Я перестала гладить мужу рубашки после того, как он назвал мой труд «сидением дома».
Да от чего ты могла устать, Марина? От сериалов? От того, что болтаешь с подругами по телефону? Я прихожу с работы выжатый, а ты мне рассказываешь, что у тебя спина болит! возмущается Сергей Иванов, размахивая вилкой, которая со звоном подпрыгивает и падает на пол. Котлета, которую Марина Петрова жарит уже час, чтобы получилась идеальная корочка, лежит безмолвно на тарелке.
Марина стоит у раковины, вода шумит, смывая пену, но в её ушах лишь клокочет фраза «просто сидят дома».
Серёжа, медленно закрывает кран, руки дрожат, и она прячет их в карман фартука. Ты серьёзно? Считаешь, что я целыми днями только сериалы смотрю?
А что ты делала? откидывается он на спинку стула, в глазах появляется привычное снисхождение. Детей нет, Артём учится в институте, живёт в общежитии. Квартирка у нас обычная студия, роботпылесос убирает, стиралка работает, мультиварка готовит. Ты живёшь как в курорте, а я зарабатываю, чтобы платить за твой «отпуск». Я хочу видеть дома отдохнувшую жену, а не слышать нытьё о усталости.
Марина вспоминает пятнадцать минут, проведённые у гладильной доски, когда вчера без остановки разглаживала каждую складку светлоголубой рубашки с тонкой полоской, а сегодня утром, едва проснувшись, бросилась на рынок на Тверской за свежим творогом для сырников Сергея. Она помнит, как стирала зимнюю одежду, тащила сумки из магазина, чистила ванну. Но он этого не замечает: чистый пол данность, ужин из мультиварки обычное дело, а свежие рубашки, будто бы растут на ветках шкафа.
Хорошо, тихо говорит Марина. Я слышала тебя. У меня «курорт», я просто дома.
Отлично, ворчает Сергей, подняв вилку с пола и бросив её в раковину. Дай чистую, и чай налей, крепкого, а то в прошлый раз было как-то жалко.
Марина молча подаёт вилку и наливает чай. Внутри её чтото ломается. Нет громкого скандала, нет разбитой посуды просто в кухне стало холодно и пусто, будто окна выбили посреди зимы.
Вечером, когда Сергей, сытый и довольный, устраивается перед телевизором смотреть футбол, Марина заходит в спальню. Обычно в это время у неё начинается «вторая смена». Она достаёт гладильную доску, ставит утюг, но, глядя на гору его смятых рубашек, вспоминает: «Робот стирает, машинка стирает». Машинка постирает, а утюг не умеет работать сам. Это мелочи? По мнению Сергея для тех, кто «просто сидит дома» и «скучает от безделья».
Марина отключает утюг, убирает доску в шкаф, аккуратно ставит рубашки в угол гардероба и шепчет своему отражению: «Отдыхай, Марина, у тебя же курорт».
Утро начинается как обычно. Сергей просыпается по звонку будильника, идёт в душ. Марина уже на кухне, пьёт кофе. На столе лежит пакет мюсли и молоко.
Где омлет? удивляется Сергей, вытирая голову полотенцем.
Не успела, спокойно отвечает Марина, листая новости в телефоне. Я же отдыхаю, решила подольше полежать, набраться сил перед дневными сериалами.
Сергей хмыкает, считает, что жена просто капризничает после вчерашнего.
Ладно, мюсли мюсли. Слушай, я проверил шкаф, белую рубашку не нашёл, а сегодня совещание у генерального, надо выглядеть на все сто. Где она?
В корзине, не отрываясь от экрана, говорит Марина.
В корзине? Грязная?
Чистая, постиранная. Машинка стирает.
Сергей поперхнулся молоком.
Марин, ты чего? Мне через двадцать минут выйти. Где глаженая рубашка?
Там же, где и остальные, неглаженые.
Он медленно кладёт ложку, лицо покрывается краской.
Хватит цирка. Я вчера, может, и перегнул, но это не повод устраивать саботаж. Иди и поглади мне рубашку быстро.
Марина поднимает глаза, в них нет ни страха, ни обиды, лишь равнодушие.
