Эффект присутствия
Утром, когда в соседних домах ещё мерцали последние огни, Алексей уже сидел за столом в своей однокомнатной квартире и щурился в монитор. На экране медленно вращалась трехмерная модель комнаты, в центре которой висела полупрозрачная надпись: «Session failed». Под ней тянулась вниз красная строка логов, как бесконечный чек.
Он снял очки, потер переносицу и посмотрел на лежащий рядом VRшлем. Тёмный матовый пластик, по краям тонкие царапины, словно у телефона без чехла. Алексей провёл по ним большим пальцем и поймал себя на том, что гладит устройство, как живое. Усмехнулся и отдёрнул руку.
На кухне зашипела турка. Встал, налил себе крепкий кофе, вернулся к столу. В комнате заполнился запах кофе, смешанный с запахом прогретого пластика от системного блока. Привычная утренняя смесь. Первый глоток открыт почтовый ящик, сразу новое письмо от продюсера проекта.
Алексей, привет. Клиент хочет увидеть живую демоверсию к концу месяца, с упором на «эмоциональный вау». Сможешь?
Он уставился на слово «вау» как на занозу. Можно было бы ответить, что воспоминания не пишут по ТЗ, а «эмоциональный эффект» не нажать кнопкой. Но почти десятилетний опыт в коммерческой разработке говорил, что нужно писать иначе.
Привет. Сделаем. Понадобятся живые данные для теста. Я подготовлю протоколы, быстро написал он и нажал «Отправить». Затем ещё минуту сидел, глядя на пустой экран, где только что было письмо. Выдохнул, развернул кресло к шлему и взял его в руки.
Проект назывался ReLive. В презентациях его описывали как «VRплатформу для безопасного переосмысления личного опыта». Внутри команды говорили проще: «игра с памятью». Идея была не его, но именно он написал большую часть ядра. Алгоритм, используя видеозаписи, геоданные, фотографии и обрывки текстов, собирал для пользователя сцену не точную копию прошлого, а плотную модель, похожую на него. Платформа заполняла пробелы, подмешивала звуки, свет, мелкие детали, чтобы мозг не спотыкался.
В теории всё звучало красиво. На практике приходилось идти на компромиссы: гдето жертвовать реализмом ради комфорта, гдето оставлять шероховатости, чтобы пользователь не терял ощущение реконструкции, а не сна.
Он нажал кнопку на шлеме. Маленький индикатор вспыхнул мягким светом. Алексей положил устройство обратно на стол, открыл проект в IDE и вновь уткнулся в код.
Днём он поехал в офис. Метро в это время уже было набито людьми в пуховиках и куртках. В вагонах ктото слушал музыку без наушников, ктото листал ленту. Алексей стоял у двери и ловил в стекле отражение собственного лица. Нос стал чуть крупнее, чем в юности, волосы заметно поредели на макушке. В такие минуты особенно ярко ощущаешь, что сорок уже позади, а не впереди.
Офис стартапа располагался в бывшем бизнесцентре на окраине Москвы. Серый фасад, стеклянные двери, турникеты на входе. На этаже, где сидела команда, пахло кофе и пиццей. Открытое пространство с рядами столов, несколько переговорных со стеклянными стенами, в углу зона с пуфиками и приставкой.
О, Алексей, как раз тебя искали, крикнул ему навстречу Игорь, младший разработчик в худи с логотипом проекта.
Кто сейчас? Алексей поставил рюкзак возле стола.
Продюсер. С клиентом. Они в большой.
Алексей кивнул, включил ноутбук «на ходу», бросил взгляд на монитор, где медленно грузилась система, и пошёл в переговорку.
Внутри уже сидели трое. Продюсер сухой, подтянутый мужчина лет тридцати пяти в рубашке без галстука. Рядом женщина в тёмном костюме, представитель клиента, и ещё один парень с планшетом.
Алексей, продюсер поднялся, познакомьтесь, это Эльвира, стратег по продукту со стороны заказчика.
Добрый день, сказал Алексей.
Мы сейчас обсуждаем позиционирование, сказала Эльвира. Нужно, чтобы пользователи чувствовали, что это не просто развлечение, а инструмент работы с собой, но без тяжёлого психологического налёта.
Алексей сел, сложил руки на столе.
Технологически мы можем довольно точно реконструировать события, сказал он. Но важно помнить, что это именно реконструкция. Наша система достраивает пробелы, чтобы не было провалов. Иначе мозг выбросит пользователя из погружения.
А вы можете, перебила Эльвира, сделать так, чтобы сцены были чуть лучше, чем в реальности? Тёплее свет, приятнее голоса, сглажены конфликты. Чтобы человеку хотелось возвращаться.
Алексей ощутил, как внутри чтото напряглось.
