Довольно, Макс. Я больше не вынесу этого, и да, я подаю на развод.
Эти слова вырвались из моих губ столь легко, будто это была обычная реплика. Алёна сама не ожидала такой лёгкости. Годы накопившейся горечи, бессонные ночи, когда я ждала его до рассвета, подбирала оправдания всё сжалось в два коротких предложения.
Максим повернул ко мне голову; в его глазах мелькнуло недоумение.
Да ну Ты серьёзно? По какой причине?
По какой причине, усмехнулась я. По запаху чужих духов, оставшихся на его рубашках. По случайно увиденным перепискам. По тому, как он смотрел сквозь меня, будто я лишняя мебель, которую давно пора бы выбросить, но руки не доходят. По коллеге с работы. По соседке этажом выше. По той официантке в кафе, где мы отмечали годовщину.
По всему, пожала я плечами. Я устала.
Развод затянулся на несколько месяцев, став изнурительным до такой степени, что я порой забывала есть. Суд, документы, бесконечные заседания превратились в вязкий кошмар, из которого невозможно было выбраться. Я приходила в зал в старом платье, ещё до беременности, ткань которого натягивалась на бедрах, молния не доходила до конца, а я закрывала всё кардиганом, единственным приличным без катышков и растянутых рукавов.
Максим сидел напротив в новом костюме, пиджак сидел безупречно, галстук последний писк моды с эксцентричным узором. Я смотрела на этот галстук и пыталась вспомнить, когда в последний раз покупала себе хоть чтонибудь. Позавчера едва нашла деньги на зимние ботинки для Артёма почти новые, пятьсот рублей, в соседнем районе. По дороге в переполнённом автобусе думала о том, что сыну нужны ещё штаны, куртка, шапка.
Тогда адвокат положил на стол распечатки.
Согласно выписке из банка, ровным, деловым голосом юрист сказал, за последние восемнадцать месяцев ответчик потратил в ресторанах, развлекательных заведениях сумму, сопоставимую с годовым бюджетом семьи.
Я глядела на цифры, не в силах собрать их в осмысленную картину. Рестораны, развлечения, отдельной строкой цветочный магазин хотя я точно знала, что он не дарил мне букетов. Ювелирный магазин, где покупали серьги, подвеску, кольцо. Всё это явно не для меня.
В то же время я считала, хватит ли мне купить Артёму банан. Не гроздь один банан, роскошь уже слишком велика. Я резала яблоки тонкими дольками, чтобы растянуть их на несколько дней, варила кашу на воде, потому что молоко подорожало, и пила пустой чай, убеждая себя, что так полезнее для фигуры.
Максим откашлялся, поправил галстук.
Это мои личные деньги. Я их заработал.
После заседания он догнал меня на парковке, схватил за локоть и развернул к себе.
Думаешь, что отстоишь чтолибо? его голос был ядовит. Я заберу Артёма. Слышишь? Заберу.
Я молча смотрела на мужчину, с которым прожила пять лет, которому родила сына, ради которого ушла в декрет, потеряла работу, квалификацию, себя.
Ты же бестолковая, торжествовал он. Ты ничего не умеешь. Что ты ему можешь дать? Нищету? Я из него хоть мужика воспитает, а не размазню. И алименты будешь платить ты, а не он!
Бестолковая слово, которое он произнёс и раньше.
Ты бестолковая, не понимаешь простых вещей.
Ты бестолковая, опять забыла.
Ты бестолковая, что с тебя взять.
И я принимала это, потому что любила, потому что была семьёй, потому что так должно было быть.
Он продолжал звонить, требуя, чтобы я отдала ему сына, чтобы он не испортил его своим влиянием, чтобы я не тратила алименты «на чтото».
Во время очередного звонка я больше не выдержала.
Хорошо, сказала я. Забирай.
На том конце провода последовала тишина.
Что? спросил он.
Я сказала хорошо. Я привезу Артёма завтра.
И привезла.
Артём стоял в коридоре квартиры Максима маленький, с рюкзаком в виде динозавра и сумкой, в которой я положила его любимую пижаму, книжку о космосе, плюшевого зайца с оторванным ухом. Максим смотрел на сына, будто тот материализовался из воздуха.
Ну вот, поставила я сумку на пол. Воспитывай.
Мама? дрогнул голос Артёма.
Я присела, обняла его, вдыхая аромат детского шампуня и солнечную нотку.
Поживёшь с папой немного, хорошо? Это как приключение. А я буду скучать и звонить каждый день.
