Снежана, глянь какой цвет! Три дня я выбираю между «сливочным кремом» и «слоновой костью», чуть продавцов не свела с ума, Елена Петрова проводит ладонью по фактурным обоям в прихожей, улыбаясь. А теперь захожу домой и ощущаю: всё моё. Наконец всё именно так, как я мечтала.
Василиса, лучшая подруга Елены с школьных лет, кивает, откусывая кусочек домашнего пирога с капустой. Мы сидим на кухне, где пахнет свежей выпечкой и крепким кофе. Этот аромат уюта теперь постоянно царит здесь, вытеснив застарелый запах табака, который ещё вчера втирался в стены.
Ленка, ты словно расцвела, замечает Василиса, ставя чашку на блюдце. А ремонт как точка. Жирная точка в прежней жизни. Знаешь, я рада, что ты не продала квартиру, а переделала её. Как будто кожу сменила.
Елена вздыхает, поправляя салфетку. Да, было нелегко. Когда Сергей Иванов громко хлопнул дверью и крикнул, что «душится в этом болоте», ей кажется, что жизнь закончилась. Двадцать лет брака, взрослый сын, привычный быт всё рушится ради какойто мнимой свободы и «новой музы», которой оказалась молодая администраторша из его автосервиса. Прошло полтора года. Слезы высохли, сын Костя Смирнов поддержал мать, работа в банке не даёт полностью сдаться. И теперь, сидя за обновлённым столом, я ощущаю лёгкость.
Знаешь, Василиса, я сама не верила, признаюсь. Первые месяцы шли как в тумане. Ждала, что ключ в замке повернётся. А потом однажды проснулась и поняла: тишина не страшна. Тишина это когда никто не ругает, что суп пересолен, не бросает носки и не требует отчёта за каждую копейку.
Вдруг прерывает разговор резкий звонок дверного звонка, совсем не похожий на привычные звонки курьеров или соседки тети Вали, которая иногда просит соль.
Елена и Василиса переглядываются.
Ты когото ждёшь? шепчет подруга.
Нет, Костя на работе, курьера не вызывала Елена хмурится, вставая из-за стола. Сердце предательски ёкнуло, предчувствие пробежало по спине.
Она выходит в коридор, поправляет элегантное льняное платье, а не тот застиранный халат, и подходит к двери. Смотрит в глазок не будет, просто спрашивает:
Кто там?
Тишина повисает тяжёлой. Затем раздаётся знакомый голос, от которого раньше подкашивались ноги, а теперь только глухое раздражение.
Лена, открой. Это я.
Сергей.
Елена замерла, положив руку на замок. Пальцы не дрожат. Раньше, услышав его, я бросалась бы поправлять прическу, смахивая пыль. Сейчас мне просто хочется вернуться к пирогу и беседе с Василисой.
Она медленно отперла дверную защёлку.
Сергей стоит в лестничной клетке, держит огромный букет бордовых роз, завернутый в шуршащую крафтовую бумагу. На нём новое пальто, слегка мешковатое, и шарф, небрежно переброшенный через плечо. Он явно готовился к этому визиту.
Увидев Елену, он расплывается в той же улыбке, которая когдато меня завоёвывала. Улыбка «побитого, но очаровательного пса».
Здравствуйте, Лена, баритоном произносит он, делая шаг к порогу.
Но я стою в дверном проёме, как страж, опершись плечом о косяк.
Здравствуйте, Серёжа. Что привело?
Сергей слегка смущён. Он ожидал слёз, криков, объятий, но получает спокойный, изучающий взгляд.
Ну он кашляет, опустив букет. Я проезжал мимо, думал зайти. Мы же не чужие люди. Двадцать лет, Леночка, не вычеркнёшь.
Не вычеркнёшь, отвечаю, не меняя позы. Но ты сам сказал, что эти годы были ошибкой и болотом. Забыл? Я помню очень хорошо.
Сергей морщит лоб, будто от зубной боли.
