Почти два года назад мой муж сказал мне такую фразу, которая навсегда застряла в моём сне: «Ты живёшь так предсказуемо, что мне стало скучно с тобой». Хотя Илья считал нашу жизнь скучной, мне она виделась уютной и тёплой, словно вечная зима за окном подмосковной улицы. Каждое утро я просыпалась еще до рассвета, варила крепкий чай, делала пару гимнастических упражнений и надевала платье, больше похожее на шаль. Первая мысль собрать Илью на работу, налить ему картофельного супа в термос, упаковать котлеты в контейнер; потом собиралась сама. Обеды у нас всегда были домашние: уносила с собой в офис коробку с макаронами, а для него бутерброды с колбасой из говядины.
Вечерами я, как во сне, внезапно оказываясь в другом времени, оказывалась в мясной лавке у Петра Иваныча, потом долго мыла пол, запускала стиралку и гладила бельё, смотрела чёрно-белый фильм по второму каналу и засыпала под звуки советской песни.
Я была уверена: всё идеально. Муж обогрет, накормлен, в квартире порядок, даже петух в стеклянной вазе на подоконнике, казалось, всем доволен. Чего ещё хотеть? По субботам большая стирка, вкусные пироги с картошкой, а после приход гости: Лида с Сергеем приносят веники с улицы, на кухне пахнет хреновухой и свежей сгущёнкой. Воскресенье визиты к родителям, по очереди: утром к моим в Мытищи, вечером к его, в старую хрущёвку в Люблине. Чай, разговоры, помощь с огородом или починкой крана, затем обратно домой, где снова мир и тишина.
У нас не было ни криков, ни скандалов, только сонная гармония и предвечный спокойный быт. Но однажды мой муж объявил: «Я устал от этого. Посмотри на моих друзей все гуляют до утра, живут, как в кино. А мы ни разу даже не поругались!». Сказав это, он внезапно вышел из квартиры как будто исчез за дверью чужого поезда.
Я-то была довольна жизнью, не стремилась ничего менять, но ради мужа была готова на всё, даже на невозможное. Сначала внешность: выкинула из шкафа все старые халаты, купила на сэкономленные рубли пару модных сарафанов и сапоги на толстой подошве. Срезала длинные волосы, перекрасилась в рыжий. Теперь я была другой: стала словно фигурка из снежной карусели, не похожая ни на себя, ни на прошлое. Затем я сменила работу: вместо скучного отдела кадров устроилась организатором праздников в ивент-агентство на Тверской. Крутилась, как белка, изучала странные развлечения: прыжки с парашютом в Долгопрудном или чайные церемонии в подвале.
Через неделю Илья вернулся казалось, он проснулся в чужом сне. Я пообещала ему новую жизнь, так, чтобы всем завидно стало. Мы перестали сидеть дома: каждый вечер то в кафе на Арбате, то в клубе на Красной Пресне, то байдарки на Клязьме, то поездка в Ярославль на выходных. Окружили нас незнакомые лица, разговоры до утра, а дома стали гостить всё реже.
Прошло пару месяцев этого «весёлого» существования, как вдруг Илья начал просить тишины: «Хочу домой. Мне не хватает твоих пирогов и запаха стирки». На кухню я теперь не заходила вовсе: кругом коробки, заказы, никто не варит манную кашу и не слушает треск духовки. Я слишком изменилась, чтобы быть ему нужной.
Через неделю Илья уже настаивал надо возвращаться к старому, к покою и уюту, к семейным походам к родителям в Подмосковье, к домашней колбасе и солёным огурцам из банки, а не к суши из доставки. Только что-то во мне уже отпустило та прежняя жизнь стала мне чужой, как будто её кто-то посмотрел за меня. Я попыталась вспомнить, кем я была но новая ямка на подушке уже не предполагала возвращения.
Когда муж потребовал всё вернуть, как прежде, разгорелась настоящая буря: разбитая посуда, плачущие соседи в шубах за порогом, участковый с валенками и бортовым журналом, Илья уходит к матери, унося пакет с вещами и книгу стихов Есенина. Может, думает: вернётся и всё будет как раньше? Но теперь для меня это слишком странно, слишком чуждо, слишком далеко, будто другой сон.
Жизнь это не фильм, где можно сменить декорации одним кадром. Когда он вернётся, его будет ждать на столе не суп и борщ, а бумага на развод и записка: «Мне скучно жить, и я не могу больше тебя ждать. Слишком много сна пора проснуться».
