Открой рюкзак, сейчас! На камеру видно чётко, ты не уйдёшь! Вытащи всё!
Слова разрезали воздух. В огромном цехе обувной фабрики «Технобот» звук станков внезапно оборвался. Надзиратель, госпожа Романова, стояла с завязанными руками и холодным взглядом, прикованным к Марии, худой женщине с большими усталыми глазами. Вокруг пахло обработанной кожей, клеем и зимней стужей.
Мария сжала рюкзак к груди, словно ребёнка. Затем покачала головой.
Пожалуйста
На камеру видно чётко, прошипела госпожа Романова, не поднимая голоса. Вытащи всё.
Трепещущие пальцы Марии разрезали молнию. Она достала завернутый в бумагу сэндвич, пару тяжёлых шерстяных носков, бланк с купонами и, наконец, крошечную партию ботиночек: коричневая кожа, подпоясанная мягкой пушью, с двумя серебряными звёздочками по бокам. Зимняя красота.
Для кого? спросила надзиратель, чуть мягче.
Мария проглотила слово.
Для Златы, моей дочери. На её кроссовках дыры, ноги замерзают.
Почему не попросила аванс?
Потому что никого нет, кто мог бы стать залогом. Никого, к кому позвонить. Я одна. Отец её ушёл.
В цехе ктото покашлял. Коллега сделала шаг вперёд, потом замерла. Госпожа Романова взяла ботиночки в руки, ощупала швы, потянула молнию. Они были безупречны её работа, их труд. Тогда она заметила: на подошве Мария записала маркером цифру «29» размер Златы.
Тебя увольняют за кражу, понимаешь?
Мария кивнула, не заплакав. Стыд не шумит.
Пожалуйста дайте мне ещё один день. Завтра вечер Николая Чудотворца.
Не обсуждаю, холодно ответила надзиратель. Иди домой. Я сама тебя позвоню.
Мария вышла, качаясь, словно дверь оттолкнула её наружу. Цех вновь зашумел.
Вечером, в своём кабинете, госпожа Романова снова просмотрела запись. Видела, как Мария минутами рассматривала ту пару, поднимала её к свету, чтобы увидеть пушистую подкладку; как слегка прижала её к щеке, словно на долю секунды; как с дрожью запихнула в рюкзак, словно вкладывая туда крошечный луч надежды.
На столе, рядом с забытым чаем, лежал блокнот с пометками: «новогодние бонусы, талоны, премии». Тот же самый список цифр, ничего о детском холоде.
Она взяла телефон, нашла в досье сотрудников адрес Марии и записала его на листок. Затем поднялась, прошла в склад, выбрала новую пару тот же размер, та же пушистая подкладка попросила упаковщиц завязать её красным бантом и ушла.
Снег начал падать мелкими хлопьями. Дом Марии в старом районе имел темный и холодный подъезд. Госпожа Романова поднялась на третий этаж, неся коробку.
Злата? спросила девочка с двумя косичками, запутавшимися в узлах. На ней была тонкая пижамка и несочетаемые носки.
Мама сейчас в магазине, покупает хлеб, ответила Мария, держа дверь.
Позвольте зайти ненадолго? улыбнулась надзиратель.
В коридоре от печки пахло теплом, но в комнате пахло голодом и заботой. На столе лежала старинная шкатулка, раскрашенная карандашами морковок «для Деда Мороза», наверное.
Как вас зовут?
Злата. А вы?
Я просто подруга вашей мамы.
Госпожа Романова поставила коробку на стол.
Злата, ты знаешь, кто придёт сегодня вечером?
Дед Мороз. Но в прошлый раз он пришёл не по адресу, стучал в соседний подъезд, потому что наш окна маленькие.
Дед Мороз не ошибается, прошептала надзиратель, сжав горло. Иногда он лишь теряется в заботах людей. Но когда находит смелое сердце, он никогда не забывает его.
Она открыла коробку. Ботиночки засияли в полумраке, как тёплый свет лампы. Злата прижала их к губам.
Для меня?
Для тебя. Чтобы ноги были тёплы, а голова держалась высоко.
Девочка погладила пушистую подкладку и, не раздумывая, обняла её. Это было то объятие, которое дарят дети, когда находят добро.
Дверь снова открылась: Мария, щеки палы от мороза. Увидев надзирателя, она замерла.
Госпожа простите меня. Завтра принесу ботинки
Не принеси ничего, тихо произнесла госпожа Романова. Это для Златы.
Я уйду, обещаю
Не уходи. Завтра придёшь в офис. Составим план: аванс на зиму, укороченный график, чтобы ты могла водить дочку в сад, и список, кого позвонить, если понадобится помощь. На фабрике сделаем ящик «Хорошая подошва» для всех, кто в суровую зиму ступает.
Мария кивнула, не зная, как держать такие слова в ногах. Хотела сказать «спасибо», но слёзы залили ей глаза.
Почему? спросила она.
Потому что я не хочу управлять фабрикой, где только делают ботинки. Я хочу держать людей на ногах, а не просто шить их обувь. И сегодня я выучила этот урок от твоей дочери.
Злата проводила пальцами по пушистой подкладке новых ботиночек. По лестнице уже слышался стук соседей, ветер шуршал в подворотнях, снег усиливал свой марш. На кухне суп уже пахнул домашним уютом.
Госпожа Романова вышла в ночную улицу с лёгким сердцем.
На следующий день в цехе рабочие нашли большую коробку с надписью от руки: «Хорошая подошва для наших зим».
Внутри были тёплые носки, перчатки, подарочные талоны, ботинки. Девушки переглянулись и улыбнулись.
В том цехе, где пахло кожей и клеем, чтото изменилось, будто внутри зашила новая подкладка. И, впервые за долгое время, зима выглядела просто временем года, а не приговором.
Иногда между «кражей» и «криком о помощи» лежит лишь детская подошва. Если услышать прежде, чем осудить, спасёшь не только работу, но и путь человека в этом мире.