Лен, кто помянет старое Я тогда был в эмоциях, кризис среднего возраста, не понимал, что несу. Ты же умная женщина, поймёшь. Мужчины существа импульсивные.
Он делает шаг вперёд, уверенный, что аргумент сработает. Его ботинок почти касается нового коврика в прихожей.
Стой, тихо, но твердо говорю. Не входи.
Что значит? глаза Сергея расширяются. Лен, ты чего? Я тут с цветами, соседи смотрят. Пускай хоть в коридор, поговорим нормально. Я вижу, ты ремонт делала обои новые дорого, наверное?
Он вытягивает шею, пытаясь увидеть мои вложения.
Сергей, мы разговариваем здесь. У меня гости, говорю, не поддаваясь.
Гости? в его голосе слышатся нотки ревности. Кто? Мужик какойто? Так быстро заменил?
Это Василиса. И даже если бы это был мужчина, это тебя уже не касается. Мы в разводе, Серёжа. Официально полтора года. Ты сам хотел свободы.
Сергей выдыхает, облегчённый, что перед ним лишь подруга, а не соперник. Улыбка становится шире, в глазах появляется влажный блеск.
Ленуся, перестань. Я вижу, ты обижаешься. Я был неправ. Я многое переосмыслил.
Правда? скрещиваю руки на груди. И что же ты переосмыслил? Что «муза» не умеет готовить борщ? Что съёмная квартира стоит денег, а зарплата в автосервисе не резиновая?
Сергей нервно переминается с ноги на ногу, букет тяжелеет в его руке. Он пытается схватить его другой рукой.
Я говорю о душе, о семье. Я понял, что нет никого ближе тебя. Мы столько прошли Костя вот Как он, кстати? Звонил на прошлой неделе, сухо поговорил, денег не просил
Костя взрослый человек, у него свои мысли. Он помнит, как ты уходил, Серёжа. Как ты кричал, что тянем тебя на дно.
Да не кричал! вспыльчиво отвечает Сергей, но быстро успокаивается. Лен, хватит меня отчитывать, как школьника. Я пришёл с миром. Смотри, цветы твои любимые бордовые розы.
Я рассматриваю букет. Красивый, дорогой. Раньше от такого жеста бы расплакалась. Сейчас розы кажутся чужеродными, как новогодняя ёлка в середине лета.
Спасибо за цветы, но они мне не нужны, спокойно отвечаю. У меня нет подходящей вазы, а запах роз я давно разлюбила. Мне теперь тюльпаны нравятся. Или просто зелень.
Разлюбила? Сергей моргает, растерянный. Как можно разлюбить розы? Ты говоришь чепуху, лишь бы меня уколоть.
В этот момент из кухни выглядывает Василиса, решив проверить, нужна ли подруге помощь. Увидев Сергея с букетом, она хмыкает и прислоняется к стене в коридоре.
О, Серёжа! Пришёл, не запылился, громко говорит она. А мы тут сладости балуем, без тебя.
Привет, Василиса, буркнет Сергей, недовольный её появлением. Скажи, пожалуйста, подруге, чтобы она мужа в дом пустила.
Бывшего мужа, поправляет она. И это её дом, кого хочет, того и пускает. Ты, кстати, похудел? Не кормишься?
Сергей игнорирует её выпад и снова фокусируется на мне. Понимает, что теряет контроль. Обычные приёмы не работают, нужно идти вабанк.
Лен, слушай, его голос тихий, проникновенный. Я совершил ошибку, огромную ошибку. Жил один, попробовал вашу «свободу» Всё пустое, мишура. Хочу домой, к тебе. Может, попробуем сначала? Я всё исправлю. Ремонт у тебя Я помогу, если что осталось. Руки мои уже от этого устают.
Я смотрю на него и вижу не того уверенного мужчину, с которым была замужем двадцать лет, а усталого, потрепанного человеком, ищущего тихую гавань. Ему нужна не я, а комфорт, вкусный ужин и ощущение значимости, которое я давала годами.
