Жена ушла, собрав вещи, и пропала в неизвестном направлении
Перестань притворяться святой. Всё образуется. Бабы отходчивые: покричит да и успокоится. Важно то, что есть сын род продолжается.
Я лишь тихо вздохнул.
Гоша, она вдруг наклонилась ко мне и зашептала, ты ведь говорил, что «решил вопрос» с беременностью Светланы. Что это значило?
Я уставился в вилку, кинул её на стол, откинулся назад.
Да так и значит. Светка мне пять лет мозги пудрила: «не готова», «карьера», «ещё рано». А потом спрашиваю себя: мне уж тридцать два когда, если не сейчас, сына заводить? Семью нормальную хочу, как у всех. Ну, я и… подменил ей таблетки.
Она замолкла, глаза её округлились.
Ты ей это сказал? Когда?
В тот день, когда ушла, буркнул я. Орать начала, ну я и выдал, мол, привыкай. Хотела ребёнка вот он. А дальше сама решай.
Думал, перебесятся, куда она денется. А она с сумкой, да и исчезла.
***
На кухонном столе посредине царства грязных детских бутылочек валялась чужая расческа.
Я смотрел на неё и раздражался всё больше: почему всегда из всего надо устраивать бардак?
Малыш в кроватке наконец притих, но вместо облегчения только пустота. Сейчас снова проснётся, и всё по новой. Исправил халат, взялся за чайник.
Только месяц назад из роддома Свету привозили невестка моя. Гошка тогда сиял как медный самовар, суетился, медсёстрам натаскал охапки цветов, а Света… Света была будто в петлю шла, а не в дом.
Я тогда подумал: ну устала, всякое бывает, первые роды… Надо бы меня насторожиться было.
Дверь хлопнула брат вернулся. Прошёл на кухню, даже не посмотрел на меня, носом сразу в холодильник:
Поесть есть чего?
В кастрюле макароны, сардельки сварены.
Гош, только тише малой стих, заснул наконец.
Гоша фыркнул, наложил в тарелку:
Дин, я устал, как собака. День весь в бегах, клиенты черти бешеные.
Как там щегол? спросил он.
Это твой сын, Гоша, я поставила кружку с чаем на стол чуть громче, чем надо было. Его Артём зовут. Он, между прочим, твердолобый три часа ревел, животик у него болит.
Ну ты же справляешься, равнодушно пожал плечами брат. Женщинам это проще, в крови у вас.
Мать вон нас с тобой одна тянула, когда батя по нефтянкам пропадал.
Я стиснула зубы. Хотелось тарелкой ему заехать. Я ведь у них временно, пока со съёмной квартирой разбираюсь и долги гашу, но уже за две недели стала бесплатной нянькой, кухаркой, уборщицей.
А Гошка ведёт себя так, будто ничего не произошло. Как будто это не его жена вот так ушла, бросив младенца.
Света не звонила? спросила я.
Гоша замер, вилка вонзилась в макароны.
Не берет. Сбрасывает. Ну и дела… Сумела же бросить всё… Всё из-за того, что я поменял ей таблетки. Чтобы она быстрее в декрет ушла… ещё и виноват остался.
Гоша, ты подлец, прошептала я.
Чего? уставился он на меня. Я для семьи старался! На работу хожу, деньги приношу!
А она? Взяла и кинула нашего сына! Не я виноват тут.
Ты у неё выбор украл, я поднялась. Ты человека обманул так нельзя с тем, кого якобы любишь.
Как она вообще должна реагировать? «Спасибо, родной, жизнь сломал, а я счастлива?»
Ну не начинай перебесится. Куда она денется ребёнок здесь, вещи здесь. Закончатся деньги сама вернётся. А до тех пор… Ты же поможешь, Дина? Мне сейчас совсем не до этого, отчёты скоро сдавать.
Я не отвечала. Вышла из кухни в детскую.
Артем спал, маленькие ручки сжаты в кулачки. Я глядела меня аж выворачивало от жалости. Малыш не виноват, а Свету в ловушку загнали.
Обоих жаль…
Взяла телефон, написала в мессенджере Свете: «Свет, это Дина. Я не прошу возвращаться, просто скажи ты жива-здорова? И… мне очень тяжело одной. Просто поговорим? Без ругани».
Через десять минут пришёл ответ: «Я на гостинице, через три дня уезжаю в командировку в Красноярск недели на три. Это я заранее планировала, ещё до того, как всё узнала… Вернусь подам на развод. Артёма не бросаю, Дина. Но сейчас не могу быть там не могу на него смотреть, вижу в нём Гошу…»
Я вздохнула: «Понимаю, честно. Гоша мне всё рассказал».
«Ну и как он? Доволен собой?»
«Наверное. Уверен, ты вернёшься».
«Пусть надеется. Дина, если тяжело, скажи я найду деньги на няню, переведу тебе. Но к нему ни за что не вернусь».
