Вадим, я больше не буду готовить, сказала Алёна, глядя прямо в глаза мужа. Я устала, хочу принять душ и лечь спать. Если твои друзья голодны, закажи пиццу или сварите сами пельмени.
Вадим, переодетый в домашние штаны и потертую футболку, посмотрел на часы и вздохнул, словно бы в груди сжался комок. Алёна, только что вошедшая в квартиру с двумя тяжёлыми пакетами, поставила их на плиту, а пакеты глухо стукнули о пол. Её плечи ныли, а ноги в зимних сапогах будто раскалились смена в магазине сегодня была адской, перед праздниками люди грабили полки, будто ворвались из цепи.
Какие мужики? спросила Алёна, расстёгивая молнию на пуховике, пальцы дрожали от холода. Пятница вечером, я еле живая. Думала, просто поужинаем и фильм посмотрим.
Ох, начинается, отозвался Вадим, закатив глаза. Весь день работал, Серёга звонил, они с Толием и Витей мимо проехали, решили зайти. Сто лет не виделись. Что, не пускать друзей к порогу? Это будет неуважение.
А можно было предупредить меня днем? попыталась Алёна.
Спонтанно получилось, ответил он, чуть обиженно. Нужно лишь закуски приготовить. У меня есть бутылка, в баре стоит. Кушай быстро: картошку с луком, как они любят, огурцы солёные, сало тонко порезать. Салат «Оливье» или крабовый, а горячее обязательно мужики голодные после работы.
Алёна почувствовала, как в области солнечного сплетения вспыхивает шар обиды. «Как обычно». Ей предстояло без остановки бросаться между мойкой и сковородкой, строгать салаты, накрывать стол, а потом весь вечер держать чистые тарелки, убирать грязные, слушать их грубые шутки, пока не уйдут за полночь, оставив гору посуды и липкий пол.
Я не готовлю, сказала она твёрдо. Я хочу в душ и спать. Если голоден, закажи пиццу. Или пельмени сварить сам.
Вадим на миг замолчал, брови поднялись.
Ты что, Алёна? Пицца? Они хотят домашнее. Я обещал, что ты накрасишь стол. Серёга всё ещё помнит твои беляши. Не позорь меня перед людьми. Что они подумают? Что я не умею построить дом? рычал он.
Построить? переспросила Алёна, чувствуя холодок по спине. Я тебе что, новобранец на плацу? Или прислуга?
Не передергивай! Вадим стал злиться, голос стал жёстче. Ты женщина, хозяйка дома. Это твоя прямая обязанность встречать гостей. Я зарабатываю деньги, а в дом всё несу. Раз в месяц могу посидеть с друзьями? Чтобы жена ухаживала, подносила, уют создавала? Не выдумывай. Взяла пакеты, разбирай. Курицу в духовку положи, пока картошку чистишь, она сама дойдёт. И водку в морозилку убери, чтоб запотела.
Он повернулся к гостиной, бросив:
И причешись, а то выглядишь, как чучело огородное. Витёк с новой дамой может быть, не хочу, чтобы ты на её фоне бледно смотрелась.
Дверь в комнату не закрылась, из неё сразу послышался голос телевизора. Вадим уселся на диван, считая разговор завершённым. Для него всё было решено: жена получит указания и бросится на кулинарную битву.
Алёна стояла в коридоре, слушая диктора новостей. Она медленно сняла шапку, волосы, растрёпанные и электрически заряженные, упали на лицо. «Чучело огородное» звенело в ушах. Двадцать лет брака. Двадцать лет она старалась быть идеальной: хорошей хозяйкой, заботливой женой, понимающей подругой. Она терпела его гаражные посиделки, маму с бесконечными советами, разбросанные носки и постоянные претензии, что суп недосолен. Она думала, что таков семейный компромисс, терпение, сглаживание углов.
Она посмотрела на пакеты: курица, овощи, молоко, хлеб тяжёлый груз в её руках.
Алёна наклонилась, но не чтобы разобрать сумки. Она снова застегнула молнию, надела шапку, заправила волосы, поправила шарф.
Вадим, крикнула она, входя в комнату.
Что там ещё? Соль не нашла? ответил он, не отрываясь от экрана. Я ухожу.
Куда? он наконец повернул голову, в лице искреннее недоумение. В магазин? Хлеба взял?
Нет, я ухожу гулять. В парк.
