В отпуске с ненасытной родней: как попытаться поставить всех на место
Я две недели уже держусь, Сашка! Две недели в этой дыре, которую они гордо называют «гостиницей».
Зачем мы вообще сюда попёрлись?
Да потому что мама попросила, Сашка театрально подражал маминому голосу: «Леночке надо отдохнуть, у Леночки жизнь сложная…»
Ну жизнь у тёти Лены и правда-то не сахар, только вот слёзы из Оли хоть кол на голове теши не выбьешь.
Лена, мамина сестрица, с давних пор была у нас семейной «бедной родственницей», которой сплошь все должны.
Чемодан как обычно не закрывался. Оля изо всех сил давила на крышку коленкой, пытаясь втащить проклятую молнию в паз, но та, как белая ворона, норовила выскочить, выплёвывая наружу кончик пляжного полотенца.
Через тонкую фанерную перегородку, которую в этом жалком «гостевом домике» называли стеной, доносился ультразвуковой ор Тимофея шестилетнего спиногрыза тёти Лены.
Не хочу манную кашу! Не буду! Дайте курочку! визжал Тимоша так, будто его резали саблей.
Потом что-то грохнуло, кто-то икнул посудой и тягучий прокуренный голос самой Лены:
Ну что ты, мой пупсик, ну скушай ложечку за маму.
Олечка, сбегай в магазин, купи мальчику курицу, а то малой прямо надрывается.
У меня ноги отваливаются, совсем сил нет.
Оля застыла, вцепившись в замок чемодана. Олечка! Опять мама метнётся!
Саша, брат Оли, уныло сидел на шатком стуле и старательно залипал в телефон, не делая ни малейшей попытки собраться. Его сумка угнездилась в углу в исходном хаотичном состоянии.
Ты слышишь вообще? едва слышно спросила Оля, кивая на перегородку. Опять маму с поручениями гоняют.
«Олечка, принеси», «Олечка, убери». А мама мигом, готова в лобовое окно вылететь.
Не кипятись, рыкнул Саша, не отрываясь от экрана. Завтра домой.
Я же две недели уже выдерживаю, Саш! Две! Ты забыл, где мы вообще? Это же не отель, а сарай какой-то…
Потому что мама попросила. «Леночке надо в отпуск». дразнил братишка голосом родительницы.
Оля плюхнулась на скрипучую кровать пружины заскрежетали так, словно обиделись.
Да, жизнь у тёти Лены не сахар, только жалеть её у Оли как-то не получалось. Хоть убей.
Леночка, мамкина родная по матери, всегда была нашей «бедной родственницей», которой все обязаны.
Первый ребёнок у неё ушёл ещё грудничком трагедия, про которую в семье только шептали.
Потом нарисовался муж-алкоголик, который сгорел от любви к рюмке пару лет назад.
А Лена, как опытная коллекционерша, растила двух детей от разных мужчин в квартире у бабушки.
К ним пристраивался и очередной «идеальный мужчина» на минуточку, уже восьмой по счёту.
Работать Лена могла разве что на публику, потому что свято верила мир она украшать должна, а все вокруг снабжать этот парад украшений.
В первую очередь наша мама Оля, ой, простите, Вера, у которой, по Лениному мнению, «рублёв больше, чем в банке у Абрамовича».
Оля встала и заглянула в окно.
Вид шикарный: три мусорных бака и забор от сарая с курами.
Этот отпуск мамина инициатива, конечно. «По-родственному, всей семьёй, давай Ленке поможем мозги проветрить».
Помочь, ага. Это когда Вера оплачивала самые дорогие путёвки, таскала сумки из магазина и весь день стояла у плиты. А Лена с новообретённой подругою какой-то Валерой… нет, стоп, Ларисой! валялись у бассейна и философствовали о преимуществах безделья.
Давай собирайся, развернула Оля план действий брату. Вечером идём в ресторан, на прощальный ужин.
***
Ресторан, разумеется, выбирали не мы.
