Трудный выбор
Андрей снова задержался в офисе на МКСцентре. Алёна сидела за кухонным столом, глядя на остывший ужин. Аромат запечённой курицы с душистым укропом смешивался с запахом свечи, которую она зажгла два часа назад воск теперь струился каплями, как слёзы. Телевизор бубнил о погоде, но она не слышала его. Вместо этого её уши ловили скрип лифта в подъезде, шаги на лестничной площадке не его ли?
Дверь всё не открывалась.
Она могла бы позвонить: «Где ты?» или «Я волнуюсь». Но зачем? Он бы ответил тем же, что всегда: коротким «Скоро» или раздражённым «Не доставай меня». А потом пришёл бы, уткнётся в телефон, и между ними повиснет гнетущее молчание будто они не двое, а два одиночки.
Они жили вместе уже пять лет.
Вчера Катя, её подруга, разместила в соцсети фото крещения сына. На фоне счастливые лица, красивое платье, муж Кати держит малыша. А сегодня в ленте мелькнуло очередное свадебное снимок их общих знакомых.
Когда же вы? спрашивали знакомые.
Мы не спешим, отмахивался Андрей.
Но Алёна уже устала от этого «не спешим».
Ты вообще хочешь на мне жениться?
Он только что вошёл, снял куртку, потянулся к холодильнику за банкой «Объединенной». Вопрос застал его врасплох рука замерла на полпути.
Конечно, хочу, ответил он, но голос звучал глухо, будто слова застряли в горле. Сейчас не лучшее время для такого вопроса.
А когда будет лучше? она взяла вилку, будто впервые её видела. Когда ты купишь квартиру? Получишь повышение? Или когда нам обоим стукнет по сорок?
Он отвернулся, будто искал спасения в этикетке пива.
Не заводись, ладно? Я устал.
Я тоже устала, прошептала она.
Он уже шел в душ, оставляя за собой тишину густую, как туман, в котором они терялись все эти годы.
Андрей вырос, наблюдая, как рушится семья.
Он помнил отца тем, каким тот был до: весёлым, сильным, подбрасывающим пятилетнего Андрея в воздух. И тем, каким стал после: пустой взгляд, запах перегара, крики в адрес мамы.
Лучше никакого отца, чем такой, бросил он в разговоре с соседом.
Тогда он дал себе обещание: если завести семью, то только не такую, как у него. Только когда будет уверен, что не повторит ошибку.
Но уверенности не было.
Алёна была полной противоположностью его матери спокойной, терпеливой, без истерик. И всё же
Каждый раз, когда она осторожно заводила разговор о свадьбе, Андрей ловил себя на мысли:
«А вдруг я ошибаюсь? Внутри меня спит тот же монстр?»
Он видел, как его руки сжимаются в кулаки после тяжёлого дня точно как у отца. Чувствовал, как поднимается раздражение, когда Алёна просила о чёмто. И хотя он никогда не поднимал на неё руку и даже голос, страх жил гдето глубоко:
«А что, если это только начало?»
Однажды, после особенно тяжёлого разговора, Алёна спросила прямо:
Ты боишься стать таким, как твой отец?
Я не стану таким, резко ответил он.
Тогда в чём проблема?
В том, что я не уверен, что смогу быть лучше него.
Она замолчала, потом взяла его за руку:
Никто не требует идеала. Я просто хочу, чтобы ты попытался.
Но для Андрея «попробовать» означало риск разрушить ещё одну жизнь. И страх оказался сильнее даже любви.
Мне нужно сначала встать на ноги, сказал он, вытираясь полотенцем после душа. В глазах усталость двенадцатичасового рабочего дня. Хочу, чтобы у нас всё было идеально.
Алёна сидела за столом, ожидая его. В её взгляде было и понимание, и усталое разочарование этот разговор они вели уже сотый раз.
А что для тебя «идеально»? спросила она, без упрёка, только с искренним интересом.
Андрей замер. Он часто произносил это слово, но никогда не задумывался о его содержании. В голове всплывали картины: просторная квартира в центре (хотя они уже снимали уютную двухкомнатку возле метро), новая «Лада» (хотя его подержанная Toyota служила пять лет), должность директора (хотя он уже получал втрое больше среднего по Москве).
Он не ответил, потому что понял, что его «идеально» как рекламный баннер: глянцевое, но пустое внутри. Он ждал волшебного момента, когда звёзды сойдутся, финансы удвоятся, и он превратится в «идеального» мужа, отца, добытчика.
Алёна наблюдала, как на его лице сменяются выражения. Она знала эту его черту способность загонять себя в ловушку нереалистичных ожиданий.
Знаешь, наконец сказала она, осторожно подбирая слова, идеальный момент никогда не наступит. Мы можем быть счастливы здесь и сейчас, просто такими, какие есть.
Андрей взглянул на их квартиру на книжные полки, собранные вместе, на фотографии путешествий, на кота Мурку, мирно спящего в кресле. И впервые задумался: а что, если «идеально» не про условия, а про их двоих? Страх сделать шаг в неизвестность вновь заставил его промолчать.
Он лишь потянулся за пультом, выключил телевизор и взял в руки телефон, давая понять, что разговор окончен.
