В прихожей стоял тесный лабиринт коробок. Игорь, покрасневший от усилий, проталкивал очередную на верхнюю полку. Пыль оседала на его редеющей макушке, словно серый моро́з.
Зачем всё это хранить? Один лишь хлам, ворчал он, спускаясь по шаткой стремянке.
Это не хлам, тихо, но твёрдо ответила Лада. Она сидела на полу, распаковывая старый чемодан, набитый бумагами. Это память.
Память, фыркнул Игорь. От этой «памяти» у меня спина отваливается. Всё равно через год всё выбросишь. Нет места.
Лада молчала. Её пальцы скользнули по потёртой кожаной обложке старого альбома и она раскрыла его.
Смотри, произнесла она, будто не слыша его ворчания. Первая школа. Помнишь?
Игорь нехотя подошёл. На пожелтевшей фотографии щурилась на солнце девочка в белых бантовых косичках.
Помню, пробормотал он, уже мягче. Ты тогда плакала, что фартук колется.
А это пионерский лагерь
«Сказка», кивнул Игорь, заглядывая через её плечо. Ты оттуда привезла ту самую ракушку, которая до сих пор гдето валяется.
Он снова принялся копаться в коробках, но уже без прежнего рвения. Лада листала страницу за страницей. Юность, институт, их свадьба Игорь в несоизмеримо широком пиджаке, она в кружевном платье матери. Молодые, гладкие, счастливые. Они улыбаются в объектив, не подозревая, что через двадцать лет их ждёт эта крошечная квартира, его вечное ворчание и её тихая обида, что романтика осталась гдето на бумаге.
Остро! вдруг вскрикнула Лада.
Игорь задел плечом небольшую картонную коробку, и её содержимое рассыпалось по полу. Пока он ворчал и собирал книги, Лада подняла с линолеума маленькую, обитую бархатом шкатулку и приоткрыла крышку.
Внутри, на вате, лежала та самая ракушка из «Сказки», несколько потускневших значков, засохшая веточка мимозы и сложенный вчетверо листок из школьной тетради.
Что это? спросил Игорь, завершив уборку.
Лада развернула листок. Детским, старательным почерком было написано: «Список моих желаний. 1. Стать врачом. 2. Уметь играть на гитаре. 3. Побывать в СанктПетербурге. 4. Выйти замуж по большой любви».
Она молча протянула листок мужу. Он пробежал глазами, смягчился, потом хмыкнул:
Ну, врачом не стала. На гитаре тоже не играешь. В СанктПетербург не мчишься А про любовь он замялся, не решаясь закончить фразу, и потёр спину. Врачом не стала, зато теперь у меня спина болит, как у старика, от твоих архивов.
Лада взяла листок, внимательно посмотрела на пункт четыре, затем на мужа. На его усталое, запылённое лицо, на руки, только что таскавшие тяжёлые коробки, чтобы освободить в её гардеробе хоть немного места.
Выйти замуж по большой любви это не значит жить в постоянной романтике, Игорь. Это значит, что когда у мужа болит спина, жена делает ему массаж, а он за это моет посуду.
Она аккуратно сложила листок, положила обратно в шкатулку и закрыла крышку.
Ладно, вздохнула она. Возможно, ты прав. Часть этого действительно можно разобрать.
Она отложила шкатулку в сторону, в стопку самого дорогого, что никогда не будет выброшено. Затем подошла к Игорю, обняла его и прижалась щекой к его колючей щетине.
Спасибо, прошептала она. За всё.
Игорь сначала застыл от неожиданности, потом неловко погладил её по волосам.
Да ладно тебе Чего это ты? он помолчал. Спину мне всё ещё помнёшь?
Помню, улыбнулась Лада, уткнувшись в его плечо.
Она понимала, что СанктПетербург и гитара остались гдето в прошлом, на пожелтевшей бумаге. Но здесь и сейчас, в пыльной тесной прихожей, пахло не мечтами, а жизнью. А это тоже было счастьем, которое не запечатлеть на снимке и не вклеить в альбом. Оно просто было. И этого было достаточно.
