11 марта
Иногда мне кажется, что я пишу этот дневник, чтобы не сойти с ума. Сегодня снова вся душа наболела из-за свекрови. Серхий не хочет, чтобы его мама переезжала к нам, потому что в нашем доме есть только одна хозяйка и это я.
Это, конечно, не новость для родственников со стороны мужа, и комментарии вроде: «Как так? Это же его мать! Пусть заберёт её к себе!» звучали не раз. Наши друзья думают так же, просто в глаза это мне не говорят. И всё из-за ситуации с Вероникой Васильевной, моей свекровью.
Веронике Васильевне уже 83 года, весит она больше ста килограммов и часто болеет. Несколько лет назад двоюродная сестра мужа спросила: «Почему вы не заберёте Веронику Васильевну к себе? Молодцы, что навещаете её каждый день, но что если ночью что-то случится? Ей тяжело одной. Серёжа ведь у неё единственный сын».
Кажется, для всех очевидно, что бабушкой должны заниматься единственный сын, его жена и единственный внук. Последние пять лет Вероника Васильевна даже не выходила из квартиры ноги болят, а такой вес не даёт ей двигаться. И ведь когда-то, лет тридцать назад, это была энергичная, властная, молодая женщина здоровая, полная сил.
Помню, как она едва увидела меня впервые, произнесла:
Кого ты мне домой привёл? Ты ради «этой» свою жизнь потратил?
Я после этих слов просто молча уехала на автобусе домой. Тогда свекровь жила в роскошном доме на Рублёвке, её муж занимал солидную должность. После его смерти ей долго жилось неплохо. Однако мой Серёжа поддержал меня, ни разу не последовав за мнением матери. Он всегда уважал старших, успокаивал меня: «Не обращай внимания, у мамы такой характер».
После свадьбы мы начали копить на свою квартиру. Серёжа уехал работать и не появлялся по полгода. За несколько лет мы купили дом и сделали ремонт. К Веронике Васильевне ездили редко. За это время она успела настроить против меня и Серёжу, и всех знакомых: мол, не даю ему заботиться о матери, мешаю помогать, и всё в таком духе.
Потом она решила перебраться в Москву, но денег от продажи дома не хватило. Она предложила нам добавить свои сбережения, пообещала, что квартиру оформит на нашего сына её внука. Но у нотариуса вдруг заявила, что хочет оформить квартиру на себя: «Знакомая сказала, что бабушки часто остаются без квартиры. Потом, если кто позаботится тому и оставлю!» Не доверяла нам, думала, что обманем.
С того дня прошло почти двадцать лет. Вся нотариальная контора слышала её крики, а нам было ужасно неловко. Мы решили махнуть рукой. Она въехала почти сразу и не позволила даже легкий косметический ремонт. Месяц не прошло начались жалобы: всё старое, всё сыпется, всё плохо. За всё я была виновата лично: «Вот, Евгения мне плохую квартиру нашла, хотела обмануть».
Она обожала детей своей родственницы, а собственного внука будто бы не замечала даже день его рождения забывала! Годы шли, свекровь заболела ещё сильнее, сильно поправилась, почти не могла передвигаться. Я носила ей питание строго по предписанию врача, а она: «Только Оля нормально кормит меня, а Евгения морит голодом!»
В прошлом году Серёжа начал просить «Давай возьмём маму к себе, она теперь поняла, что надо слушаться врачей». Я согласилась, но выдвинула условия:
Кухней заведую только я, готовлю только я, и никаких её родственниц в нашем доме.
Свекровь, конечно, обиделась. Она считала, что приедет к нам и будет хозяйничать. А у нас только одна хозяйка. Я всё равно продолжала её навещать, убирать, готовить и иногда даже ночевала у неё, когда было совсем плохо. А её любимая родственница только по телефону спрашивала: «Как там мама?» и обещала приехать раза в месяц приносила ей тортик, ничего не делая.
Свекровь жаловалась всем подряд, что я ей запрещаю конфеты и копчёную колбасу. Просила свою Олю: привези пироги, а та всегда занята. Хоть и живёт в трех раза ближе меня.
Однажды свекровь позвала родственницу и пожаловалась, что у неё пропали цепочка и крестик. Сообщила, что в тот день обе мы были у неё, но, разумеется, обвиняла меня.
Я молча поставила ужин на стол, подняла упавшие под тумбочку цепочку и крестик, и ушла. Дома всё рассказала Серёже и предложила лучше уж оформить бабушке дом престарелых. Серёжа согласился.
Иногда я чувствую вину, а иногда облегчение. Сколько можно терпеть, если всё только ты виновата? Но я прекрасно понимаю: в моём доме одна хозяйка. И это я.