Сложила телефон, прошептала сквозь усталость: мне работать надо, долги гасить, жизнь строить. Но и Артёма я оставить брату не могу тот подгузника не различит от полотенца.
***
Три дня тянулись, как серая каша.
Гоша возвращался поздно, ел и спать. Помочь? «Ты и так всё умеешь». Или «Я устал».
Однажды ночью Артём так плакал, что я не выдержала зашла к брату, включила свет:
Вставай.
Он зажмурился, накрылся подушкой.
Дина, ну уйди. Мне рано вставать.
Мне всё равно. Иди качай сына. Я не могу его кормить, руки трясутся.
Ты что, с ума сошла? сел, весь лохматый. Ты же живёшь у меня я тебя кормлю, коммуналку плачу!
Значит, я у тебя как прислуга?! взорвалась я.
Ну называй как хочешь. Света вернётся отдыхай. А пока твоя смена.
Я молча вышла.
Всю ночь не спала, сидела на кухне, качала люльку ногой, думала, как проучить брата.
Наутро, лишь он ушёл, я опять Свете написала: «Света, нам надо встретиться. Пока он на работе».
Она согласилась.
Встретились в парке возле дома. Света как тень: бледная, синяки под глазами, исхудала.
Она подошла к коляске, долго смотрела на сына. Руки дрожали.
Он подрос, наконец прошептала она.
Свет, он пока тебя не помнит, ответила я мягко.
Знаю… Дина, я не чудовище. Я, может, и люблю его. Да только, когда думаю, что снова к Гоше вернусь и усну в одной кровати с подлецом… у меня дыхание сбивается.
А если не вернёшься? осторожно спросила я.
Она вскинула голову:
В смысле?
Он уверен, что ты не уйдёшь. Он уверен, что ты, как и ребёнок, принадлежишь ему. А на деле он никакой не отец. Ему результат нужен, а не воспитание. Не встаёт по ночам, не знает даже, сколько ложек смеси разводить. Он не семьянин, он начальник проекта.
И что делать?
В командировку ты едешь. Работай, приходишь в себя. Я ещё три недели здесь. За это время подготовлю почву.
Какую?
Развод, раздел опеки. Ты можешь снять квартиру. Я к тебе перееду, помогу с Артёмом. Заказы на удалёнке нашла. Мы справимся сами без него.
Света недоверчиво смотрела на меня:
Ты против брата пойдёшь?
Он мне брат, но так с людьми нельзя. Я не хочу быть соучастницей. Думает, я на его стороне, потому что мне некуда. Ошибается.
Света молчала, глядя на солнечный зайчик, бегущий по козырьку коляски.
А если он не отдаст ребёнка?
Будет скандал. Но у нас есть козырь: он сам признался, что таблетки подменял. В суде я это подтвержу. Он сам не захочет мороки с малышом, ему только роли играть «потерпевшего отца».
Света впервые за долгое время едва заметно улыбнулась.
Ты изменилась, Дина.
По-другому нельзя…
Три недели пролетели быстро.
Гоша становился раздражительнее, начал замечать я больше не бегаю к нему с тарелкой.
Света когда возвращается? спросил вечером.
Завтра, ответила я, прижимая Артёма.
Ну хоть поел бы нормально где, а не твои макароны надо ей подарок купить, бабам это нравится.
Я посмотрела через него:
Думаешь, колечко всё исправит?
Да перестань, всё наладится. Женщины отходчивые, покричит и забудет. Главное цель достигнута: сын есть, род жив.
Я промолчала.
***
Утром Света приехала, когда брата дома не было. Не заходила, ждала меня в машине. Я заранее упаковала детские вещи, чемодан, всё нужное.
Спустила всё в три захода. Артём спал в автокресле спокойно.
Поднялась последний раз, оставила ключи на кухне, прямо там, где когда-то лежала Гошкина расческа. Рядом записка:
«Гоша, мы ушли. Света выйдет на связь через адвоката. Артём с ней и со мной.
Семья это доверие, а не твои манипуляции.
Макароны в холодильнике. Сам как-нибудь справляйся».
Мы уехали.
Света сняла уютную квартирку на другом конце Москвы. Первые дни были тяжёлыми: Артём на новом месте неспокоен, Света плачет, а телефон мой звонит без остановки.
Гоша ругался, грозился отобрать сына, оставить без копейки, угрожал судом.
Я слушала спокойно.
Мы выдержали.
После нескольких дней истерик Гоша утих. Даже на развод он в суде бестолково молчал, ни о каком сыне не заикнулся.
Я была права возиться ему не хотелось, и он проще согласился на алименты.
Даже встреч с ребёнком не требовал.
Я много думал после всей этой истории. Жизнь преподнесла суровый урок: семья не проект, не трофей и не способ реализовать собственные мечты любой ценой. Верить важнее, чем командовать. Любить значит уважать свободу другого. И главное нельзя рушить чужую жизнь, думая только о себе.
