Свекровь решила переделать мою кухню под свой вкус, пока я была на работе.
Антон, умоляю, следи, чтобы она не «улучшала» пространство. Ты помнишь, сколько стоил этот ремонт, сколько я плачу за каждый грамм фасадов, Лада стояла в прихожей, нервно сжимая ремешок сумки.
Муж, допивая утренний кофе, улыбнулся и махнул рукой.
Лада, успокойся. Мама у нас в городе на неделю, пока меняют трубы в её квартире. Что, она нам враг? Она же борщ сварит, а тебе не придётся вечером у плиты стоять.
Борщ это прекрасно, но я прошу, не позволяй ей «улучшать» мой уголок. Помнишь, как в старой квартире она заменяла белые обои на бордюр с дельфинами? Я тогда неделю клей оттирала.
Оставь прошлое. Мама просто хочет уюта. Всё, беги, опоздаешь. Я сегодня из дома работаю, всё под контролем.
Лада тяжело вздохнула, чмокнула мужа в щёку и вышла. Сердце билось, будто в груди вросла новая плита. Кухня была её храмом, её гордостью, местом силы. Три месяца с дизайнером выбирали матовый графитовый фасад, каменную столешницу, строгие линии, скрытую фурнитуру. Ни одной лишней баночки, ни магнитика, ни яркого полотенца. Минимализм стоил ей дорого, и каждый скол воспринимался как рана.
Валентина Ивановна, шумная, деятельная свекровь, прибыла вчера вечером. Оглядев квартиру, заявила, что у молодых «как в больнице чисто, но глазу зацепиться нечего». Лада лишь кивнула, списав всё на усталость в дороге.
Рабочий день тянулся бесконечно. Лада то и дело хотела позвонить мужу, но отгоняла мысли: Антон взрослый мужчина, он обещал следить. Плюс важный отчёт, а домашние тревоги непрофессионально.
В обед она всё же набрала телефон.
Как дела? Как мама?
Нормально, голос Антона звучал слишком бодро, но с ноткой напряжения. Мама хозяйничает потихоньку. Пирогов напекла. Запах на весь подъезд!
Пирогов? Лада напряглась. Она духовку включила? Сенсорную панель разобралась? Там же блокировка стоит.
Разобралась, смышленая. Поль, у меня совещание в Zoom, поговорим вечером, а? Целую!
Он повис, оставив в телефоне фразу «хозяйничает потихоньку», которая могла означать всё: от мытья посуды до перестановки мебели.
Остаток дня Лада провела как на иголках. Видела в голове жирные пятна на матовых фасадах, сколы камня, расплавленный пластик. Но реальность, встретив её дома, превзошла кошмары.
Она только вышла из лифта, как запах жареного лука, дрожжевого теста и странной хлорки окутал её. Открыв дверь, крикнула:
Я дома!
Тишина отвечала. Из кухни доносилось бодрое пение Валентины и звон посуды. Дверь в кухню распахнулась, и Лада, ступив порог, уронила сумку.
Её графитовый рай исчез.
Первым бросилось в глаза цвет. Яркий, кричащий, безжалостный.
Идеально чистая каменная столешница покрыта яркооранжевой клеенкой с гигантскими подсолнухами. Края свисают волнами, закрывая ящики.
О, Лада пришла! свекровь, в цветастом фартуке, обернулась от плиты, сияя румяным лицом. А мы тут плюшками балуемся! Сейчас накормлю. Я уже всё приготовила, даже с утра тесто раскатывала.
Лада не могла произнести ни слова. Глазами скользила по помещению, фиксируя масштаб катастрофы.
На строгих серых фасадах, тех самых, где нельзя использовать абразивы, появились виниловые наклейки бабочки разных цветов, размером с ладонь, хаотично расклеенные по дверцам.
Валентина Ивановна прошептала Лада, чувствуя, как дергается левый глаз. Что это?
Бабочки? Купила в переходе, пока за молоком бегала. Сказала же, сразу живее стало! Было всё серое, как в склепе. А теперь лето, радость! И Антошка тоже нравится, да?
В дверь вошёл Антон, взгляд его был виноват и смущён. Он отводил глаза, разглядывая носки.
Мам, я же говорил, что Лада может не оценить пробормотал он.