Андрей любил Алёну.
Любил, когда она смеялась над его глупыми шутками за завтраком. Любил, как она ворчала во сне, когда он перетягивал одеяло. Любил даже её привычку оставлять чашки с недопитым чаем по всей квартире каждая находка заставляла его улыбнуться.
Но ещё он любил тишину. Ту, что наступала, когда Алёна уезжала к родителям на выходные. Любил свои привычки разбросанные носки, отсутствие света, ночные игровые марафоны до трёх утра, спонтанные вылазки с друзьями на рыбалку без объяснений.
Зачем нам штамп в паспорте? спрашивал он, обнимая её за плечи, пока она мыла посуду. Мы и так вместе. Разве этого мало?
Алёна хотела большего. Не кольца с бриллиантами, не пышного банкета в ресторане. Ей нужно было почти неосязаемое, но важное ощущение выбора. Чтобы каждое утро он просыпался и сознательно решал быть с ней, а не по инерции.
Штамп это не про обязательства, говорила она, глядя прямо в глаза. Это про то, что среди всех возможных жизней ты выбираешь именно эту. Именно нас.
Андрей отводил взгляд. Он знал, что уже выбрал её давно. Но слово «навсегда» всё ещё пугало своей окончательностью. Как будто подпись в ЗАГСе навсегда захоронит того беззаботного парня, который мог в любой момент уйти.
А если мы разведёмся? неожиданно вырвался вопрос, словно он долго носил его внутри. Андрей стоял у окна, спиной к Алёне, глядя на вечерний город, но видя совсем другие картины счета адвокатов, делёжку имущества, пустые комнаты.
Что? Алёна замерла.
Ну это же дорого. Ипотека, алименты он говорил методично, как будто просчитывал бизнесплан, а не конец их отношений. Ты же знаешь, как у моего коллеги было полквартиры отдал, ещё и ребёнку платит
Алёна встала, рассмеялась горько, почти беззвучно. Смех был как выдох, последний пузырёк воздуха из тонущего корабля.
Ты даже развод продумал, а жениться боишься, произнесла она, и в её голосе не было злости, лишь усталое понимание. Знаешь, что самое смешное? Ты боишься развода больше, чем того, что можем потерять друг друга сейчас. Развод это цифры, документы, конкретные потери. А потерять любовь для тебя это абстрактно.
Андрей обернулся. В его глазах читалась растерянность он не ожидал такой реакции. Он был готов к ссоре, к слезам, к молчаливой обиде, но не к этой пронзительной ясности.
Я просто начал он, но слова застряли в горле. Что сказать? Что пытался защитить их обоих? Что хотел предусмотреть все варианты? Это звучало бы как оправдание, и они оба это знали.
Алёна медленно подошла, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Лицо её было спокойно, но в глазах горела новая решимость.
Если ты уже сейчас думаешь, как будем расходиться, тихо сказала она, значит, мы уже расходимся. Просто ещё не оформил это документально.
Она повернулась и вышла, оставив Андрея наедине с расчётами, страхами и внезапным осознанием: все его попытки предвидеть будущее могут уже сейчас разрушить настоящее.
Ты… уезжаешь? спросил он, застыв в дверях.
Алёна аккуратно складывала в чемодан свитера, которые он так любил. Её движения были точными, выверенными решение было не спонтанным.
Да, ответила она, не поднимая глаз. Я сняла квартиру в центре.
Андрей почувствовал, как земля уходит изпод ног. Он представлял этот момент сотни раз, но сейчас понял, что совсем не готов.
Мы можем начал он, но Алёна перебила:
Нет, Андрей. Не можем. Я дала нам месяц после того разговора. Ты даже не попытался.
Она закрыла чемодан тихим щелчком, который прозвучал громче, чем хлопнувшая дверь.
Алёна ушла не потому, что разлюбила. Любовь странная вещь, она не исчезает в одночасье. Она ушла, потому что наконец поняла: его страх перед обязательствами был сильнее любви. Он боялся не брака, а осознанного выбора.
Я не ждала обещаний на всю жизнь, сказала она у двери. Я просила лишь одного чтобы ты выбрал нас здесь и сейчас. Но ты так и не решился.
Андрей остался один. В квартире, которая вдруг стала слишком большой. Со свободой, которая теперь казалась слишком громкой. С телефоном в руке, где уже был набран номер Алёны и стёрт пять раз подряд.
Он был свободен. Совершенно свободен. Мог делать, что угодно ехать с друзьями на дачу, задерживаться на работе, оставлять носки где попало. Но в первую же ночь он лежал на диване, глядел в потолок, вспоминая, как Алёна ворчала во сне, когда он перетягивал одеяло.
Он так и не понял, что страшнее потерять её или потерять себя. Потому что теперь, когда её не было рядом, он с ужасом осознал: возможно, настоящий он тот, кто смеялся с ней над глупыми шутками за завтраком. А тот «свободный» Андрей, за которого он так цеплялся, лишь мальчишка, прячущийся от жизни за списком отговорок.
Утром на кухне он увидел её любимую чашку с недопитым чаем. Андрей машинально помыл её и убрал в шкаф, и только потом понял, что теперь некому будет оставлять эти чашки по всей квартире.
