«Я не собираюсь тащиться в эту проклятую деревню, чтобы хоронить твою мать,» — резко сказал её муж. Но когда он узнал о её банковском счёте, он пришёл с цветами.

Я вспоминаю те дни, когда меня разбудил бесконечный гудок мобильного телефона. Было ещё темно, часы показывали лишь восемнадцать минут августа понедельник. В кровати рядом с мной ворчал Виталий, тянул подушку на лоб, пытаясь заглушить назойливый звук.

Алло?.. пробормотала я, голос дрожал, будто проснулся от сна.

Наталья, это Валентина Ивановна, соседка вашей мамы, услышала я в панике старушку. Дорогая, готовьтесь ваша мать её сердце отказало ночью. Вызывали скорую, но они не успели.

Телефон выскользнул из рук, мир закружился. Мама ушла. Ещё три недели назад мы разговаривали: Елена Петровна жаловалась на жару, рассказывала о яблонях и урожае.

Что случилось? пробормотал Виталий, глаза закрыты.

Моя мама умерла, прошептала я, словно произнося чужие слова.

Он поднялся на упорах, бросил холодный взгляд. Ни сочувствия, ни боли лишь лёгкое раздражение.

Печально, пробормотал он, отводя взгляд к стене.

Я медленно поднялась. Ноги дрожали, будто из желе, но нужно было действовать: погребение, бумажки, сборы Голову кружило от мыслей. Открыла шкаф, достала дорожную сумку и начала упаковывать: чёрное платье, туфли, паспорт.

Виталий сел, взял телефон и, будто ничего не случилось, открыл новостную ленту.

Куда едёшь? спросил безразлично, не отрываясь от экрана.

В деревню, на похороны.

В какую деревню? В ту отдалённую, в 300 километрах от Москвы?

Виталий, мама умерла. Ты понимаешь?

Он морщился, будто услышал неприятный звук.

У меня важная презентация на неделе, к нам едет руководство из Москвы. Я не могу бросать всё и ехать в эту дырку.

Я замерла, держала в руках рубашку, и медленно повернулась.

Я не прошу тебя бросать всё, но это похороны моей мамы.

И что? Мёртвые не важны, а мне карьера, ипотека, помнишь?

Я продолжала паковать в молчании. Пятнадцать лет брака я терпела его гнев, скупость, безразличие к дому. Но в тот момент последний нить оборвалась.

Сколько будешь? спросил он, направляясь к кухне.

Тричетыре дня, нужно всё оформить, бумаги собрать.

Не трать слишком много, у нас уже хватает расходов.

Я сжала зубы. О каких расходах он? О новом смартфоне за 80тысяч рублей? О бесконечных рыбалках?

Через два часа я стояла у автовокзала с сумкой. Виталий даже не предложил подвезти, сказал, что едет в другую сторону. Нет объятий, нет слов поддержки.

Пусть местные копают могилу, сказал он, уходя. Я не еду в эту хлевушку.

В автобусе я заняла место у окна. Поля промелькнули золотыми колосьями под августовским солнцем. Моя мать обожала это время года, говорила, что август щедрый месяц, когда земля вознаграждает труд.

Сидящая рядом полноватая женщина с добрым лицом спросила:

В отпуск едёте?

На похороны, мама умерла.

Да помилует её Господь Похоронить родителя тяжёлое дело.

Я кивнула, слов не желая. В голове звучали слова мужа: «я не еду». Как можно быть столь равнодушным? Елена Петровна всегда заботилась о нём: варила варенье, вязала носки, ухаживала, когда он сломал ногу. Она месяц за ним присматривала.

Деревня встретила меня тишиной и ароматом свежескошенной травы. Дом у края побеленный, с синими ставнями. Мама каждый год обновляла побелку: «Дом должен быть красивым, как праздник».

У ворот меня встретила Валентина Ивановна.

Наталья, дорогая Елена Петровна не жаловалась, работала в огороде, выглядела бодрой

Где она?

В доме, мы готовились с соседями. В синем платье её любимом. Гроб сделал Петрович, наш местный столяр.

Я вошла в гостиную. Гроб стоял на столе, покрытом белой скатертью. Мама лежала спокойно, будто спала. Лицо выглядело моложе, нежнее. Я упала на колени и впервые за день заплакала.

Похороны назначили на следующий день. Я позвонила родственникам кузне, племяннику. Все обещали прийти.

Вечером к нам заглянул Александр Петрович, староста деревни, седой, бородатый, все в деревне знали его.

