Я уже две недели терплю, Егор! Две недели в этой дыре, которую они называют «пансионатом». Для чего мы вообще согласились?
Потому что мама просила, тоскливо ответил брат. «Оленьке надо сменить обстановку, у Оли вся жизнь страдания», передразнил он знакомый родительский голос.
В судьбе тетки Оли жалость действительно просматривалась, но Варе почему-то не удавалось ни разу почувствовать нищетную снисходительность. Хотела не могла. Оля, мамина младшая сестра, всегда была «бедной родственницей»: словно её беда коллективная, на всех распределённая.
Чемодан не поддавался. Варя вдавливала крышку с такой яростью, что готова была ощущать скрежет под коленом. Молния, злорадствуя, расползалась обратно, выбрасывая наружу край влажного полотенца.
За перегородкой, приличной только в воображении хозяев этого захолустного гостевого двора, до ушей Варвары докатывался вопль голос Толика, шестилетнего сына тёти Оли.
Не буду манную! Н-е-е-е-ееть! Хочу сосисок! рыдал Толик, как на резню.
Тут же грохот посуды, деревяшка стола и усталый прокуренный голос самой Оли:
Ох, не кричи, котёночек, ну съешь за мамочку ложечку
Зинка, сходи купи ему этих сосисок, ребеночек мается! У меня ноги не держат, я уже еле стою.
Варя застыла, держась за молнию чемодана. Зинка! И мама побежит.
Егор, брат Варвары, сидел на перекошенном деревянном табурете в крошечной комнате и мрачно смотрел на экран телефона. Его сумка скулами громоздилась в углу, не выказывая и намёка, что когда-нибудь будет собрана.
Ты слышишь? едва движением глаз кивнула Варя на «стену». Она опять за маму Всё: «Зинка, подай», «Зинка, принеси». А мама бросится.
Потерпи, проворчал Егор. Домой завтра.
Я две недели терплю! В этом совдеповском гнезде, где все считают, что им всё должны! Зачем?
Потому что мама. «Оле нужна забота, у Оли судьба нелёгкая», снова зацедил Егор насмешку.
Варя села на край железной кровати пружины жалобно завыли. Олину судьбу никому не пожелаешь, а всё равно жалеть не выходит. Оля, сестра мамы, всю жизнь на иждивении, а виноваты окружающие.
Сначала у неё умер ребёнок семейная трагедия, о которой все шушукались. Муж её пил, трескался водкой до белой горячки и не дожил до пенсии. Двух детей тётя воспитывала от разных, ни о чём не мечтая, кроме как добыть следующего «мужа мечты» восьмого по счёту нынче.
Работа для Оли наказание, она всё про «бабские мучения» причитает, всё ждёт праздника. А праздник ей добывай особенно маме Вере, ведь как думает Оля, «деньги у Веры в ведре лежат».
Варя подошла к мутному окну. Видна была помойка, пара курей на дворе и высокий глухой забор.
Эта поездка была идеей мамы. «Давайте вместе! Оле нужно развеяться». На деле это означало: мама заплатила большую часть путёвок, таскала пакеты из магазина, кормила всех и убиралась, пока Оля с Лидой новой подругой, сдружились тут же, на пыльном лежаке, ничего не делая, кроме как пить газировку и чесать языками.
Собирай вещи, сказала Варя брату. Сегодня прощальный поход в ресторан.
***
Ресторан, конечно же, выбирала не она и не брат.
Оля заявила, что «Давайте, по-богатому». Шашлык, салаты, кувшин вина! Заказали стол у окна, чтоб всю «компашку» разместить, а в мыслях Варя называла их клоповником.
Оля вырядилась в сверкающее платье на ней оно трещало и готово было лопнуть, рядом уселась Лида, гремела смехом и выкрикивала заказы.
Официант! Нам самое лучшее! Чтобы шашлык, салатики, графинчик хорошего красного!
Мама, скромная, усталая, молчала на краю.
Все две недели у неё не было минуты покоя: Толик орёт, Оле плохо, Алине скучно.
Мама, закажи рыбку, ты хотела? тихо напомнила Варя маме.
Куда мне, дорогая, махнула та рукой. Я салат съем. Пусть Оля кушает, она страдает.
Варя рассердилась. Да уж, страдает. Рядом царек Толик звенел ложкой по посуде:
Корми! кричал он, глядя в экран.
Оля, прервав болтовню, послушно кормила сына с ложки.
Моё солнышко! сюсюкала она. Кушай, набирайся сил.
Ему шесть лет сам не может? не выдержала Варя.
За столом застыли.
А тебя, Варенька, кто спрашивал-то? процедила Оля. Родишь воспитаешь своё.
