После семидесяти никто не нуждался в ней: ни сын, ни дочь даже не поздравили Лидию с днем рождения Лидия сидела на лавочке в больничном парке, а по щекам текли слёзы – ей исполнилось семьдесят лет, но ни один из её детей не позвонил, чтобы поздравить. Только соседка по палате подарила ей скромный подарок, а медсестра Катя угостила яблоком в честь юбилея. Больница была вполне хорошая, но персонал относился к пожилым людям равнодушно. Видно было, что все понимают: сюда привозят родителей, когда они становятся в тягость своим детям. Лидию тоже привёз сын, уверяя, что маме нужен отдых и лечение, но на самом деле она мешала невестке. Несмотря на то, что квартира принадлежала Лидии, сын уговорил её оформить дарственную на своё имя, пообещав, что всё останется по-прежнему. Но вскоре в квартиру перебралась вся семья сына, и начались ссоры с невесткой. Невестка постоянно что-то упрекала – то борщ не такой, то лужа в ванной, то ещё что-нибудь. Сын вначале защищал мать, потом начал кричать на неё. Со временем Лидия заметила: сын с женой шепчутся между собой. Так сын заговорил о том, что маме нужно «отдохнуть и подлечиться». Лидия спросила его в упор: – Сынок, ты решил отдать меня в дом престарелых? Сын покраснел, потупил глаза и пробормотал: – Мама, ну что ты, это просто санаторий — поезжай месяцок, отдохни, потом домой вернёшься. Он отвёз Лидию, подписал какие-то бумаги, пообещал скоро навестить — и исчез. Прошло два года. Когда Лидия позвонила сыну, трубку снял незнакомый мужчина и сказал, что её сын уже продал квартиру. Теперь Лидия не знала, где искать сына. Много ночей она плакала — ведь ещё тогда, когда её привезли сюда, она понимала, что больше никогда не вернётся домой. Особенно было больно за то, что когда-то ради счастья сына она обидела свою дочь. Лидия выросла в деревне, у них был большой дом и хозяйство. Однажды сосед предложил мужу перебраться в город: мол, зарплаты хорошие, квартира. Мужу понравилась идея, они всё продали и переехали. Действительно, им дали квартиру, постепенно обзавелись мебелью и старой машиной, в которой муж попал в аварию. Он умер на следующий день после аварии, и Лидия осталась одна с двумя детьми. Чтобы прокормить семью, она даже мыла полы по вечерам. Лидия верила, что дети вырастут и будут заботиться о ней, но всё сложилось иначе. Сначала сын попал в неприятности, и Лидии пришлось занимать деньги, чтобы не посадили его в тюрьму. Потом дочь вышла замуж, родила внука. Всё было хорошо, но мальчик заболел, а врачи не могли поставить диагноз. Тогда его стали лечить в институте, но ждать пришлось долго. Муж дочери не выдержал и ушёл. В больнице дочь познакомилась с вдовцом, у которого у дочери была такая же болезнь. Они стали жить вместе. Через четыре года у мужа случилась тяжёлая операция, нужны были деньги, которые Лидия копила на первую выплату сыну за квартиру. Когда дочь обратилась за помощью, Лидия отказала: она не хотела отдавать деньги ради «чужого» человека. Дочь обиделась и заявила — у неё больше нет матери. С тех пор одиннадцать лет они не разговаривали. Лидия медленно поднялась с лавочки и пошла обратно в пансионат. Вдруг раздался голос: – Мама! Сердце Лидии чуть не выпрыгнуло из груди — она обернулась и увидела свою дочь. От волнения Лидия едва не упала — дочь её поддержала. – Я так долго тебя искала. Брат не хотел давать адрес, сказал только тогда, когда я пригрозила судом за незаконную продажу квартиры. Мама, прости, что долго к тебе не приезжала. Сначала злилась, потом всё откладывала, а ещё очень стыдно было. Недавно приснилось, что ты идёшь по лесу и плачешь… Муж сказал – езжай, помирись. Приехала – а там другие люди, тебя не знают. Брата пришлось ещё поискать. У нас теперь большой дом у моря, муж сказал — забирай маму к нам. Лидия крепко обняла дочь и впервые за долгое время расплакалась от радости.

После семидесяти я стала никому не нужна даже сын и дочь не поздравили меня с днём рождения.

Запись из дневника.
Сегодня исполнилось мне семьдесят лет. Я, Александра Петровна Воронова, сидел на скамейке в парке при санатории, а по щекам текли слёзы. Ни от сына, ни от дочери ни одного звонка, ни одной смс-ки. Только соседка по палате, баба Глаша, подарила мне аккуратный носовой платочек, да медсестра Мария сунула яблоко, сказав: «С днём рождения, Александра Петровна!» В остальном все здесь спокойные, добрые, но вроде как чужие никто лишних слов не говорит, будто я пустое место.