Наталья Сергеевна, примите мои соболезнования. Елена Петровна была редкой душой, здесь её уважали.

Спасибо.

Я пришёл по делу. Ваша мать год назад приходила ко мне, просила заверить копию сберегательной книжки. Депозит оформлен на ваше имя.

Я удивлённо приняла документ. Мама никогда об этом не говорила, жила скромно, экономила.

Сумма приличная около 800тысяч рублей, продолжал он. Она копила годами, проценты накопились.

Сердце сжалось. Восемьсот тысяч могли изменить нашу жизнь: погасить часть ипотеки, купить машину, отремонтировать квартиру.

И дом тоже вам оставила, завещание в нотарисе в районном центре, добавил староста. Она всё продумала, умная была.

После его ухода я села на веранду. Небо горело розовыми красками, коровы отдалённо мычали, возвращаясь с пастбища. Мама любила такие вечера чай, закат.

Телефон молчал. Виталий ни разу не позвонил. Я сама набрала ему.

Да? раздражённо ответил он.

Похороны завтра в два часа.

Я сказала, что не еду.

Я звоню не об этом. Мама оставила депозит на моё имя, восемьсот тысяч.

Тишина. Затем лёгкий кашель.

Восемьсот? Ты шутишь?

Да. И дом тоже.

Это здорово! голос вдруг стал тёплым. Может, всё-таки приду? Помогу с бумагами?

Не нужно, я справлюсь.

Наталья, я же твой муж. Должен быть рядом.

Я горько улыбнулась. Когда я скорблю он отворачивается. Когда слышит про деньги вспоминает свои обязанности.

Приходи, если хочешь, тихо сказала я. А если нет оставайся где есть.

Он не пришёл. На похороны пришли только родственники и соседи. Елена Петровна была похоронена с достоинством: тихие речи, искренние слёзы тех, кто её знал.

Через четыре дня я вернулась в город. Ключ в замке скрипел Виталий забывал смазать петлю. Грязные кроссовки в коридоре, куртка бросилась на вешалку. Гостиная выглядела после бури: банки из пива, подушки на полу, пепельница, полная окурков. Кухня хуже: гора грязных тарелок, засохшая еда, мусорный багажник переполнен. Четыре дня а квартира словно принадлежала безразличному.

В спальне Виталий лежал в смятой футболке, глядя в планшет. Услышав мои шаги, он поднял голову, но не встал.

Ты вернулась? Я голоден.

Я стояла в дверях, глядя на него небритое лицо, жирные волосы, поза, более ленивую, чем уставшую. Пятнадцать лет с этим мужчиной Как всё дошло до этого?

Ты хоть раз помыл посуду, пока я была в отъезде?

Нет времени. Работа.

Сегодня воскресенье.

И что? Я тоже нужен отдых.

Я пошла на кухню молча, начала убирать. Руки двигались автоматически, но мысли были далеко: о маме, сэкономившей каждую копейку, о мужчине, который даже мусор не выносил, пока жена хоронит мать. О жизни, которая должна была стать легче, а превратилась в тяжесть.

Вечером случилось неожиданное. Виталий пришёл с огромным букетом красных роз и пакетиком из пекарни мои любимые эклеры.

Любимая, я всё обдумал Я вел себя ужасно. Твоя мама ушла, а я не поддержал, не пришёл Это была ошибка, говорил он, ставя цветы в вазу, аккуратно выкладывая сладости, заваривая чай. Лицо напряглось, будто он притворяется кающимся.

Прости меня, Наталья. Я должен был быть рядом. Помнишь, как мы встретились? На ярмарке, где ты продавала огурцы и кабачки. Твоя мама улыбнулась мне, будто я её сын.

Я кивнула. Да, помню. Тогда Виталий был жив, внимателен, заботлив. Куда делся тот человек?

Я думал о деньгах Нужно всё правильно оформить. Я могу взять выходной, пойти с тобой в банк, к нотариусу. Сейчас столько мошенников Я лишь хочу защитить тебя.

Спасибо, но я справлюсь сама.

Мы семья! Должны решать всё вместе. Я знаю одного, он в инвестициях, поможет.

Виталий, это наследство моей мамы. Я сама решу.

Он нахмурился, но быстро собрался.

Конечно, дорогая. Но понимаешь, в семье всё делится. Мы давно платим ипотеку вместе

Ту, что оформлена на твоё имя, напомнила я.

Формальность! Квартира наша, ты здесь прописана

Прописка не значит собственность. Наследство отдельная собственность.