Я вышла, не обернувшись, зашла за угол, прислонилась к стене и упала, прижав ладони к лицу. Господи, что я делаю? Но я была так измождена от звонков Максима, от его голоса и придирок.
Через час раздался звонок.
Лена, это запнулся он. Артёму в садик когда? Завтра?
В садик? я моргнула. Макс, он ходит в детский сад каждый будний день, с восьми утра. Ты не знал?
Откуда мне Ладно, разберусь.
Он не разобрался. В тот же вечер он отвёз сына к Валентине Петровне «на пару часов, пока делишки решу» и исчез.
На четвёртый день зазвонил номер бывшей свекрови, и она, улыбнувшись злобно, ответила:
Совсем совесть потеряла? её голос дрожал от возмущения. Сдала ребёнка и пошла развлекаться? А я всё с ним, да? Мне за шестьдесят лет, кстати! У меня давление!
Я привезла сына не вам, говорила я ровно, почти ласково. Я привезла его папе, который, помните, собирался вырастить из него настоящего мужика, бил себя в грудь, обещал, угрожал судом.
Он работает! Ему некогда!
А мне, значит, есть когда? Я тоже работаю каждый день, справляюсь одна.
Но он же
Валентина Петровна, перебила я, я отдала ребёнка Максиму по его же просьбе. Пусть растит, как обещал. Я вам ничем не могу помочь.
Тишина повисла в трубке, потом короткие гудки.
Через два дня Валентина Петровна позвонила снова, голос её был уже усталым, как будто сдутым.
Приезжай, забери Артёма. Больше не могу.
Я приехала вечером, Артём бросился ко мне с порога, вцепился в ноги, уткнулся лицом в живот.
Мама, мама, мама повторял он, словно заклинание, а я гладил его по голове.
Всё, малыш, хватит приключений. Поехали домой.
Валентина Петровна стояла в дверях, скрестив руки, в её взгляде мерцала досада, но не раскаяние просто разочарование, что план провалился. А невестка оказалась не такой бестолковой, как они думали.
Максим исчез. Не звонил, не писал, не появлялся с новыми требованиями. Просто растаял. Его родители тоже не навещали внука, пришли лишь один раз через несколько лет. К тому времени Артёму исполнилось семь, он учился во втором классе, занимался плаванием и обожал собирать легоконструкторы.
Мальчик открыл дверь и посмотрел на незнакомых людей.
Вам кого? спросил он.
Артёмочка! воскликнула Валентина Петровна, размахивая руками. Это же мы! Бабушка с дедушкой!
Артём нахмурился, обернулся:
Мам, тут какието люди.
Разговор получился коротким и неприятным. Валентина Петровна обрушилась, что внук её не узнаёт, не поздоровался, не бросился в объятия. Николай Иванович качал головой, причитал чтото про «современное воспитание».
Они ушли, бросив напоследок, что мальчик ужасный и невоспитанный, такой же бестолковый, как мать Я закрыла за ними дверь и рассмеялась. А на что они вообще рассчитывали?
Время летело слишком быстро. Артёму исполнилось одиннадцать. Он вытянулся, стал похож на дедушку на отца меня. Сын унаследовал мой упрямый подбородок и острый, насмешливый взгляд. Он не спрашивал о отце. Возможно, когданезачем спросит, а я отвечу честно, без прикрас и без лишней горечи. Пока же мы справляемся вдвоём.
Вспомнилась неожиданно подруга Марфа, рыдавшая у меня на кухне, разбрызгивая тушь по щекам.
Он грозит отобрать Серёжку, всхлипывала Марфа. Говорит, адвоката наймёт, справки собирает Я не знаю, что делать!
Я наливала ей чай, придвинула сахарницу.
Марьюшка, улыбнулась я уголком губ, хочешь совет?
Хочу любой. Схожу с ума.
Отдай ему ребёнка сама.
Марфа замерла с чашкой в руках.
Что?
Собери вещи, привези Серёжку к отцу. Скажи: «воспитывай». И уйди. Три дня, подняла я три пальца, может, меньше. И твой вопрос решится навсегда.
Ты серьёзно?
Абсолютно. Проверено на личном опыте.
Марфа посмотрела растерянно, но в её глазах вспыхнула надежда.
И что потом?
Потом? отпиала я, откидываясь на спинку стула. Потом живёшь нормально, без тех, кто нужен тебе лишь для галочки «семья» в соцсетях.
Я вспомнила Максима, его родителей. Всё это осталось в прошлом. Но урок я усвоила на отлично
