Хорошего дня, Денис наклонился, едва коснулся ее щеки губами.
Екатерина машинально кивнула. Щека осталась сухой, прохладной ни тепла, ни раздражения. Просто кожа, просто легкое касание. Дверь закрылась, и в квартире тут же повисла густая, тяжелая тишина.
Она осталась стоять в коридоре, считая удары собственного сердца. Когда внутри все оборвалось? Когда что-то защелкнулось, и выключилось? Екатерина еще помнила, как два года назад плакала в душевой Андрей забыл их годовщину. Помнила, как год назад тряслась от гнева, когда он опять не забрал Серафиму из детского сада. Даже полгода назад она еще пробовала поговорить, что-то объяснить, просить.
Теперь пустота. Чистая, стерильная, как выжженное пламя поле.
Екатерина прошла на кухню, налила себе чай крепкий, с бергамотом, и села к окну. Двадцать девять. Семь лет брака. Вон она сидит в квартире, где тишина, и остывающий стакан чая и думает, что разлюбила мужа настолько тихо и обыденно, что даже не заметила, когда именно это произошло.
Андрей жил, будто по инструкции. Обещал заехать за дочкой забывал или откладывал. Клялся починить кран тот по-прежнему капал третий месяц подряд. То говорил в выходные непременно всей семьей поедут в Дарвиновский, но в субботу вдруг всплывали срочные «дружеские дела», а в воскресенье он валялся перед телевизором, пересматривая старые передачи.
Серафима уже не ждала, что папа станет играть с ней. В свои пять хорошо понимала: мама это крепко и спокойно. Папа как человек из телевизора: бывает, приходит, иногда говорит что-то фоном.
Екатерина не устраивала истерик. Не плакала тихо в подушку по ночам. Не строила больше схем и планов «как спасти». Андрея она вычеркнула из уравнения, по которому жила.
Если нужна помощь с машиной она сама звонила Евгению, старому мастеру из гаража на соседней улице, и договаривалась о ремонте. Замок на балконной двери сломался вызывала слесаря. Серафиме требовался костюм Снегурочки на новогодний утренник, Екатерина шила его ночами, пока Андрей храпел за стенкой.
Их семья нелепая конструкция из двух взрослых, которые оставались под одной крышей, но давно перестали быть «мы».
Однажды ночью Андрей протянул к ней ладонь в полусне. Она осторожно отступила: сначала сказала, что болит голова, потом что устала, потом выдумывала еще что-нибудь. Незаметно выросла невидимая стена между их телами; каждый отказ поднимал ее выше.
Пусть заведет кого-нибудь, думала Екатерина с ледяным спокойствием. Пусть даст мне настоящий повод. Причину, которую они поймут: и мама, и свекровь. То, что не придется долго объяснять.
Что сказать матери? Ухожу, потому что он никакой? Не бьет. Не пьет. Зарплату, пусть и скромную, домой приносит. Что не помогает по дому да ведь таких полно, не у одной она одна. Что с дочкой по-настоящему не играет так мужчины вообще, как говорят, редко умеют с детьми.
Екатерина открыла отдельный счет в Сбербанке и понемногу откладывала туда деньги с каждой зарплаты. Записалась в фитнес-клуб впервые не ради кого-то, а потому что ей самой приятно. Она готовилась к жизни, которая начнется после развода.
По вечерам, когда Серафима засыпала в своей кроватке, Екатерина надевала наушники и слушала аудиоуроки английского. Деловая лексика, живой разговор компания работала с иностранными клиентами, и знание языка расширяло горизонты, добавляло уверенности.
Пару раз в неделю она оставляла дочь Андрею и спешила на занятия по вечернему обучению. Он ворчал, что «сидеть» с Серафимой скучно, но на деле включал мультики и утыкался в свой смартфон.
Выходные превратились в мамино-детское время: парки Поклонной горы, площадки, маленькие кондитерские с вкусными варениками да походы на русские мультфильмы. Серафима привыкла: эти часы только для них нее и мамы. Папа как старое кресло в углу, что никуда не сдвигают.
Она даже и не почувствует, убеждала себя Екатерина ночью, прижимая щеки к прохладной подушке. Все будет, как обычно, просто муж исчезнет.
Это было удобно. Но не навсегда.
Однажды что-то изменилось.
Екатерина сразу не поняла что. Просто вечером Андрей сам вдруг предложил уложить Серафиму спать. Потом вызвался забирать ее из детского сада. Через неделю сварил ужин: макароны с сыром, ничего особенного, но впервые без напоминаний.
Екатерина смотрела на мужа в недоумении. Что это? Проснулась совесть? Или просто минутное раскаяние? Скрыл какой-то секрет и теперь заглаживает?
Но дни шли, а Андрей оставался новым. Он стал вставать вместе с Екатериной, чтобы везти Серафиму в садик. Собрал в ванной капающий кран. Записал дочь на плавание и сам водил ее по субботам в клуб «Золотая рыбка».
Папа, папа, смотри, Серафима с разбега влетала домой, как ураган. Я теперь нырять могу!
Андрей ловил ее в нагрудные объятия, подбрасывал к потолку, а она заходилась в захлебном, чистом смехе.
