Странный был сон у меня этой ночью будто бы осталась я одна с дочкой, Маргаритой, в сером дворе старого московского дома, где пятиэтажки, облупившаяся краска дверей и в окнах тусклый свет. Вроде бы была весна, а воздух почему-то колючий, как декабрьский снег, что хрустит под ногами, прячется в траве.
Тут соседок, Пётр Николаевич, появляется, в тулупе, усы торчат седые:
Слушай, Марина, твоя Ритка пса хотела? спрашивает как будто шёпотом, будто тайну открывает.
Хотела, только у нас свободных рублей нет, вздыхаю. Сами вдвоём еле тянемся.
Пётр хитро подмигнул:
Да ладно, бери просто так! Поехали покажу.
А Маргарита, будто сквозь туман проскользнула откуда-то, схватила меня за руку:
Мамочка, пошлииии! Даром ведь! Я даже двойки исправлю, честно! С ним гулять буду!
Ну и сосед ты, Пётр. Девку расстревожил теперь сама разбирайся, говорю. Сами стоим, будто на чужом балуныше, у каждого свой ледник под ногами.
Пётр ближе подходит, плечистый, как волга с льдом весенним:
А ты приглядись! Мужик я простой, хозяйственный Только одинокий.
Смеюсь сквозь слёзы:
Что мне на тебя смотреть, Петя… Я тебя старше, ты ещё к доске бегал, когда я институт заканчивала. Уму-разуму учись!
А теперь-то поровну! улыбается, а голос как будто московский трамвай издали.
Маргарита и тут не унимается:
Мам! Поехали, ну мааам. Быстрее!
Пётр суетливо:
Ну что, заводить машину?
Я вздыхаю, гляжу исподлобья:
Ладно, если собака правда маленькая… Только учёбу не запыли!
Маргарита дорогу всё спрашивает: весёлый ли пёс, как зовут, далеко ли ехать Всё как в калейдоскопе. Мы подъезжаем к облезлой пятиэтажке на окраине как будто это из другой жизни.
Квартира матушки, шепчет Пётр. Сдавал, да не повезло. Заехал за арендой, а тут всё вверх дном. Простите, грязно, вчера только нашёл…
Вхожу будто в погреб заброшенный: пакеты, затоптанный хлеб, коробки, консервные банки, запах сирого лета. А среди мусора серо-жёлтая кошка. Рядом лохматый пёсик, грустный, но не сломленный.
Гляди-ка, говорит Пётр, голос как издалека. Месяц их никто не трогал Съёмщицы смылись без оплаты, а этих и забыли.
Они тут голодали?.. едва слышно спрашивает Маргарита. Глаза огромные, как вечерняя луна в январском небе.
Нашли, что было: печенье, макароны, геркулес сухой, консерву и сгущёнку раздербанили. Главное кошка умудрилась кран открыть, чуть-чуть, чтобы водой спасаться, не затопив соседей. Вот ведь чудеса во сне бывают!
Пётр умилился, даже смешок сорвался:
Вот как держатся, а! Ну что, заберём их? А ты, Марина, замуж за меня пойдёшь? Видишь, как у нас всё складывается и дети, и звери, и дом… Всего-то нужно согласиться.
Маргарита хлопает в ладоши, весёлая, как воробей весной:
Мам, соглашайся!
Сердце моё словно венское стекло вот-вот треснет от нежданной радости.
Дай подумать, Пётр, вдруг ты шутишь? на губах улыбка, а на щеках румянец горячий.
Не буду спешить, Петя говорит, заберу пока кошку, вам пёсика оставлю. А завтра с Муркой за ответом приду!
Пожал плечами пёсик, вильнул хвостом, будто всё понял.
А через месяц будто бы во сне уже свадьбу играем: весь подъезд гуляет, полные столы в Петькиной холостяцкой берлоге, шум, смех, заливистый смех соседей. Мурка и Барбос за счастьем бегают под ногами, потом стерегут малышей.
И вот год спустя двойня появляется, Сонечка и Алёша. Мурка с Барбосом охраняют деток, и у каждого в этой причудливой московской семье свое счастье.
Людям радость, зверятам новые дома, всем место под этим небом.
Особенно когда в доме есть немножко веселья, пёсик с кошкой и запах свежего чая с мёдом на рассвете.