Нет, Серёжа. Я не буду гладить. Гладить это работа, а я, как ты заметил, не работаю. Я сижу дома, а сидение дома не подразумевает стоять у раскалённого утюга часами. Техника стирает пусть техника и гладит, или ты сам. Ты ведь мужчина, ты всё тянешь на себе. Утюг для тебя не тяжёлее, чем ответственность за семью.
Ты издеваешься?! вскрикивает Сергей. У меня совещание! Я опаздываю!
Утюг в шкафу, доска там же. Успеешь, если поторопишься.
Сергей вылетает из кухни, ругаясь. Через десять минут он появляется в дверях, красный, растрёпанный, в рубашке с кривой складкой на груди и воротником, торчащим в стороны.
Спасибо, жена! рычит он. Удружила! Не забуду!
Дверь хлопает так, что чашки в серванте дрожат. Марина спокойно допивает кофе и собирается. У неё планы: записалась в бассейн, давно хотела, но всё не хватало времени, и договорилась встретиться с подругой. Курорт так курорт.
Вечером Сергей приходит мрачнее тучи, рубашка ещё сильнее помята.
Ну что, довольна? бросает он портфель в угол. Генеральный косился на меня весь день, спрашивал, не заболела ли жена, раз я в таком виде.
А ты что ответил? интересуется Марина.
Сказал, что жена решила поиграть в феминистку. Есть чтонибудь пожрать или мне опять сухой корм?
Пельмени в морозилке, магазинные, «Бульмени».
Сергей скрипит зубами, но силы на скандал нет. Он молча варит пельмени, ест их из кастрюли и уходит в спальню, демонстративно хлопнув дверью.
Неделя идёт. Квартира постепенно погружается в хаос. Марина моет посуду, протирает пыль, но магии уюта нет: исчезли свежие полотенца, запах пирогов, а главное глаженые вещи.
Сергей мучается. Сначала пытается надеть то, что осталось в глубине шкафа, но запасы быстро иссякают. Приходится пробовать утюг, но у него получается лишь пятна и желтоватый цвет, потому что он не умеет ставить правильную температуру. Однажды он сжёг дырку в любимом джемпере и орал, обвиняя Марину в диверсии.
Марина же начинает расцветать. Она читает книги, гуляет в парке, меняет причёску, выпрямляется, словно сняла тяжёлый мешок с плеч.
В пятницу вечером Сергей приходит домой не один. С ним его коллега Игорь Соколов, о чём Сергей предупредил её неделю назад.
Марина! зовёт он из прихожей, неожиданно бодрый. Встречай гостей! Мы с Игорем отмечаем отчёт!
Марина выходит в красивом домашнем костюме, с лёгким макияжем.
Добрый вечер, Игорь Сергеевич, улыбается она.
Ох, какая у тебя жена, Серёжа! восхищается коллега. Цветёт и пахнет! А ты жаловался, что она болеет.
Сергей краснеет, подталкивает гостя к кухне.
Проходи, проходи… Марина, накрой нам, пожалуйста, нарезку, огурчики, чтонибудь горячее.
Марина улыбается дальше.
Серёжа, ты, наверное, забыл, у нас ничего нет. Я сегодня не готовила. Можно заказать пиццу или роллы, доставка быстрая.
Как не готовила? поражённый Сергей. Гости же!
Ты же не напомнил. А я отдыхала, ходила в кино.
Игорь Петрович пытается сгладить ситуацию:
Да ладно, Серёжа, не напрягай жену. Пицца отличная идея, «Пепперони» люблю.
Сергей, скрипя зубами, берёт телефон и заказывает пиццу. Весь вечер он нервничает, наблюдая, как Игорь бросает взгляд на его мятую футболку. На столе нет привычного изобилия, к которому он привык перед друзьями.
Когда гость уходит, Сергей взрывается.
Ты меня позоришь! Специально?! Перед коллегой! Он теперь всем расскажет, что я живу в свинарнике и ем пиццу из коробки!
А что плохого в пицце? удивляется Марина. Вкусно, посуду мыть не придётся. Ты же говорил, что быт не должен быть проблемой.
Гладить начни! орёт он. Я хожу как чучело, на работе меня уже пальцем показывают!