Он встал резко, маска раскаявшегося мужа сползла.

Что ты говоришь? Что не поделишься?

Я не спешу в этом решать. Моя мама умерла неделю назад. Мне нужно время.

Время? его голос обострился. Когда мне нужна была машина, ты не просила времени! Ты просто сказала, что денег нет!

Потому что их не было. Мы еле сводили концы с концами.

А теперь у нас есть! Восемьсот тысяч! Можно купить машину, поехать в Европу не в тот хлев, что ты меня тащил!

Тот «хлев» был единственным, что мы могли позволить, я копил шесть месяцев.

Хватит! бросил он стол, ваза с розами зашевелилась. Я твой муж! Мне полагалась половина!

Нет, не полагается. Закон ясно гласит: наследство личное имущество.

Как ты это знаешь?

Читал в газете в автобусе. И знаю, что могу подать на развод без твоего согласия.

Он замер, потом медленно сел.

Ты хочешь развод?

Я подумываю. Виталий, смотри правду в глаза. Ты не пришёл на мамин похороны, потому что тебе было всё равно. А теперь «заботишься» только изза денег.

Я искренне сожалею! Просто работа, стресс

Не лги. Тебя не волнует, что я потеряла маму. Тебя волнует счёт в банке.

Как смеете! Я работал пятнадцать лет ради нас!

Работал? Когда ты последний раз готовил ужин? Стирал? Спрашивал, как я? Я тоже работаю, но держу дом в одиночестве!

Это женская работа!

А мужская? Быть грубым, требовательным, ничего не делать? Где ты был, когда я нуждалась в поддержке?

Он схватил вазу и бросил её в стену. Розы рассыпались, стекло разбилось.

Ты неблагодарная! Я вывел тебя из деревни и дал достойную жизнь!

Из деревни? Я закончила институт, нашла работу, зарабатываю сама! Ты пришёл позже и взял всё себе!

Ссора дошла до предела. Виталий орал, размахивал руками, плевал, как бешеный. Я впервые за годы увидела в нём не мужа, а чужого, жадного, агрессивного человека. Как я всё это оправдывала? «Он устал», «Он хороший», «Он изменится со временем».

Знаешь что? сказал я спокойно, вставая. Убирайся.

Что? Это моя квартира!

Это ипотечная квартира, и я плачу половину. Но если хочешь, позову полицию, расскажу, как ты всё ломишь.

Я сняла его ключи с вешалки и протянула ему.

Я упакую твои вещи и оставлю их в коридоре. Возьми и уходи.

Ты не смеешь!

Тогда открылась дверь напротив. Вышла Нина Васильевна, соседка, услышав шум.

Всё в порядке, Нина Васильевна, сказала я хладнокровно. Виталий просто уходит.

Нина посмотрела на его искажённое лицо, потом на меня усталую, но решительную. Кивнула.

Если чтонибудь понадобится позови меня. Петрович поможет.

Понимая, что свидетеля есть, Виталий не осмелился вызвать ещё больше проблем. Он схватил куртку и выбежал.

Жалеете, крикнул он из лестницы.

Я закрыла дверь и прислонилась к ней. Руки дрожали, но внутри не было пустоты, а странное, неожиданное облегчение. Как будто после лет заключения я наконец обрела свободу.

На следующий день я упаковала его вещи в коробки, оставила их в коридоре, сменила замки и сообщила консьержу. Через неделю подала на развод. Дети нет, собственности нет. В суде Виталий пытался требовать половину вклада, но судья чётко объяснил: наследство личная собственность.

Через месяц всё было улажено. Восемьсот тысяч рублей легли на мой счёт, а дом в деревне официально стал моим. Я взяла отпуск и поехала туда, чтобы привести в порядок мамины вещи, проветрить детство, вдохнуть аромат яблок и сена.

Стоя на веранде, я смотрела на закат. Тёплый ветер пахнул яблоками и сеном, гдето вдалеке смеялись дети, а коровы отдалённо мычали. Спокойствие, которого я не знала годами.

Звонок в телефон. Номер Виталия. Я спокойно отклонила звонок и заблокировала контакт.

Прошлое осталось позади. Впереди новая жизнь, без унижений, без притворства, без чужой тени рядом.

Мама была права: счастье не в деньгах. Счастье в праве выбирать, как жить. И теперь я могу выбрать сама.

Rate article
«Я не собираюсь тащиться в эту проклятую деревню, чтобы хоронить твою мать,» — резко сказал её муж. Но когда он узнал о её банковском счёте, он пришёл с цветами.