Помню, как в тот новогодний вечер я, Злата Петровна, уже не могла больше терпеть капризы свекрови, Тамары Игоревны, за столом, и решила уйти к подруге.
Кто так режет оливье? воскликнула она, показывая на огромные кубики. Они же для свиней! В рот не поместятся. Я же сто раз говорила, что нарезка должна быть мелкой, изящной, чтоб вкус раскрылся, а не как будто топором рубили, голос Тамары Игоревны перекрывал даже шум работающего телевизора, где наш Виталий Лукашин вновь собирался в баню.
Злата замерла с ножом над миской варёной моркови. Часы показывали четыре часа дня, тридцатого декабря. Спина будто бы только что разгрузила вагон угля, а ноги отекли в домашних тапочках, на пальце ныл свежий порез.
Тамара Игоревна, вздохнула Злата, стараясь, чтобы голос не дрожал от надвигающейся истерии. Это обычные кубики, стандартные. Мы так всегда режем. Если вам не нравится, можете не есть салат. У нас ещё три вида будет.
Не есть? свекровь швырнула соусник, едва не уронив его. Ты что, с матерью мужа разговариваешь? Я приехала к вам праздник встречать, семью объединять, а ты мне куском хлеба попрекаешь! Виталий! Ты слышишь, как жена со мной разговаривает?
Виталий, сидевший в гостиной и распутывающий гирлянду, вздохнул безнадёжно. Он, ненавидевший конфликты, выбрал стратегию страуса: голову в песок и ждать, пока буря утихнет.
Оля, мам, крикнул он с дивана. Нарежь помельче, тебе жалко что ли? Мама же хочет как лучше. Она профессиональный повар, ей виднее.
Я была заведующей столовой! гордо поправила Тамара Игоревна, поправляя массивную брошь на груди. И у меня санитарные нормы от зубов отскакивали. А у тебя, Злата, в кухне бардак: пятнистое полотенце, а ты им руки вытираешь. Антисанитария!
Злата молча отложила нож. Внутри неё медленно, но верно закипала та самая злость, что обычно приводит к необратимым последствиям. Это был не первый Новый год со свекровью, но, кажется, самый тяжёлый. Тамара Игоревна заявилась два дня назад, будто бы помочь, а на деле проинспектировать каждый угол и вынести вердикт: невестканезавратушка, сыннедокормлен, внуков нет, квартира безвкусно обставлена.
Полотенце чистое, я его утром достала, просто на него капнул свекольный сок, спокойно ответила Злата. Тамара Игоревна, не могли бы вы выйти из кухни? Мне нужно запечь гуся, здесь жарко и тесно.
Гуся? свекровь подозрительно прищурилась. А как ты его мариновала? В майонезе, как в прошлом году? Это вульгарно! Гуся надо вымачивать в брусничном соусе с можжевельником два дня. Я же тебе рецепт присылала в Одноклассниках. Ты что, не читала?
Я мариновала его по своему рецепту, с яблоками и мёдом. Виталию так нравится.
Виталию нравится то, к чему ты его приучила! Ты испортила парню желудок своей стряпней. У него уже гастрит, посмотри, какой бледный он сидит. А я ему в детстве паровые котлетки делала
Злата ощутила, что ещё секунда и этот гусь полетит не в духовку, а в окно.
Всё, вытерла она руки о фартук. Гусь в духовку. Салаты готовы. Остаётся накрыть стол и привести себя в порядок.
В порядок? Тамара Игоревна окинула невестку оценивающим взглядом. Да уж, не мешало бы. Волосы как пакля, круги под глазами. Сделай хотя бы маску огуречную. Иначе Виталий посмотрит на тебя и аппетит пропадёт. Мужчина должен видеть королеву, а не посудомойку.
Злата проглотила этот ком ради мужа, ради праздника, ради того, чтобы не начинать Новый год со скандала. Она поставила тяжёлый противень в духовку, выставила таймер и ушла в ванную.
Включив горячую воду, она наконец дала волю слезам. Пять минут она сидела на краю ванны, рыдая и размывая тушью лицо. Ей тридцать пять лет, она начальник отдела в крупной логистической компании, у неё двадцать подчинённых. Квартира куплена совместно с мужем, вложена наследственная доля. Почему она должна терпеть унижения в собственном доме?
Потому что семья, шепнул в голове голос её матери. Надо быть мудрее, надо терпеть. Худой мир лучше доброй ссоры.