Скажи им правду, Серёжа. Скажи, что жена сидит дома, а ты запретил ей уставать, поэтому ты сам гладишь. Они поймут, ведь они современные люди.
Я не умею гладить! Я мужик! У меня лапы не для этого!
Тогда нанимай домработницу.
Сергей замирает.
Кого?
Женщину, которая будет стирать, убирать и, главное, гладить твои рубашки. Я посмотрела цены: глажка одной рубашки стоит от трёхсот рублей, в неделю у тебя уходит семь рубашек, плюс брюки и футболки около десяти тысяч в месяц только на глажку, плюс уборка двадцать тысяч, готовка ещё пятнадцать. Итого пятьдесят тысяч.
Ты с ума сошла? шепчет Сергей. Пятьдесят тысяч? Это треть моей зарплаты!
А я делала всё бесплатно и получала упрёки в безделье. Если не ценишь бесплатный труд, плати рыночную цену.
Сергей падает на диван, в голове начинают вращаться ржавые шестерёнки осознания.
Марина, ну это же семья пробормотал он без прежнего гнева. В семье не считают деньги за борщ.
В семье, Серёжа, уважают труд друг друга. Когда один считает себя хозяином, а другой ленивой прислугой, это уже не семья, а эксплуатация. Я устала быть невидимкой, чья работа замечается только тогда, когда её перестаёт делать.
Марина уходит спать в гостевую, чтобы получить личное пространство. Выходные проходят в гробовом молчании. Сергей в субботу пытается погладить брюки и сжигает их окончательно. В воскресенье он пытается оттереть плиту, залитую кофе, и ломает ноготь. Он обнаруживает, что пыль собирается не раз в год, а за два дня, туалет сам себя не чистит, а мусорное ведро без выноса начинает вонять.
В понедельник утром Марина просыпается от запаха гари, но едва сладковатого. На кухне стоит Сергей в фартуке, пытающийся перевернуть блинчики.
Доброе утро, бормочет он, не оборачиваясь. Я тут завтрак решил сделать.
Марина садится за стол.
С чего это?
Сергей выключает плиту, выкладывает два кривых блинчика и ставит их перед ней.
Марина, я я был неправ.
Он опускает голову.
Я идиот. Думал, что всё само собой. Ты же никогда не жаловалась, всегда улыбалась, дом чистый, еда вкусная. Я расслабился, а когда ты перестала я офигел.
Он поднимает на неё глаза, в них виноватый и жалкий взгляд, мятая футболка, щетина, круги под глазами.
Вчера я час глажал одну рубашку, спина отвалилась. А ты их по пять штук гладила. Не знаю, как ты это делала. Прости меня. Я больше никогда не скажу, что ты сидишь дома. Ты не сидишь, ты пашешь, и я это не ценил.
Марина чувствует, как лед внутри тает. Ей не нужна домработница, не нужны деньги за глажку, нужен простой человеческий «спасибо» и понимание.
Ешь блинчики, подталкивает он тарелку. Они, конечно, не как у тебя, но я старался.
Марина откусывает кусок. Блинчик резиновый, с привкусом горелого масла, но всё равно самый вкусный за последние годы.
Спасибо, Серёжа, говорит она. Вкусно.
Марина, он смущённо. Можно можно попросить? У меня сегодня важная встреча, очень. Поглади мне одну рубашку? Пожалуйста. Я в долг не останусь: куплю большую посудомойку, чтобы ты не мыла вручную, и будем вызывать клининг раз в месяц, чтобы окна мыть не пришлось.
Марина улыбается, впервые за две недели искренне.
Хорошо. Принеси рубашку, но только одну.
Одну, одну! радостно восклицает Сергей, подскакивая. Ты лучшая! Я люблю тебя, Мариш!
Он уходит в комнату, а Марина доедает подгоревший блинчик, думая, что иногда маленькая революция нужна, чтобы восстановить баланс в большом государстве под названием «Семья».
Полгода спустя Сергей держит слово: купил посудомойку, оплатил клининг, а каждый раз, надев свежую рубашку, подходит к Марине, целует в щёку и шепчет: «Спасибо, родная, ты моя волшебница». И всё же тот двухнедельный бунт неглаженых рубашек стоил того, ведь любовь это не обслуживание, а признание труда и его ценность.
