моя первая внучка! воскликнул он, устроив супруге яростный разнос.
Тётя Ганна не ожидала такой реакции мужа, но знала, что ребёнок уже зарегистрирован в детском доме. Боясь посещать его, она молилась, что всё пройдет.
Скоро Ганна и Олеся привезли девочку в село, назвали её Анечкой. До года Аня не знала своей семьи. Этот грех Олеся будет нести всю жизнь. Что бы ни делала Анечка, мать принимала её терпеливо и безропотно.
Воспитанием Анечки занимались и дед Денис, и баба Ганна, и Олеся. Часто Олеся вспоминала последнее свидание с Борисом: запах сухих трав, тягучие сладкие минуты безудержной любви под сеном. Любовь окаянная терзала её душу, как будто картошку в окно не бросишь.
Олеся стала матерью-одиночкой. В Анечке она видела черты Бориса, её характер был похож на его бойкая, стойкая. Олеся жила в тумане, ничего не радовало её, даже смех дочери вызывал грусть.
Когда Олеся подошла к двадцати пяти годам, к ней стал проявлять интерес брат по духу Фёдор Ковалёв, их с детства знали. Тётя Ганна имела сестру, вышедшую замуж за вдовца с тремя детьми; один из них был Фёдор.
Олеся с неохотой приняла ухаживания Фёдора. С ребёнком было нелегко, но он был надёжным мужчиной, только Анечка могла стать преградой. Фёдор знал всю историю её несчастной любви, но боготворил её с детства и готов был взять её в жены, даже с дочкой.
Сыграли шумную деревенскую свадьбу, построили новое гнёздышко, уехали в Москву, подальше от чужих глаз. С молодой семьёй у них появилась хрупкая тайна.
Олеся вскоре родила дочку Люсеньку. Для Фёдора обе дочери были родными, а Анечка сразу удочерилась. Различий между сестрами не стало. Фёдор жил и дышал своей семьёй.
Олеся оказалась хорошей хозяйкой, матерью и женой. Фёдор вдохнул в неё жизнь, исцелил надломленную душу. В их доме царили покой и взаимопонимание.
Десять лет пролетели. Однажды Аня, Люся и четверо внуков отдыхали на летних каникулах у бабки Гани. Бабушка, гордая и счастливая, ходила по селу, ведь её три дочери были замужем, у каждой дети три внука и три внучки.
В заброшенном чулане средних сестёр Аня нашла старый блокнот, исписанный мелкими русскими буквами. Читая, она ахнула: в каждой строке упоминался Борис! Оказалось, это дневник тёти Олеся.
Новость не удержалась: Аня рассказала её своей кузине, а та, схватив блокнот, помчалась к бабе Гане за разъяснениями. Бабушка, растроганная, выложила всё, что помнила, жалела, что не сожгла проклятый журнал.
Аня не могла принять, что её настоящий отец скрывался годами. Она потребовала встретиться с ним. Бабе пришлось дать адрес недоступного отца.
Взяв с собой сестру«обличительницу», Аня отправилась в соседнее село, где их встретила мать Бориса. Внучка узнала её без лишних слов лицо было почти как у отца.
Женщина быстро накрыла стол угощениями, заплакала, принесла извинения: «Я помнила о тебе всё время, но сын запрещал встречаться» И тут вышел Борис.
Оглядев двух голубоглазых девочек, он спросил:
Признавайтесь, кто из вас моя дочь?
Аня дерзко ответила:
Я могла быть вашей дочерью!
Борис кивнул, пригласив её выйти во двор. Аня вышла, но через минуту вернулась, яростно оттолкнув его.
Мать Бориса, увидев накал, пригласила всех к столу, налила крепкого самогона. Сёстры, ухмыляясь, сказали:
Что вы? В городе нам в этом возрасте не пить! Мы ещё малы для спиртного.
И выпили.
Дорога домой была туманна, а любопытство взяло верх:
О чём ты говорила с отцом во дворе?
Ничего. Он предлагал деньги, хотел «откупиться». Я отказалась, он мне не понравился, даже не узнал свою «копию».
Баба Ганна переспросила о встрече, угощениях, стоит ли говорить Фёдору и Олесям.
У меня, кроме папы Фёдора, больше нет отцов! отрезала Аня, и с тех пор держала обиду на мать.
Она осуждала Олеся за то, что та испугалась дурной молвы, за то, что мать отдала ребёнка в детдом. Олеся всю жизнь повторяла:
Прости меня, Анечка, твою непутёвую мать!
Годы шли, Аня и Люся выросли, нашли супругов. Аня родила двух сыновей; старший был почти копией Бориса в молодости.
Борис же не забывал Олеся. Иногда встречался с ней в Москве, но лишь на редких приёмах, лишь бы показать, что она живёт в достатке, любви, и не нуждается в нём.
Олеся никогда не говорила Борису, что Аня уже десять лет запрещала ей видеть внуков, и сама Аня почти не общалась с ней. Старые грехи отбрасывали длинные тени.
Олеся находила утешение в супруге Фёдоре, который видел в ней безупречное солнце. Он никогда не упрёк её, а перед их свадьбой шутил:
Красному яблоку червоточина не в укор.
Олеся давно прикипела к Фёдору душой; такого человека нельзя не полюбить.
Дожили они до золотой свадьбы. Пришли дети, внуки, правнуки.
В разгар семейного юбилея Аня отведи́ла Олеся в сторону, со слезами на глазах:
Прости меня, мама! За всё прости! Я не имела права судить тебя!
Борис поздравил семью по телефону:
До золотой свадьбы мне не дожить. С последней женой живу десять лет, четвертая уже Прости, Олеся! Почему я от тебя отказался?
Олеся прервала его:
Не продолжай. Отказался значит, не любил. Я счастлива! За ошибки молодости заплатила, но сейчас у меня всё: Фёдор, семья, покой. Тебя давно простила.
Прощай, Борис.