Злата умылась, наложила патчи, попыталась улыбнуться отражению. Ладно, осталось шесть часов. Посидим, послушаем куранты, поедим, а потом лягу с книгой.
Она вышла из ванной, надеясь на перемирие. В квартире пахло хвоей и запекающимся мясом.
В спальне на кровати лежало её темносинее бархатное платье с вырезом на спине, купленное специально к празднику за половину премии.
Ой, Злата, ты что, это собираешься надеть? голос свекрови прозвучал над ухом. Тамара Игоревна вошла без стука.
Да, это моё праздничное платье.
Ну ты даёшь… свекровь поджала губы. Бархат полнит, ты будешь как баба на чайнике. Цвет такой траурный. Новый год радость, блеск! Надо чтото светлое, лёгкое. У меня есть кофточка с люрексом, могу одолжить.
Спасибо, не надо. Мне нравится это платье. И Виталию нравится.
Виталию всё равно, лишь бы ты его не пилила. А я тебе, как женщина женщине, говорю: не идёт. Подчёркивает все недостатки фигуры. Лучше бы ты в спортзал ходила, а не булки на ночь ела.
Злата молча начала одеваться, руки дрожали, молния заела. Давай помогу, а то порвёшь, вещь-то дорогая, хоть и бестолковая, свекровь дернула молнию, и Злата чуть не упала. Вот так. Смотри сама. Я предупредила. Потом не жалуйся, что муж на молоденьких заглядывается.
К десяти вечера стол был накрыт. Хрусталь блёкл, свечи горели, гусь ароматный красовался в центре. Виталий надел рубашку, Тамара Игоревна облачилась в то самое «праздничное» платье с люрексом и надела все свои золотые украшения, став похожей на новогоднюю ёлку.
Злата чувствовала себя выжатым лимоном: ни настроения, ни аппетита. Она просто хотела, чтобы вечер закончился.
Ну, давайте провожать старый год! бодро объявил Виталий, разливая шампанское. Год был непростой, но мы справились. Главное что мы вместе!
Да уж, непростой, подхватила свекровь, поднимая бокал. Особенно для меня. Здоровье ни к чему, давление скачет. Сын работает, невестка вечно занята карьерой. Внуков нет. Одиночество…
Мам, мы же звоним, приезжаем, попытался оправдаться Виталий.
Звоните раз в неделю для галочки. Ладно, не будем о грустном. Выпьем за то, чтобы в новом году некоторые стали лучшими хозяйками и вспомнили о своём женском предназначении.
Злата сделала глоток, чувствуя горечь шампанского.
Попробуйте салат, предложила она, пододвигая к свекрови селёдку под шубой. Я сделала с домашним майонезом, как вы любите.
Тамара Игоревна взяла вилкой кусочек, понюхала, скривилась и положила в рот, жуя демонстративно, закатывая глаза.
Ну что сказать наконец произнесла она. Селёдка пересолена, свёкла недоварена, хрустит. А майонез Оля, признайся, ты туда уксуса бахнула? Кислятиной несёт за версту.
Там лимонный сок, по рецепту, тихо ответила Злата.
Лимонный сок! В шубу! Господи, кто тебя учил готовить? Твоя мать, царствие ей небесное, тоже кулинаркой не была. Всё полуфабрикатами вас кормили. Вот и выросла белоручка.
Эти слова ударили Злату в самое сердце. Мать её умерла три года назад, и она до сих пор не могла смириться с утратой. Мама была доброй женщиной, работавшей на двух работах, чтобы поднять дочь, и, конечно, не готовила можжевеловые маринады, но в их доме всегда было тепло и уютно.
Не смейте трогать мою маму, прошептала Злата, кровь броснула в лицо.
А что я такого сказала? Правду говорить не грех. Виталий, передай мне хлеб, а то этот салат есть невозможно, надо заесть чемто.
Виталий молча передал хлеб, не взглянув на жену, просто жуя, глядя в тарелку, стараясь стать невидимым.
И вдруг в Злату переключилось. Как будто щёлкнул выключатель. Гнев, обида, усталость исчезли, сменившись ледяным спокойствием. Она посмотрела на мужа, на того мужчину, который обещал быть с ней и в горе, и в радости, а теперь позволял своей матери топтать память её матери и унижать её труд.
Виталий, тебе вкусно? спросила она.