Что тут оценивать! всплеснула руками свекровь. Я вам уюта добавила. Дорогая кухня, а души нет. Пусто, холодно.
Лада подошла к окну. Любимые римские шторы цвета «мокрый асфальт» исчезли, заменив их тюль с густыми рюшами и золотыми лебедями.
А шторы голос Лады перелетел в шёпот. Где мои шторы?
В стирке, отмахнулась Валентина, переворачивая беляш на сковородке. Они пыльные, серые. Я их повесила, они у меня в чемодане, привезла на всякий случай. Смотрится красиво, светло!
Лада приподняла край клеенки и обнаружила липкое пятно.
Зачем клеенка? Это же натуральный камень!
Камень холодный, локти замёрзнут! перебила свекровь. Тесто раскатала, боялась запачкать. Клеенка протерла тряпочкой практично! В «Фикспрайсе» купила, копейки стоит, а выглядит иначе.
Внутри Лады закипел вулкан. Она взглянула на холодильник двухметровый стальной гигант, теперь покрытый магнитами в виде поросят, кошек и городов Золотого кольца.
Откуда указала она дрожащим пальцем.
Это мои! Привезла из дома, гордо заявила Валентина. Думала, они пылятся без дела. А тут место есть. Вот магнит из Анапы, когда Антошке было пять, ездили туда.
Лада закрыла глаза, глубоко вдохнула. Нужно успокоиться. Это мама мужа, она хотела лишь лучшего.
Антон, холодным тоном сказала она. Можно тебя в спальню?
Антон наклонился к ней, и они ушли. Свекровь крикнула:
Вы там не шепчитесь, стынет же всё! Садитесь кушать, пока горяченькое!
В спальне Лада закрыла дверь, прислонившись к ней спиной.
Ты обещал следить, сказала она.
Лада, я работал! начал оправдываться Антон, нервно жестикулируя. С коллом с клиентом, в наушниках. Вышел за водой, а тут бабочки. Я сказал: «Мам, Лада будет ругаться». Она: «Ничего, понравится, сюрприз». Не мог снимать наклейки, она бы обиделась!
Обиделась?! зашипела Лада. Она превратила мою кухню в колхозный рынок! Рюши! Подсолнухи! Бабочки! Ты понимаешь, что клей может разъесть «софттач»?
Сотрем, ладно? ответил Антон. Ты видела, что она с рейлингами сделала?
Нет, но боюсь смотреть. Скажи ей вернуть всё как было, сейчас же.
Я не могу, жалобно сказал он. Она мать, она старалась. Тесто с пяти утра ставит. Если скажу, что всё ужасно, давление подскочит. Дай неделю потерпим, она уедет, и мы всё тихо снимем.
Неделю? глаза Лады округлились. Я не смогу пить кофе среди золотых лебедей и пластиковых бабочек! Глаз дергается!
Полечка, ради меня. Я куплю тебе сертификат в СПА, два. Только не устраивай скандал. Мама и так переживает изза своего ремонта. Ей нужно чувствовать себя нужной.
Лада увидела в его глазах мольбу и страх, и злость отступила, уступив место глухому раздражению.
Ладно, произнесла она. Не устрою скандал сейчас. Сниму клеёнку и верну шторы вечером. Скажу, что у меня аллергия на синтетику.
Они вернулись на кухню. Валентина уже накрыла стол. Под клеёнкой с подсолнухами стояли тарелки с дымящимся борщом, а в центре гора беляшей.
Садитесь, трудяги! командовала свекровь. Сметанки добавить?
Лада села, но не хотела есть; запах был аппетитен. Она взяла ложку, стараясь не смотреть на наклейку с улыбающейся гусеницей перед носом.
Валентина Ивановна, спасибо за ужин, начала она дипломатично. Но про декор У меня специфический вкус, я люблю пустоту.
Это не вкус, это депрессия, детка, безапелляционно заявила свекровь, откусывая беляш. Женщина должна жить в красоте. Цветочки, рюшечки женская энергия. У вас же всё серое, мрачное, как в склепе. А тут лето, радость! И Антошке понравилось, да?
Антон поперхнулся борщом.
Мам, почему? Мне нравилось. Стильно.
Стильно, передразнила Валентина. Стильно когда душа поёт. Сейчас поёт. Кстати, Лада, в ванной тоже порядок наводила.
