Мы тут с Петей посоветовались: ну что, твоя дача будет всю зиму пустовать? Решили с детишками рвануть туда на новогодние праздники. Воздух, лес, санки, баня красота! Ты, Маринка, все на работе пропадаешь, а Павлу отдых нужен, правда, он не может говорит, поспать хочет. Так что давай ключи, мы утром заедем, голос Дарьи, свояченицы Марины, звучал в телефоне громко и бесцеремонно, словно в приказе.
Марина, стоявшая на кухне с мокрым от посуды полотенцем в руках, невольно отстранила трубку от уха. В её груди нарастало раздражение: родственники мужа, вечно уверенные, что всё вокруг по умолчанию их, будто так и заведено в московских семьях. Но такого напора она не ждала.
Дарья… начала Марина, тщательно следя за голосом, чтобы не сорваться и не выдать закипающую злость. А кто это «мы» решили? Дача это, на минутку, не турбаза. Мы с Павлом сами собирались туда поехать.
Да брось, тут же отмахнулась Дарья, и Марина слышала, как та что-то жует. Павлик тёще сказал, что вы ТВ смотреть собираетесь, дома. Места на даче у вас куры не клюют. Мы даже если и заедем, мешать не будем. Гостей своих пригласим, шашлычок, музыка. А вам книги да город, скукотища.
Марину залила волна обиды и злости. В её голове моментом возник образ: муж Дарьи, Петя, с лохматой бородой, пузом и любовью к радио «Шансон» и водке, их бесконечные отпрыски с громкими голосами и без тормозов, и её родная подмосковная дача, каждая доска и каждая вишня на которой предмет её гордости.
Нет, Дарья, твёрдо сказала Марина. Ключи я не дам. Дача требует особого ухода, отопление у нас сложное, септик капризный, всё непросто. Да и я не хочу, чтобы там собиралась чужая шумная компания.
Это мы, получается, чужие?! на том конце послышался визг, Дарья захлебнулась куском чего-то хрустящего. Жена брата, племянники, мать твоя свекровь и мы чужие?! Совсем охладела душой с этими отчётами. Вот сейчас Татьяне Матвеевне позвоню пускай она разберётся, почему ты с семьёй как с чужими.
С гудков в трубке Марину будто током ударило. Она медленно положила телефон на стол, чувствуя, как подступающая дрожь в руках отдаёт эхом по всему телу. Сейчас включится «тяжёлая артиллерия» Татьяна Матвеевна, свекровь, и будет давить, как паровой каток.
Через минуту в кухню зашёл Павел. Он слышал половину разговора и предпочёл отсидеться, надеясь, что всё «рассосется само».
Маришка, ну что ты так жёстко? начал он осторожно, и попытался приобнять жену.
Марина вырвалась из объятий, в глазах у неё была усталость, смешанная с решимостью:
Павел, ты помнишь прошлое лето? спросила тихо.
Ну, как же…
«Как же»?! Марина почти сорвалась. Они приехали «гостить» на два дня. Что осталось? Яблоня сломанная, ковёр сгоравший, который я три недели отмывала. Посуда гора, всё в коросте, потому что «я с маникюром, а у вас посудомойка есть», которую забили до отказа и не включили! Ваза вдребезги! Пионы вытоптаны! Это отдых?
Да дети… пошалили, промямлил Павел, уставившись на линолеум.
Детям пятнадцать и тринадцать! Они устроили пожар в бане, забыли открыть заслонку! Хотите оставить их там одних зимой?!
Петя обещал следить…
Петя проследит только, чтобы водка не закончилась! Марина резко отвернулась к окну. Нет! Я сказала: нет! Это мой дом, и юридически мой. Там все деньги от продажи квартиры моей бабушки. Я в каждом гвозде там душой. Я не отдам его на растерзание.
Вечер прошёл в гробовом молчании. Павел попытался включить телевизор, не выдержал и ушёл спать. Марина пила холодный чай и вспоминала, как строили дом. Не просто дача, мечта. Три года они вдвоём возводили стены, она шила шторы, красила доски, выбирала плитку для камина. Для свекрови и компании просто халява.
В субботу в дверь позвонили. Глянув в глазок, Марина устало вздохнула: на пороге стояла Татьяна Матвеевна. Шуба, норковая шапка, губы ярко накрашены, сумка с торчащим батоном и мороженой рыбой.
Открывай, Марина! Разговаривать будем! свекровь стучала кулаком.
Павел выбежал, радостный и виноватый:
Мам, чего ты без звонка?
Теперь и к сыну только по записи? Давайте чай! Мне валерьянку сердце шалит из-за вас.
На кухне Татьяна Матвеевна села так важно, будто заседание суда. Марина нарезала кекс, молча поставила чашки.
Ну, рассказывай, зачем Дарью обидела? Ключи попросили, по-людски.
Татьяна Матвеевна, сказала Марина, выдерживая взгляд свекрови, во-первых, дом требует ухода, во-вторых, ремонт у Дарьи не повод оккупировать чужое жильё, а в-третьих, я до сих пор устраняю запах сигарет от последнего визита, хотя просила не курить!
Подумаешь, покурили! Проветрила и всё! Ты всё за вещи держишься, а про людей забываешь! Мы Павла воспитывали щедрым, а ты из него собственника делаешь, как барыга Московский! С собой, мол, дачу не заберёшь!
Правда, мам, тихо сказал Павел, Марина много сил вложила, и…
Молчи! Под каблуком! Сестра с племянниками должны на улице мерзнуть? У Пети день рождения скоро, хотели отметить по-человечески, мясо закупили, гостей позвали. Теперь что, опозорились, отменять?
Это не наши заботы, если в чужой дом без спроса зовут, Марина отрезала. Это хамство.