Серёжа, говорю мягко, но в голосе звучит сталь. Ничего не осталось доделывать. Всё уже готово: квартира, жизнь.
Но я же он заикается. Я изменился!
Люди не меняются, Сергей. Они лишь приспосабливаются. Ты ушёл, потому что тебе стало скучно. Вернулся, потому что там плохо. А я? Я не запасной аэродром. Не пункт передержки между твоими приключениями.
Какой пункт передержки?! Ты что! Я семьянин! Я отец твоего сына!
Ты был им. Потом выбрал другую жизнь. Ты принял решение, я его приняла. И знаешь что? Мне понравился этот выбор. Мне понравилась моя новая жизнь без тебя.
Сергей стоит, ошеломлённый. Ожидает скандал, крик, истерику умеет их устранять. Но моё спокойное, аргументированное «нет» пронзает его броню. Он осознаёт, что эта женщина в стильном платье у порога светлой, обновлённой квартиры уже не его жена. Порог непреодолимая граница.
Ты серьёзно? спрашивает он, голосом чуть сбившимся. Ты меня просто выгоняешь? Даже чай не нальёшь?
Не налью, отвечаю. Чай у меня только для тех, кто меня ценит, а не использует. Иди домой, к той, ради которой ты сжигал мосты, или к маме, или куда хочешь. Здесь твоего дома больше нет.
Я начинаю медленно закрывать дверь. Сергей пытается блокировать створку, но, встретившись со мной взглядом, убирает ногу. В моём взгляде нет страха, лишь решимость вызвать полицию, если он начнёт буйствовать.
Ты пожалеешь, Ленка! восклицает он, маска полностью падает. Кому ты нужна в сорок пять лет? Я найду себе, мужики на дороге не валяются! А ты будешь плакать в подушку!
Я уже всё выплакала, Сергей. Два года назад. Всего доброго.
Дверь захлопывается с уверенным звуком тяжёлого замка. Щёлкает засов.
Сергей остаётся на лестничной площадке. В тишине подъезда гудит его собственный голос, теперь звучит пусто. Он смотрит на огромный букет роз в руке. Шипы колят пальцы через бумагу. Букет тяжёлый, нелепый, совершенно бесполезный.
Он поднимает руку, хочет бросить цветы на пол, но просто опускает её. Сил нет на истерику. Поворачивается и медленно спускается по лестнице, чувствуя груз поражения на плечах. Лифт не вызывает.
За дверью я прислонилась лбом к холодному металлу, закрываю глаза. Глубокий вдох, выдох. Руки слегка дрожат, но уже не от любви, а от напряжения, которое уходит после тяжёлой работы.
Ушёл? тихо спрашивает Василиса из коридора.
Я оборачиваюсь. Лицо бледное, глаза светятся.
Ушёл, Василиса. И знаешь я его даже не жалею. Совсем.
И правильно, подходит она и крепко обнимает меня. Нечего жалеть. У него был шанс, он его упустил. А цветы-то хоть красивые были?
Да ну их, отмахиваюсь, улыбаясь увереннее. Этот букет помпезный. А у меня на подоконнике фиалки. Пойдем, чай остывает, пирог не доеденный.
Мы возвращаемся на кухню. Я включаю чайник, солнце светит сквозь новые лёгкие шторы, отбрасывая кружевные тени на стол. В квартире снова воцаряется покой, но теперь он ощущается иначе не пустота, а крепость, выдержавшая осаду.
Слушай, вдруг говорит Василиса, намазывая джем на булку. Может, в эти выходные пойдем в театр? Премьера интересная. А потом в кафе, где десерты восхитительные.
Я смотрю на подругу, потом на солнечный луч, играющий в чашке, и смеюсь свободно.
Поехали! Новое платье надену. Не для бывших мужей я наряжаюсь, правда.
Гдето внизу хлопает тяжёлая дверь подъезда, двигатель старой машины заурчал и уехал. Я уже не слышу его. Наливаю ароматный чай и строю планы на выходные, в которых нет места прошлому.