Ложка выпала и ударилась о тарелку, брызги борща разлетелись по оранжевым подсолнухам.
В ванной? переспросила Лада мертвым голосом.
Ага, в штанах у тебя все шампуни в одинаковых банках, не разберёшь, где что. Я маркером подписала, коврики постелила розовые, чтоб ножкам тепло, шторку с дельфинами заменила, чтобы перегородка не была срамотой.
Лада встала, погладила стену, где её шторы висели в стирке, и сказала:
Спасибо, было вкусно. Я прилягу, голова болит.
Она вышла, слыша, как свекровь шепчет Антону:
Видишь? Я же говорила переутомилась девка. Ничего её не радует, даже такая красота. Ей витамины надо.
В ванной всё было хуже, чем на кухне. Белый мраморный санузел превратился в детский сад: розовый мохнатый коврик, магнитные маркеры «ДЛЯ ГОЛОВЫ», «ДЛЯ ТЕЛА», «МЫЛО» на дорогих диспенсерах, а стеклянная перегородка укрыта полиэтиленовой шторкой с синими дельфинами, зажимающей дорогой керамикой.
Лада села на край ванны, закрыла лицо руками, хотела плакать от бессилия, а не от горя. Это было вторжение наглое, безмятежное, под маской заботы.
Через несколько минут вошёл Антон.
Лада, ты как?
Хочу, чтобы она уехала, тихо ответила она. Не через неделю, а завтра.
Куда? У неё ремонт, воды нет
В гостиницу. Сниму ей номер, хороший, с завтраками. Заплачу. Но я не могу жить в этом цирке, Антон. Она изуродовала мои вещи. Ты видел диспенсеры? Маркером! Это не отмывается!
Отмоем спиртом, ладно. Не кипятись.
Дело не в спирте! вскочила она. Дело в том, что она не уважает меня. Считает мой дом своей игрой. Как кот, пометил территорию!
В этот момент из кухни грохот, звон разбитого стекла и крик Валентины.
Лада и Антон бросились в кухню. На полу в луже воды и осколках лежала тяжёлая дубовая полка, с которой падали горшки с геранями.
Я только цветочек полить хотела, запинаясь произнесла свекровь. Думала, она держится, а
Лада посмотрела на стену: вырванные крепления оставили зияющие дыры в идеальной штукатурке.
Полка рассчитана на пару фоторамок, а не на три горшка, спокойно сказала она. Это декоративная штукатурка, квадратный метр стоит как ваша пенсия за полгода. Восстановить незаметно невозможно, придётся переделывать всю стену.
Свекровь вскрикнула:
Как же так! Всё хлипкое! В наше время мебель делали на века! А это картон какой-то! Одно прикосновение и всё рушится!
Лада прошла сквозь осколки, коснулась разорванного края.
Это декоративная штука, произнесла она, голосом будто из подземелья. Стоит столько же, сколько ваша пенсия. Нужно полностью переделать.
Свекровь, ощутив страх, посмотрела на невестку.
Ты что, Поленька всю стену? Может, картинку повесим? Коврик?
Нет, ответила Лада, холодно. Никаких картинок, никаких ковриков. Антон, собирай мамины вещи.
Что? удивились оба.
Сейчас вызываю такси, бронирую гостиницу «Центральная», там хорошие номера. Мама уедет, пока её ремонт не закончится. Я заплачу всё. Здесь она больше не останется.
Ты выгоняешь мать из дома? ахнула Валентина, схватившись за сердце. Родную? За дырку в стене? Антоша, слышишь, что говорит жена?
Антон, бледный, смотрел на разрушенную стену и лицо жены, зная, что спорить бесполезно. Он кивнул.
Мам, ты права. Перегрузила кухню.
Я уюта хотела! вскрикнула свекровь. Я старалась! Вы неблагодарные! Ноги мои здесь больше не будет!
Идите собираться, кивнула Лада. Антон поможет. А я пока начну отдирать бабочек.
Сборы проходили бурно: Валентина плакала, бросала вещи в чемодан, собирала шторы, забирала клеёнку с подсолнухами, собирала магнитики сИ, когда последний отголосок плача затих, в воздухе вспыхнула крошечная звезда, расплывшаяся в ароматах свежеиспечённого хлеба, обещая, что всё будет снова как прежде.