В какой парк? Вадим поднялся с дивана, глаза расширились. Ты сдурела? Время семь вечера, темно, холодно. Гости через двадцать минут будут! Кто стол накроет?
Ты, спокойно ответила Алёна. Ты позвал, ты и накрывай. Картошка в сетке под мойкой, курица в пакете, нож в подставке. Рецепт найдёшь в интернете.
Оля, стой! закричал Вадим, вскакивая. Ты что, устроила? Какой парк?! А ну вернись! Раздевайся и иди на кухню! Я кому сказал!
Алёна уже не слушала. Она захлопнула тяжелую металлическую дверь, щелчок замка прозвучал как выстрел, и, не дожидаясь лифта, бросилась вниз по лестнице. На площадке тишина Вадим, шокированный её уходом, просто стоял с открытым ртом.
На улице мелкий колючий снег, ветер просачивался под воротник, но Алёна не замечала этого. Адреналин кипел в её жилах, чувство злой свободы наполняло сердце. Она шла быстро, почти бегом, подальше от дома, от светящихся окон, где муж, вероятно, в панике придумывал, что сказать гостям.
Парк находился в двух кварталах от квартиры старый городской парк с широкими аллеями и высоким липовым деревом, сейчас стоящим голым, качающимся на ветру. Людей было мало: редкие прохожие с собаками, спешащие домой работяги, пара подростков у скамейки, уткнувшихся в телефоны.
Алёна свернула на боковую аллею, где фонари светились через один, отбрасывая причудливые тени на снег. Она замедлила шаг, дыхание сбилось, сердце колотилось в горле.
Что я наделала? пронеслась паника.
С детства её учили молчать, быть удобной: «Стерпится слюбится», «молчание золото», «муж голова, жена шея». Мама говорила: «Оля, не перечь, будь мудрее. Мужчину надо кормить и хвалить, тогда в доме лад будет». И она так делала, даже когда Вадим садился на её шею.
Телефон в кармане завибрировал. На экране высветилось фото мужа с подписью «Вадим». Она сбросила вызов. Через секунду звонок снова. Она выключила телефон, положив его в карман. Тишина. Только ветер и скрип снега под сапогами.
Она подошла к пруду, где вода оставалась незамерзшей, а у берега образовалась тонкая кромка льда. Оперлась руками о холодные перила и посмотрела вниз.
Вспомнила прошлый визит друзей: Толик напился и разбил любимую вазу, подаренную сестрой. Вадим только рассмеялся: «Ну, на счастье! Не реви, новую купим». Но новую так и не купили. Серёга в тот вечер, когда она убирала грязные тарелки, подмигнул ей сальником: «Везёт Вадимку, такая баба безотказная, и накормит, и приласкает». Вадим ничего не видел, может, делал вид. Она тогда хотела исчезнуть от стыда, но улыбнулась и пошла мыть посуду: «Не позорь меня перед людьми».
Не буду, прошептала Алёна в темноте. Больше не буду.
Она шла дальше по аллее, мороз щипал щеки, но ей было приятно. Она вспомнила, что не ела с утра, в животе заурчало.
В центре парка светился маленький киоск с кофе и выпечкой. Алёна подошла к окошку.
Добрый вечер, улыбнулась продавщица в вязаной шапочке. Что желаете?
Большой капучино, пожалуйста. И Алёна посмотрела на витрину. И улитку с корицей, и сэндвич с курицей.
Отличный выбор, сейчас разогреем.
Алёна обхватила горячий стакан, руки дрожали, тепло разлилось по пальцам. Села на скамейку под фонарём. Сэндвич был горячим, сыр тянулся, курица сочна. Это был самый вкусный ужин за годы, потому что она ела его одна, в тишине, без того, чтобы обслуживать коголибо. Смотрела на падающий снег, пила кофе и ощущала, как живёт её собственное сердце.
Мимо прошла пожилая пара, держась за руки. Мужчина чтото рассказывал, женщина смеялась, поправляя ему шарф.
Ну куда ты распахнулся, Сашка, простудишься, ласково пожурила она.
Да мне жарко с тобой, Галочка, отшутился дед.
Алёна задумалась: будет ли у неё с Вадимом так в старости? Скорее всего, он будет ворчать, что она слишком медленно, а она будет тянуть сумки, думая, что у него болит спина и нужна мазь.
В кармане снова пискнуло это часы, показывающие 10000 шагов. Ирония судьбы: она вышла из дома, чтобы выполнить норму активности.