Это уже не работа с собой, сказал он. Это побег.
Люди и так бегут, спокойно ответила она. В сериалы, в соцсети, в игры. Мы лишь даём более осмысленный формат. Главное не допускать травмирующих сценариев.
Продюсер быстро вмешался:
Мы можем добавить настройки: режим «реалистичный» и режим «щадящий». Пользователь сам выберет.
Алексей хотел возразить, но встретился взглядом с продюсером. Тот слегка покачал головой. Не сейчас.
После встречи он вернулся к столу и долго сидел, не трогая клавиатуру. В голове крутились слова Эльвиры: «чуть лучше, чем в реальности». Он вспомнил, как несколько дней назад прогонял тестовую сцену с выпускным сына. Тогда всё было сыро, но момент, когда мальчишка в пиджаке, немного ниже отца, выходит на сцену за аттестатом, получился удивительно живым.
В реальности на том выпускном Алексей почти не смотрел на сына. Он сидел в телефоне, отвечал на письма. Бывшая жена потом долго ему это напоминала. В реконструкции он стоял в проходе, снимал всё на камеру, улыбался так, что щёки сводило. Сын, повернувшись к нему, махал рукой.
Вечером, вернувшись домой, он снова запустил эту сцену. Шлем плотно обхватил голову, отрезав комнату с облупившимися обоями и гулом холодильника. В наушниках зашумели голоса, заиграла торжественная музыка. Он снова увидел сына на сцене. Тот был чуть выше, плечи шире, лицо ясное, уверенное. Алексей стоял в проходе, держал виртуальную камеру. На этот раз система мягко вернула его в заданную траекторию. Сцена была заскриптована.
Когда всё закончилось, он снял шлем и долго уставился в одну точку. Затем открыл меню, нашёл настройки сцены и стал смотреть параметры. Уровень освещения плюс двадцать процентов, контраст плюс десять. Звук слегка усилены аплодисменты. Лицо сына частично реконструировано по более поздним фотографиям.
Он сам это сделал, когда настраивал алгоритм «улучшения». Тогда казалось, что немного приукрасить не страшно. Сейчас в груди было неприятное чувство, словно он подменил чтото важное.
На следующий день он позвонил бывшей жене.
Привет, сказал он, стоя у окна и глядя на серый двор. Слушай, мне нужно Я делаю одну штуку по работе. Надо протестировать на живых людях. Можешь заехать?
Это безопасно? спросила она после паузы.
Это просто VR. Ничего не будет. Мне важно понять, как человек реагирует.
Она приехала вечером. Вошла в квартиру, осмотрелась. Здесь почти ничего не изменилось с тех пор, как она уехала. Те же полки с книгами, тот же старый диван.
У тебя всё как заморожено, сказала она, снимая шарф.
Некогда, ответил он. Работа.
Он показал ей шлем, объяснил, что и как.
Ты хочешь, чтобы я посмотрела что? спросила она.
Любой момент. Можешь загрузить фотографии, видео. Система сама соберёт сцену. Лучше чтото важное, с сильными эмоциями.
Она задумалась, потом достала телефон.
У меня есть видео, как мы с ним в первый раз поехали на море. Помнишь, он тогда боялся заходить в воду.
Алексей кивнул, хотя помнил плохо. Тогда он работал над срочным релизом и большую часть отпуска провёл с ноутбуком в номере. В памяти остались кадры: ребёнок в надувном круге, крики чаек, запах крема от загара.
Они перенесли файлы в систему. Алгоритм начал анализ. На экране пробежали проценты. Алексей наблюдал, как формируется временная шкала, как к ней подтягиваются геоданные, как по лицам строятся трёхмерные маски.
Страшновато, сказала она, глядя на всё это. Вроде и интересно, а в то же время Как будто в голову залезают.
Мы не лезем, тихо сказал он. Мы только собираем то, что уже есть.
Когда сцена была готова, он помог ей надеть шлем, настроил ремешок, поправил наушники.
Если станет некомфортно, сразу скажи. Я остановлю.
Она кивнула. Он запустил сеанс.
Первые минуты она молчала. Потом вдруг тихо рассмеялась.
Он бежит по песку Ой, смотри, как он спотыкается. Ты помнишь это? спросила она в пустоту.
Алексей смотрел на монитор, где отображалось только сухое: уровень пульса, частота дыхания, направление взгляда. По графикам было видно, как в определённый момент пульс подскочил.
Что случилось? спросил он.
Она сняла шлем, глаза блестели.
Там она замялась. Там ты с ним заходишь в воду, держишь за руки. В реальности ты сидел на шезлонге и отвечал на письма. Я помню это чётко. А тут ты рядом.
Алексей почувствовал, как в животе сжалось.