Свекровь вспыхнула, хлопнула по столу и встала:
Видала? Хамка! Я-то её как дочь, а она… Павел! Ты мужик или нет? Ключи давай, я сама передам Дарье!
Павел метался взглядом. Он знал, что жена права, но перед матерью становился безвольным. Дача ему тоже была дорога, он помнил все поломки после прошлых гостей.
Мам, ключи у Марины, вообще-то… выдавил он.
Лжёшь! ударила ладонью Татьяна Матвеевна. Завтра Дарья приедет с утра! Ключи на стол и инструкцию напиши! А не то забудь о материнской любви! Запомни: земля круглая!
Она ушла, оставив после себя мутную тишину. Стрелки часов тикали громко.
Ты же не отдашь? спросил Павел тихо, когда прошла вечность.
Не отдам. И знай, завтра мы едем на дачу вдвоём. Перехватим! Иначе твоя родня и в окно полезет.
Марин, но это… война.
Оборона, Павел. Собирай вещи.
Утро началось в темноте: город, украшенный к празднику, был пуст, но в машине волнение витало гуще утреннего тумана. Телефон Павла на беззвучном, по просьбе Марины.
Дорога до дачи полтора часа, снег свежий, тишина. Дом из светлого бревна стоял под сугробом, как с открытки. Марина выдохнула: не только стены, а всё её. Здесь Марина была защищена.
Они затопили печь, включили полы, Марина достала ёлочные игрушки. К обеду свежесть хвои и запах мандаринов наполнили дом. Павел чистил снег, и впервые за долгое время его лицо было по-настоящему спокойным.
В три часа у ворот зазвучал сигнал. Две машины: чёрный джип Пети и иномарка. Дарья в малиновом пуховике, Петя с бутылкой, дети, ещё трое, крупный овчар без намордника. И Татьяна Матвеевна неподъёмным молотом.
Павел застыл с лопатой, не решаясь открыть.
Открывай! Дарья билась в ворота. Мы сюрприз придумали! Вместе отметим!
Марина решительно вышла. Она подошла к Павлу, положила ладонь на его руку:
Мы гостей не ждали.
Перестань выёживаться, отмахнулся Петя с ухмылкой. Мы с мясом, с водкой, Толян привёз саквояж, а собака добрая, наша Милка. Пусти!
Уберите собаку от моей ели! Марина увидела, как овчар метит любимый куст.
Да это ж дерево, ржала Дарья. Открывай дети в туалет хотят!
На заправке, через пять километров, есть туалет, отчеканила Марина. Я ясно сказала: дом занят. Мы отдыхаем. Вечеринки не будет.
Воцарилась пауза. Все рассчитывали, что раз уж приехали, их впустят, особенно с матерью на подмоге по-другому не бывало.
Ты нас, значит, не пустишь?! гневно прошипела Татьяна Матвеевна. Павел! Говори!
Павел умоляюще посмотрел на жену.
Марин, ну… Они ведь уже приехали… Ну что же теперь?
Если ты откроешь калитку будет скандал, собака погрызёт грядки, дети разгромят второй этаж. Твоя сестра начнёт учить борщ варить, а Петя будет дымить сигаретами. Всё повторится. Ты хоть раз за свою семью вступишься?
Павел посмотрел на разбушевавшуюся толпу. Петя уже пинал машину, Дарья выла, дети бросали снежки в окна, матушка держалась за сердце. И тогда Павел вспомнил: качели, ковёр, свои бессонные ночи после приезда родни.
Он встал напротив калитки и, хоть негромко, но твёрдо сказал:
Дарья. Мама. Мы предупреждали, что ключей не будет. Мы гостей не ждём. Разворачивайтесь.
Чего?! ахнула толпа.
Что слышали. Это мой дом. Я тоже здесь хозяин. Мне балаган не нужен.
Петя, ломай калитку! заорал кто-то.
Попробуй, Павел ухватил лопату поудобнее. Вызову полицию. У нас охрана в посёлке.
Мы посторонние? вскрикнула свекровь. Будь ты проклят, изверг. Ноги моей здесь не будет.
У Толика дача рядом, поехали туда, буркнула Дарья. Хоть не жадные.
Моторы взвились, машины забуксовали и, кощунственно обозвавшись в окно, растворились среди снежных сугробов.
Павел опустился на ступени крыльца, уткнувшись лицом в ладони.
Господи… Маму…
Марина села рядом, приложилась к его плечу.
Это не стыд, Павел. Это защита семьи. Впервые ты действительно борешься за нас.
Она не простит.
Простит, когда снова деньги понадобятся или помощь. Такова их порода. Но теперь знают у нас есть граница. И будут понемногу уважать. Не сразу, но начнут.
Думаешь?
Знаю. А если нет нам и спокойнее. Пойдём греться. Я сварю глинтвейн.
В доме было тихо и тепло. Марина задернула шторы ни холода, ни ругани. Вечером сидели у камина, молча, в искренней тишине.
Три дня счастье. Прогулки по лесу, мяско на двоих, баня, книги. Телефон молчал. Третьего января пришло смс от Дарьи. Фото: тёмный сарай, буржуйка, грязный стол, свалка бутылок, уставшие лица гостей. «А мы и так весело гуляем. Завидуйте!»
Марина посмотрела на фото, потом на мужа, который дремал в кресле с улыбкой. Засмеялась себе под нос.
Завидовать нечему, Дарья, прошептала она и удалила сообщение.
По возвращении в Москву Татьяна Матвеевна сама позвонила Павлу, хмуро попросила отвезти в поликлинику и о даче ни слова. Граница незыблема.
И Марина знала: порой нужно быть для других «неудобной», чтобы остаться верной себе и защитить своё. А ключи теперь лежали не на крючке у входа, а в сейфе. На всякий случай.