Екатерина подолгу наблюдала за ними из проема кухни, и не узнавая, спрашивала себя не привиделось ли?
Я могу с ней остаться в воскресенье, как-то сказал вечером Андрей, опускаясь рядом на диван. У тебя встреча с девочками, да?
Катя кивнула никакой встречи не было; просто поехать попить горячий кофе в тихой кофейне с книгой наедине. И откуда он знает про ее встречи? Слушает, когда болтает с мамой?
Недели складывались в месяцы, а Андрей не сдавался не скатывался обратно в старое свое равнодушие.
Я заказал нам столик в небольшой траттории у метро, сказал он однажды, робко улыбаясь. В пятницу. Мама сказала, что заберет Серафиму на ночь.
Катя медленно подняла глаза от ноутбука.
А повод?
Просто ужин. Просто мы.
Она согласилась. Из любопытства, говорила себе. Посмотреть, что дальше.
В небольшом полутемном зале звучала живая музыка, пахло запеченным сыром и свежим хлебом. Андрей выбрал ее любимое вино Екатерина вдруг с удивлением отметила, что он, оказывается, помнит это.
Ты сильно изменился, произнесла она, прямо, без обиняков.
Андрей вертел в пальцах бокал.
Был дурак. Обычный, банальный дурак, сказал глухо. Думал, работаю ради семьи, коплю на машину, квартиру побольше А на деле удирал, прятался от всего. И от тебя тоже.
Катя слушала молча, глядя в лицо мужа.
Я заметил, что тебе все равно. Это было страшнее любого крика. Ты плакала, кричала, ругалась это я знал, это было понятно. А тут вдруг тишина, как если бы меня не существовало.
Он, сжав зубы, ставит бокал.
Я едва не потерял вас. Только теперь понял, насколько был глухим идиотом.
Катя долго смотрела на мужа, наконец увидев что-то новое.
Я хотела подать на развод, тихо сказала она. Ждала, пока ты дашь мне веский повод.
Андрей побледнел.
Катя Господи
Копила деньги. Квартиры на Авито смотрела.
Я не думал, что все так плохо
А должен был, жестко сказала она. Это твоя семья. Не можешь значит, теряешь.
Густая, вязкая тишина висела между ними. Официант прошмыгнул мимо, не спросив, что подать еще.
Я хочу попробовать начать заново, если ты разрешишь, наконец сказал Андрей, вцепившись в край стола. Один шанс. Я больше не заслужил.
Один и не больше, откликнулась она.
В ту ночь они говорили, кажется, впервые за долгие годы не о претензиях, не о быте, не о дочке, а друг с другом. Настоящий разговор, тяжелый, долгий, полный мелочей прошлого, чтобы снять все слои обид.
Изменения шли медленно. Катя не бежала к мужу с утра с объятиями. Присматривалась, осторожничала, искала обман. Но Андрей не подводил.
Он взял на себя ужины в выходные, освоил ватсаповские родители-сообщества детсада. Научился заплетать дочери косы и хоть криво, но усердно пробовал.
Мам, смотри, папа мне дракона сварганил! Серафима взлетела на кухню с нелепым творением из коробок и гофрированной бумаги.
Катя посмотрела дракон смешной, с одним большим крылом, скособоченный. И улыбнулась
Пролетели полгода.
На дворе декабрь, они всей семьей поехали на дачу к родителям Екатерины. Старый деревянный дом, запах пирогов, сад под пушистым снегом, скрип ступеней.
Екатерина сидела у окна с чашкой черного чая, вглядываясь в сугробы, где Андрей лепил с Серафимой снеговика. Дочка громко руководила: Нос повыше, шарф завяжи! а Андрей смиренно слушал, раз за разом подбрасывая ее в белый пух. Хохот Серафимы перекрывал тишину зимнего сада.
Мама! Мама, скорей к нам! Серафима махала варежкой.
Екатерина накинула пуховик, вышла на веранду мороз щипал лицо, солнце низко висело над горизонтом, и вдруг снежок впечатался ей в плечо.
Это папа! немедленно сдала отца дочь.
Изменница, засмеялся Андрей.
Екатерина подняла снег и метнула в мужа промахнулась. А потом уже все вместе валялись в сугробах, забыв и про холод, и про заботы.
Вечером, когда Серафима заснула на диване еще до конца мультика, Андрей осторожно отнес ее наверх, укрыл одеялом, убрал выбившуюся прядь. Екатерина села у камина, держа ладони над горячей кружкой. За окном медленно сыпал снег, укрывая землю свежим белым покрывалом.
Андрей опустился рядом.
О чем думаешь?
О том, как хорошо, что я не успела
Он ничего не сказал. Только посмотрел на нее и все понял без слов.
Отношения вещь упрямая. Над ними надо работать, не совершая подвигов, а просто замечая, слушая, поддерживая, быть рядом. Екатерина знала: впереди будут и трудные дни, и ссоры, и непонимания. Но сегодня ее семья была рядом, живая, настоящая, любимая.
Серафима проснулась и, сонная, полезла между ними. Андрей обнял их обеих. Екатерина улыбнулась, думая за такие моменты стоит держаться. За такие моменты стоит бороться.