Лена гордо объявила: хочет чего-нибудь «по-богатому».
Заведение на набережной, стол, сдвинутый из двух, чтоб вся «бригада» поместилась. Оля мысленно так и называла «бригада».
Лена в золотистом платье, которое уже трещало по всем швам, заседала во главе, рядом с Ларисой колоритной тёткой с жёлтыми, как куры, волосами и могучим голосом.
Молодой человек! загремела Лена, прыгая на официанта глазами через меню, Нам самое лучшее! Шашлык, оливье, давай кувшинчик красненького сюда!
Вера, наша мама, скромно жалась к краю стола и пыталась не занимать места лишний раз. Выглядела так, будто только что отсидела смену в шахте.
За две недели, к слову, она реально не отдыхала: то Тимоша в очередном припадке, то Лене плохо, то Алине скучно.
Мама, ты же рыбу давно хотела, закажи, Оля шепнула ей на ухо.
Тебе лишь бы потратиться, отмахнулась та, я салатиком перебьюсь, а Леночка пусть ест, ей тяжело после такого-то года…
Оля закипела. Ну, кто бы спорил! Тимоша тем временем тарабанил ложкой о тарелку и ждал своего королевского заказа.
Кормить давай! велел и не отрывался от своего планшетика.
И Лена, бросив светскую беседу, тут же положила мальцу ложку пюре прямиком в рот.
Мой золотце, кушай, поправляйся!
Ну он же уже взрослый парень! наконец не выдержала Оля. Кушать сам разве не может?
Воздух на секунду замер. Лена повернулась к племяннице плавно, как Воланд на приёме.
С чего это ты, дорогая, советы раздаёшь? сквозь зубы выдала тётя. Роди сначала, потом поучай.
У меня ребёнок чувствительный, воспитание по-особому надо!
Да ему б рамки задать, а не планшеты за ужином, парировала Оля. Он же орёт, как реженый, если дай бог что не так. Всё для него, а обратно… Оля выразительно развела руками.
Да послушайте на эту психолог, видишь ли, нашёлся! всплеснула Лариса. Курочка яйцо учит, ну надо же! Ты, ласточка, сначала по жизни пройдись, а уж потом, может, преуспеешь в секции советчиков.
Оля, тише, зашептала мама, дёргая за рукав. Не позорься, вечер не порть.
Вечер, кстати, шёл вечность и ещё чуть дольше. Лена с Ларисой громко обсуждали мужчин и очередную тяжкую женскую судьбу, Алина не вылезала из телефона, Тимоша устраивал по расписанию концерт просил мороженое и всякий раз получал самое большое.
Когда подали счет, Лена театрально всплеснула руками:
Ай, кошелёк-то в номере остался! Верочка, выручи, а? Я прям как приедем сразу отдам!
«Не отдашь ты никогда…» подумала Оля, глядя, как мама молча достаёт карту.
Всё по отработанной схеме.
***
Вернувшись ночью, Оля пошла в душ смывать с себя остатки этого грустного спектакля. Вода шла как обычно: то из Байкала, то как из кипятильника.
Когда вышла, замерла у приоткрытой двери кухни. Там кто-то галдел.
…видала эту снобку? язвила Лариса. Рожа недовольная.
«Он сам кушать должен». Да ты своим делом бы занялась, соплячка! Без тебя мир как-нибудь крутился бы.
Если бы не ты, Олька, она б сейчас хвосты комбайнам крутила, а не шейк в ресторане пила.
Выглядит как барыня, а пустота одна.
Оля прижалась к косяку. Сердце прыгало до ушей.
Может, мама сейчас хотя бы слово скажет? Кулаком стукнет по столу? Защитит?
Из кухни только стон Лены и её хлюпающий голос:
Да уж, Ларка, тяжёлая у меня племяшка. Характер хуже отцовского, всё нос задрала, да с претензией…
Не то что мои: Алинка хоть и с характером, но золотое у неё сердце.
А эта смотрит, как на гуся в магазине. Мне аж тошно становится от неё.