Мой мальчик тонкой организации. Ему надо ласку!
Ему нужны границы, а не мультики за едой, Варя глядела твёрдо. Он только орёт и всё требует. Растёте настоящего халявщика.
Нашлась тут! Лида, предвкушая спор, расхохоталась. Великая воспитательница!
Курочка яйцо учит! Ты, деточка без жизненного опыта, ещё старших учишь?
Варя, тише… одёрнула мама за рукав. Не срами вечер, прошу.
Вечер длился вечно. Оля с Лидой обсуждали мужиков, косточки перемывали, жаловались на жизнь. Алина, девушка Оли, шуршала телефоном, поглядывала на взрослых с презрением.
Толик через каждые пять минут визжал о мороженом заказывали самое дорогое.
Со счётом явился официант. Оля деланно ахнула:
Ой, я кошелёк оставила! Зин, заплати, ладно? Как приедем сразу отдам.
«Никогда не отдашь», пронеслось в голове Варе, когда мама достала свою карту. Всё по привычной схеме.
***
Вернулись после полуночи. Варя тут же нырнула в душ давно хотелось смыть это ощущение липкости на душе.
Вода текла то как лед, то кипятком.
Возвращаясь, остановилась у полуоткрытой двери кухни слышен сквозняком хриплый смех и сварливый трёп:
Видела, Лид? хрипела подруга. Сидит, морда кривая.
«Он есть не умеет!» ну и что тебе за дело, зануда! Вот если бы не Зинка, давно бы Варя коров пасла, а не в ресторане лоснилась.
Высокомерная пуста девица ни толку, ни парня, только спесь.
Варя замерла, сердце прыгнуло в глотку. Сейчас мама вставит
Молчит. Слышу, Оля стонет:
Ох, Лида, тяжёлая она девушка. На отцов род пошла, там всё с гонором.
Моя Алинка добрая, ласковая, а это… смотрит, будто мы ей грязь.
Ты, Зина, её разбаловала, подтакнула Лида. Пожалела, вот и выросла наглая.
Я бы её давно за порог!
Пол лба Варя прижала к косяку. Мама молчит.
Пьёт с ними чай или что покрепче, и слушает, как единственную дочку поливают грязью.
Варя выпрямилась, и дверь грохотом стукнула о стену.
В кухне замерли: Оля в блёстках, платье под мышкой разошлось, Лида багровая, вспотевшая, и мама, втянувшая голову в плечи.
Значит, я тупая? голос Варвара прозвучал каменно.
А ты, тётя Оля, у нас с добрейшей душой, да? Варя шагнула к столу, сверкнув глазами.
Чего подслушиваешь, шавка? шагнула Лида, руки сжала.
Не подслушиваю, ответила Варя. Вы на весь этаж орёте!
Вот ты, тётя Оля, давишься, дескать, мать за компанию. А когда в ресторане мама за всех платила ничего не застревало?
Оля вскипела:
Ты неблагодарная! Со всей душой, а ты фыркаешь! Я тебе мама вторая, а ты мне куском хлеба попрекаешь? Да иди ты с этими рублями своими!
Не деньгами попрекаю, а наглостью! Ты всю жизнь на маминой шее. То муж очередной, то ребёнок, то якобы болеешь! Мама пашет, чтобы на путёвку заработать, а ты её за спиной горазда обсирать!
Твоя дочь ругается как тракторист, тобой подтирается, а мне уроки даёт? Твой сын истерик слова «нет» не слышал в жизни! И ты мне про воспитание?
Оля молчала, вытаращив глаза.
Варя! закричала мама, подскочив. Перестань! Выйди! Не позорься! Мы же семья!
Плечи Варвары ушли назад, взгляд стал ледяным.
Я не уйду, мам. Ты это слышишь и молчишь. Ты, мама, позволяешь вот этому происходить
Она развернулась и вышла.
С Егором собирались молча. Сквозь стену было слышно: Оля рыдает, Лида вслух материт Варю; Алина ворчит, что мешают спать.
Сейчас не уйти, пробурчал Егор, молния сумки скрипела. Электричка только на рассвете. Придётся на вокзале куковать.
Всё равно, Варя собрала косметику в пакет. Лучше на вокзале, чем в этом аду ни секунды.
А мама?
Варя задержала руку в воздухе.
Мама выбрала. Её утешать сестру важнее.
***
Варя с матерью больше не общается. Егор тоже. Веру простить не смогли.
Мама раза три звонила: «Дети, я готова простить, если вы извинитесь перед Олей».
Но Варя с Егором решили им такое «прощение» ни к чему.
Сытно, хватит.
Раз мама хочет всю жизнь утирать слёзы сестре Оле ради бога. А им и без приставучих родичей хорошо.