А? вздрогнул он. Ну нормально. Злата, давай не будем ссориться за столом. Мама просто высказала своё мнение.
Мнение, значит. Нормально.
Злата медленно встала.
Ты куда? За горячим? Рано ещё, посиди, скомандовала свекровь.
Нет. Я не за горячим.
Злата вышла из гостиной. В спальне она сняла бархатное платье, аккуратно повесила его в шкаф, надела джинсы, тёплый свитер, собрала в небольшую спортивную сумку косметичку, смену белья, пижаму, зарядку. В коридоре надела пуховик, шапку, сапоги.
Из гостиной доносился голос свекрови:
ну я и говорю соседке: зачем тебе эта мультиварка, в ней же еда мёртвая! То ли дело в горшочке, в русской печи Виталий, а где Злата? Чтото она долго, обиделась? Нервная она, психованная. Тебе бы к врачу её сводить.
Злата заглянула в дверной проём.
Я не обиделась, Тамара Игоревна. Я просто сделала выводы.
Виталий выронил вилку.
Злата, ты чего? Ты куда собралась? В джинсах?
Я ухожу, Виталий.
В магазин? Чегото не хватает? Я сбегаю!
Нет. Я ухожу из дома. Празднуйте. Ешьте гуся. Он с яблоками, не с можжевельником, так что извините. Салаты можете выбросить, раз они такие отвратительные.
Злата, перестань устраивать цирк! возмутилась свекровь. Что за детские выходки? Села за стол немедленно! Гости на пороге, куранты через час!
У меня нет гостей, спокойно ответила Злата. В доме два чужих человека: один меня ненавидит, второй мне плевать. С Новым годом вас.
Она развернулась и пошла к входной двери.
Злата! Злата, стой! вскочил Виталий, опрокинув стул, и бросился за ней. Ты с ума сошла? Ночь на дворе! Куда ты пойдёшь?
К тому, кто меня ценит.
Она открыла дверь.
Если ты сейчас уйдёшь, закричал Виталий, в голосе появился страх и злость, то мама обидится окончательно! Ты рушишь семью!
Семью разрушил ты, когда позволил ей вытирать мне ноги, сказала Злата и захлопнула дверь.
На улице мягко шел пушистый снег, вдалеке уже взрывались петарды. Злата вдохнула морозный воздух, но ей не было холодно; ей стало легко.
Она набрала номер подруги Светланы.
Светка, ты спишь?
Оля? Что ты? Мы тут танцуем! Поздравлять?
Свет, можно я к тебе приеду? Прямо сейчас.
Раздалась пауза, потом голос подруги стал серьёзным:
Что случилось? Виталиан обидел?
Я ушла. Навсегда, наверное. Стою у подъезда с сумкой.
Жду! Ноги в руки и беги! У нас весело, Миша плов готов, шампанского море! Код домофона помнишь?
Помню.
Злата вызвала такси. Цена была высокой новогодняя ночь, но ей было всё равно. Когда подошла желтая машина, она села на заднее сиденье и впервые за весь день улыбнулась.
У Светланы было шумно, тесно и душевно. В прихожей пахло мандаринами и пловом. Света, в смешном свитере с оленями, обняла её так, что кости заскрипели.
Заходи, моя хорошая! Ой, да ты ледяная! Миша, наливай!
В квартире Светы и её мужа Миши собрался разношерстный круг: дети, собака, пара друзей. Никто не сидел за столом с каменными лицами. На столе не было хрусталя, а лишь бумажные салфетки, большая кастрюля с пловом, гора бутербродов с икрой и ведро мандаринов.
Оля, ты вовремя! крикнул Миша. Сейчас желания загадывать будем! Садись!
Света подала ей бокал, тарелку с горячим пловом.
Ешь! Ты же голодна, наверняка, шепнула Света. Я тебя знаю, пока готовишь, крошки в рот не возьмёшь.
Злата попробовала плов. Он был божественный, без санитарных норм и можжевельника, просто вкусный, приготовленный с любовью.
Что случилось? спросила Света, когда куранты пробили двенадцать, все крикнули «Ура!» и выпили шампанское.
Злата вкратце рассказала о гусе, о салате, о «пакле» на голове и о молчании Виталия.
И с того вечера Злата нашла в себе силы жить посвоему, наслаждаясь каждым новым рассветом, зная, что истинный дом это место, где её сердце спокойно.