Мне кажется, все понимают, что детей старики тут скорее мешают, чем радуют. Сюда меня привёз мой сын Иван. Говорил: «Мама, тебе надо отдохнуть, поправить здоровье». На деле я просто помешала невестке в нашей квартире.

Квартира была записана на меня, но Иван уговорил оформить её на него. Обещал, что я останусь жить, как раньше. Но после оформления документов в квартиру въехала вся его семья, и тогда у меня началась война с невесткой.

Сноха, Лариса, всегда чем-то недовольна: то борщ невкусный, то вода на полу в ванной, то ещё что-то. Сначала Иван меня защищал, а потом и сам стал кричать. Постепенно я начала замечать, что дети что-то шепчутся, отводя глаза, когда я захожу.

Вскоре сын заговорил о каком-то “хорошем доме отдыха”. Я однажды прямо спросила его:
Ваня, ты решил меня сдать в дом престарелых?
Он весь покраснел, опустил глаза:
Мама, ну что ты, это просто санаторий! Поезжай на месяц, воздухом подышишь потом вернёшься.

Оформив бумаги и сопроводив меня до двери, он обещал скоро забрать. Вот только прошло уже два года. Я звонила ему, но на том конце взял трубку какой-то мужчина и заявил, что квартиру давно продали, а где теперь сын не знает. Я несколько ночей ревела в подушку: ещё когда они везли меня сюда, я понимала обратно домой уже не вернусь. Особенно больно было вспоминать, как когда-то во имя счастья сына я обидела дочь.

Родом я из деревни в Псковской области. Дом у нас был большой, хозяйство коровы, огород. Однажды сосед пришёл к мужу, посоветовал перебраться в город: мол, зарплаты другие, квартира будет. Муж мой, Пётр, мигом загорелся, и я согласилась. Продали дом, перебрались в Санкт-Петербург, нам выделили комнату в коммуналке. Постепенно купили мебель, потом благодаря знакомству мужа с машинистом даже старые «Жигули». Но случилась беда: Пётр попал в аварию и через день умер.

Осталась я с двумя детьми Иваном и Марией. Чтобы вырастить их, по вечерам мыла полы в подъезде. Всё надеялась: вот вырастут поддержат. Но жизнь вышла иначе.

Сначала Иван попал в неприятности, и пришлось мне перехватить денег, чтобы его не посадили. Потом Мария вышла замуж, родила внука, Данилу. Всё было хорошо, пока мальчик не заболел. Дочь уволилась, чтобы ухаживать за сыном, но доктора долго не могли разобраться с болезнью. Позже выяснили: нужен особый курс в московской детской клинике, где очередь на месяцы вперёд.

Пока Маша возилась с лечением, её муж ушёл из семьи. В одной из больниц она познакомилась с вдовцом, у которого дочка страдала тем же заболеванием. Они начали жить вместе. Через четыре года у этого мужчины обнаружили нужду в сложной и дорогой операции. У меня были сбережения откладывала на первый взнос за ипотеку для Ивана.

Маша просила меня одолжить эти деньги, но я не решилась: всё копила для сына, а тот мужчина был мне чужой. Дочь тогда страшно обиделась, сказала, что у неё больше нет матери. С той поры уже одиннадцать лет я не видела Марию, ни разу не поговорили.

Сегодня я встала со скамейки, опершись на палку, побрела в корпус. Слышу вдруг:
Мама!

Я и поверить не могу. Оборачиваюсь передо мной Маша. У меня от волнения подкосились ноги, Мария успела подхватить меня.

Я искала тебя очень долго, сказала она. Иван мне адрес не давал. Только когда я пригрозила судом за то, что твою квартиру незаконно продал, он всё рассказал… Прости меня, мама, что так долго не приезжала. Сначала обида была сильная, потом стыдно стало всё время откладывала встречу. А недавно приснилось мне, будто ты одна в лесу идёшь и плачешь. Проснулась с тяжестью на душе, всё рассказала мужу. Он меня и подбил тебя навестить. Дом у нас теперь большой, на берегу Ладожского озера. Приезжай к нам!

Я обнял дочь и зарыдал. Но в этот раз слёзы были иные слёзы радости. Только теперь понял: нужна не квартира, не накопления, а тепло близких. А всё прошлое стоит ли вообще его помнить, если впереди ещё можно кого-то любить и за кого-то быть нужным.