Наверно, алгоритм достроил сцену, сказал он. По фото, по типичным паттернам. Он не знает, где я был.
Но мозгто знает, тихо ответила она. И теперь там две версии. Одна, где ты в телефоне. Другая, где ты с нами.
Она встала, прошлась по комнате.
Это опасно, Алексей. Люди начнут выбирать, какую версию помнить.
А сейчас они разве не выбирают? спросил он. Фотографии, сторис, всё это
Это всётаки про реальность, сказала она. А тут мне было хорошо. Но я вышла и стало пусто.
Она ушла, не допив чай. Алексей остался один, долго глядя на шлем. В голове крутилась её фраза про две версии.
Через неделю начались внутренние тесты с участием сотрудников. Добровольцы приносили свои флешки, давали доступ к облакам с фотографиями. Ктото хотел вернуться в детство, ктото в первые свидания, ктото в день защиты диплома.
Игорь запустил сцену, где он в школьной форме стоит у доски. После сеанса он снял шлем и молча сидел.
Как? спросил Алексей.
Странно, сказал Игорь. Всё как будто лучше. Учительница не кричит, одноклассники не смеются. Я отвечаю, и у меня получается. Я даже не знал, что так хочу это увидеть.
А сейчас что чувствуешь?
Игорь пожал плечами.
С одной стороны, легче. С другой будто меня обманули. Но я сам выбрал этот режим.
Алексей фиксировал реакции, записывал комментарии. В отчётах для продюсера он писал сухо: «повышение субъективного уровня удовлетворённости», «снижение тревожности», «эффект притягательности к сцене». Внутри он всё больше сомневался, стоит ли радоваться этим цифрам.
Однажды вечером ему позвонил сын.
Пап, привет. Слушай, ты говорил про свою штуку. Можешь меня тоже прогнать? Интересно же.
Алексей замялся.
Там ещё всё сыро.
Да ладно. Я же не бабушка, не испугаюсь. Хочу посмотреть, как вы это делаете.
Он согласился. Договорились на выходные.
Сын пришёл в джинсовке и толстовке, с рюкзаком. Вошёл, осмотрелся.
У тебя тут музей, сказал он, кивнув на старый телевизор и стопку дисков.
Работа важнее интерьера, ответил Алексей.
Они сели за стол. Алексей объяснил принципы.
Вы, значит, собираете всё из кусков? уточнил сын. А если я не хочу, чтобы программа видела переписки?
Тогда она будет работать только с фото и видео. Меньше данных больше допущений.
Ладно, давай начнём с чегонибудь безопасного, сказал сын. Помнишь, как мы ездили на дачу к деду? Когда я был маленьким.
Алексей кивнул. Он помнил дорогу, пыльную тропинку, ржавый мангал. Но многие детали уже стерлись.
Они загрузили старые фото, несколько роликов, чудом сохранившихся. Система работала дольше, чем обычно: старые форматы, низкое качество.
Окей, сказал Алексей, когда всё было готово. Готов?
Поехали.
Он помог сыну надеть шлем, запустил сцену. На мониторе побежали графики. Сын сначала смеялся, комментировал вслух. Потом замолчал. Пульс на графике вырос.
Пап, вдруг сказал он, голос стал глухим, а почему дед здесь не кашляет?
Алексей вздрогнул.
Что?
Он там ходит по участку, как здоровый. В реальности он уже тогда задыхался, помнишь? А тут он моложе. Как будто у него ничего нет.
Алексей метнулся к клавиатуре, приостановил сеанс.
Система подтянула его образ из более ранних фото, сказал он. Я могу поправить.
Сын снял шлем, посмотрел на отца.
Зачем ты это делаешь? спросил он. Кому нужна такая версия? Мне? Тебе?
Людям иногда нужно вспомнить хорошее, ответил Алексей. Без боли.
Но боль тоже часть, сказал сын. Если её убрать, что останется?
Он встал, прошёлся по комнате.
Ты понимаешь, что ктото может застрять в этом? продолжил он. У меня в универе уже есть ребята, которые сутками сидят в шлемах. А тут ещё и свои воспоминания. Это не игрушка.
Алексей почувствовал раздражение.
Я не ребёнок, чтобы мне объяснять, что такое ответственность, сказал он. Мы делаем инструмент. Как его используют другой вопрос.
Сын усмехнулся.
Удобно. Ты как будто и при деле, и ни при чём.
Он собрал рюкзак.
Ладно, мне пора. У меня завтра пара рано.
Дверь за ним закрылась. Алексей остался один, с лёгким звоном в ушах. Он сел, открыл систему и стал смотреть наОн выключил шлем, встал, посмотрел в окно на падающий снег и понял, что реальная жизнь единственная сцена, в которой стоит оставаться.