Так ты, Вера, сама распустила! вскинулась Лариса. Давно по пятой точке напрашивалась.
Сейчас с такими детьми разговор короткий на улицу бы её, пусть поймёт, каково там.
Оля сдерживалась из последних сил, но внутри всё кипело.
Мама молчала. Сидела, кивала и глотала чай (или не только чай, судя по парам крепкого из кухни).
Тут Оля не выдержала: дверь распахнулась со звоном, чуть петли не слетели.
Трио сидело за пластиковым столом: Лена в своём золотом платье, Лариса с мордой как помидор, мама втянулась в плечи.
Значит, я пустая? спокойно спросила Оля. А тётя Лена у нас прямо святой человек?
Лена хлопнула глазами. Лариса поднялась, горой нависая.
Что, любопытная, подслушивала? зашипела она. Ушки развешивала?
Не надо подслушивать тут слышно на весь загон, твёрдо выдала Оля и уставилась тёте в глаза, не моргая. Когда мама за тебя в ресторане платила, кушать не мешало? Не застревал кусочек?
Неблагодарная! заверещала Лена, приходя в себя. К тебе с душой, а ты… Что за жизнь!
Я бы тебе мать, а ты… хлебом ты меня попрекаешь?
Я не хлебом, я твоей наглостью попрекаю! вспыхнула Оля. Всю жизнь мамке на шею садишься!
Один муж, второй, какой-никакой новый внук, болезни всё мамка вытаскивает, а ты ей за спиной грязью поливаешь ещё!
У тебя дочка хамка, которой всё можно, а твой сын манипулятор. А ты мне морали читаешь?
Лена аж онемела слов не нашла.
Оля! воскликнула мама, подскакивая. Прекрати немедленно! В свою комнату марш!
Нет, мама, Оля посмотрела ей прямо в глаза. Взгляд был острый, как нож. Ты тут сидишь, слушаешь, как эти тёти меня поносят, и молчишь? Тебе не стыдно?
Лариса уже двигалась в сторону Оли, тянула кулаки.
Сейчас тебя! Уважать старших надо!
Рука летела мимо, но тут в кухню ворвался Саша поймал Ларису за запястье.
Только тронь, ледяно сказал он. Всё, тётя Лена, собирайтесь мы уезжаем.
Мы? вскинулась Лена, понимая, что контроль утекает сквозь пальцы. Я никуда! У меня ещё два дня оплачено!
Вера! Твои дети рехнулись! Житья нет от молодёжи!
Тут мама всё же взорвалась бросилась к Оле, схватила за плечи и затрясла.
Зачем? вскрикнула мама, слёзы из глаз градом. Зачем ты открыла рот? Всё испортила! Мы же семья! Позоришь меня перед людьми!
Оля осторожно убрала мамины руки внутри всё оборвалось.
Мне стыдно не будет, мама, произнесла тихо. Это тебе должно быть стыдно что ты дозволяешь так относиться к нам.
Одна вышла из кухни, за ней Саша.
В комнате собирались без слов. За стеной Лена уже всхлипывала о своей тяжкой доле, Лариса называла Олю и Сашу «уродами», Алина ругалась, что спать мешаем.
Сейчас не уедем, сказал Сашка, застёгивая сумку. Автобус утром. Придётся встречать рассвет на вокзале.
Ну и пусть, Оля собрала косметичку. Лучше на скамейке в Казанском, чем здесь в этом бедламе ни секунды не выдержу!
А мама?
Оля замерла, держа майку.
А мама свой выбор уже сделала. Её место на кухне, там сестру утешать.
***
С тех пор Оля с мамой не общается, да и брат тоже. Простить по-родственному не вышло.
Вера несколько раз звонила детям, уверяя их, что готова простить, если они извинятся перед Леночкой. Но Оля с Сашей решили: с такими «прощениями» лучше врозь.
Насытились. Если маме нравится поддакивать сестре ради Бога. А нам и в одиночку роскошно живётся!