Прошло два часа. Алёна обошла парк три круга. Ноги гудели не от усталости, а от длительной ходьбы. Кофе выпит, булка съедена. Холод просачивался сквозь пуховик, пора возвращаться, а не ночевать на скамейке.
Подойдя к дому, она увидела свет в окнах, в квартире всё горело: и кухня, и гостиная. Она поднялась в лифт, достала ключи, руки дрожали. Глубоко вдохнула, как перед прыжком в холодную воду, и открыла дверь.
В нос ударил запах подгоревшего масла, табачного дыма и дешёвого одеколона. В прихожей стояли чужие ботинки, значит, гости всё же пришли. На столе громкие крики и смех.
Ну я ей и говорю: ты берега-то не путай! громко сказал Серёга. Баба должна знать своё место! А Вадик молодец, не растерялся!
Алёна сняла сапоги, повесила пуховик и прошла на кухню. Картина перед глазами была удручающей: стол завален открытыми банками шпрот, килькой, нарезанной ломтями колбасой, лежащей на газете; в центре сковородка с обугленной картошкой; вокруг пустые бутылки пива и одна недопитая водка.
За столом сидели Вадим, Серёга и Толик; Витя с «дамой» не было. Вадим, спиной к двери, размахивал вилкой с маринованным огурцом.
Да она просто в магазин побежала, врал он. За деликатесами. Ща придёт, накроет поцарски. У меня Оля золото, просто застенчивая.
Алёна резко кашлянула. Мужчины замерли, повернув головы.
О! Явилась, не запылилась! воскликнул Серёга, улыбка салилась. Хозяюшка! Мы уже ждали! Вадик говорил, ты за коньячком бегала?
Вадим, покраснев, попытался встать, но упал обратно.
Ты где ходишь?! крикнул он, пытаясь встать. Пацаны сидят, ждут! Жрать нечего! Картошка сгорела! Ты меня подставила, Алёна!
Алёна посмотрела на стол, на лужи пролитого пива, на окурки в своей любимой чашке, превратившейся в пепельницу.
Добрый вечер, мальчики, говорила она холодным тоном. Банкет окончен.
Что? недоумевал Толик. Мы только начали. Алёша, ну ты чего, нормально же сидим. Сделай яичницу, а? Картошка у Вадимки смерть желудку.
Я сказала все вон, Алёна повысила голос. Сейчас десять. Мне завтра на работу. Вадим, провожай гостей.
Ты ты мне тут не командуй! встал Вадим, стукнув кулаком по столу. Вилка подпрыгнула и упала. Это мой дом! Мои друзья! Ты кто такая, чтобы их выгонять? Иди готовить! Иначе
Иначе что? Алёна шагнула вперёд. Ударишь? Давай. Я сразу вызову полицию, напишу заявление и подам на развод завтра. Ты этого хочешь?
Тишина повисла в кухне. Даже Серёга перестал улыбаться. Алёна стояла, как стальная колонна, глаза холодные, а из неё исходила сила, заставляющая дрожать остальных.
Вадим, пробормотал Толик, поднимаясь. Может, пора? Жены тоже волнуются.
Сидеть! рыкнул Вадим. Никто никуда не пойдёт! Жена всё исправит. Я считаю до трёх. Раз
Считай до миллиона, ответила Алёна, распахнув форточку. Холодный воздух ворвался в прокуренную кухню. Вонь, как в хлеву.
Ты ты совсем страх потеряла? Вадим попытался встать, опрокинув стул. Я тебя кормил, одевал, а ты
Кормил? Алёна горько усмехнулась. Я работаю на двух ставках, Вадим, чтобы платить кредит за твою машину. Ты забыл? Пуховик я купила три года назад с премии, а ты мне ни копейки не дал.
Сергей и Толик, поняв, что ситуация переходит в опасную фазу, бросились к выходу.
Вадим, мы пойдем, пока можем, сказал Серёга. Пока.
Они выскочили в коридор, хлопнув дверь.
Вадим остался один, опираясь руками о стол, тяжело дыша. Его гонор исчез вместе с уходом «публики».
Ну и чего ты добилась? спросил он, голос дрожал от обиды. Позорил перед пацанами. Теперь будут смеяться, звать подкаАлёна, глядя в окно, тихо шепнула себе, что теперь её свобода будет её самым ценным блюдом.
