Не уходи, мама. Семейная история
Во сне я слышу, как сквозь туман кто-то говорит: Человек не как орех сразу не раскусишь. Эти слова плавно текут через пространство, будто снежинки на апрельском ветру, а сама Тамара Васильевна стоит на покрытом инеем балконе какого-то бесконечного хрущёвского дома в Туле, вглядывается вдаль и смахивает неведомую пыль с фартука. Она всегда считала, что в людях разбирается лучше любого зеркала на вокзале. Это её гордость разглядеть истину, когда даже трещины на чашке кажутся словами.
Её единственная дочь, солнечная Аксинья, год назад вышла замуж. Тамара Васильевна давно мечтала, что Аксинья найдёт работящего, умного, настоящего мужчину, чтобы внуки бегали табуном по дощатым полам, а она бы стала мудрой бабушкой, хозяйкой большого семейного гнезда, как было заведено при её матери Анне Фёдоровне.
У Аксиньи муж Пётр, парень с глазами глубокими, как омут в Костромской области. Не бедствует, ум у него живой и этим своим положением будто бы величается, носит обычные кроссовки, будто ботинки из малиновой кожи. Но живут они отдельно, свили гнездо в новой девятиэтажке, и в советах Тамары Васильевны, похоже, не нуждаются.
Пётр, по её снам, словно тень без тела, начал менять саму Аксинью! Всё не так, всё не по-прежнему…
От этих перемен Тамара Васильевна испытывала странное раздражение: Пётр стал героем её тревожных снов уходит в холодную утреннюю неведомость, не оставляя следов, кроме шелеста купюр в пять тысяч рублей, которые он зачем-то прячет в шкатулке от советского мороза.
Мама, ты просто не понимаешь, шепчет во сне Аксинья, Пётр ведь из детдома, сам себя вырастил, он сильный, добрый… Глаза у дочери как берёзовые капли после дождя.
Но Тамара Васильевна лишь сердито поджимает губы и ищет недостатки, как мух на кухонном стекле.
Пётр теперь кажется ей чужим, притворщиком, опасной иллюзией, проникшей в её род. Её матьская миссия раскрыть глаза Аксинье, даже если придётся открыть их наизнанку.
Нет у него образования! Молчит за семейным столом, редко смеётся, а весь выходной лежит, смотрит Поле чудес, будто бы ему нужно собрать все буквы, чтобы понять свою жизнь. Такого отца внукам не желала бы даже ворона на проводах.
И постепенно, как зимний день на убыль, Пётр начал сторониться, избегать домашних разговоров. Посещать их квартиру Тамара Васильевна перестала стены там будто мокрые, голоса расплываются.
Отец Аксиньи, тихий и мягкий Валерий Никитич, держал нейтралитет. Он ходит дома в тёплых тапках и читает криминальную хронику, не вмешиваясь в женские войны.
И вот однажды, среди ночи, телефон зарыдал как по бабушкиному обычаю. Аксинья, вся напуганная и далёкая:
Мама, ты не злись, я уехала в командировку в Петербург. Пётр на стройке продрог, домой еле добрался Звоню не отвечает…
И для чего мне всё это знать? возмущается Тамара Васильевна, вы давно живёте своим умом, на нас с Валерой внимания нет. Я, может, тоже кашляю, но вы и не спросите только ночью звонки. Ты что, считаешь, у меня вообще забот не бывает?
Мамочка… в голосе дочери слышится слёзы, будто дождь по рассохшейся крыше, ну ведь мы любим друг друга, а ты Петра к пустоте приравняла. Как ты думаешь, разве я могла бы выбрать плохого? Ты мне не веришь…
Тамара Васильевна молчит, в тени за сном.
Мама, я очень прошу, у тебя есть ключ от нашей двери. Сходи к нам, посмотри на Петра. Я думаю, что-то произошло… Прошу тебя!
Ну хорошо, только ради тебя, устало соглашается она и толкает Валеру в локоть.
Они приходят подъезд сырой, стены в пятнах, как старое тесто в кастрюле. Никто не открывает, тишина стелется по лестнице, даже кот за батареей не шевелится. Открывают ключом. Свет не горит будто квартира не жилая.
Может, его и правда нет дома? бормочет Валерий Никитич.
Тревога дочери уже поселилась в Тамариной душе. Она шагнула в комнату и ахнула: Пётр лежит на диване, лицо горячее, будто сковорода после блинов.
Вскоре врач, похожий на чёрно-белого героя кино, вывел Петра из беспамятства:
Не переживайте, у вашего сына осложнение от простуды. Видно, на ногах переболел, много работает? спрашивает врач в клубах табачного дыма.
Да, много работает, кивает Тамара Васильевна.
Всё будет хорошо. За температурой следите, если что вызывайте, и исчезает, оставляя запах валидола.
Пётр уснул. Тамара Васильевна устроилась в кресле, чудаковатая, как в сне, навещая ненавистного зятя у изголовья.
Он казался совсем другим маленьким мальчиком, со спутанными на лбу волосами, лицо мягкое. Она внезапно почувствовала жалость, а может, даже тепло.
Мама… вдруг прошептал во сне Пётр, крепко держась за её руку. Не уходи, мама…
Тамара Васильевна застыла, не смея выдернуть ладонь из его снов.
Так и просидела до утра, пока окна не посерели.
Как только забрезжил рассвет, звонит снова Аксинья, расстроенная и виноватая:
Мам, прости, не приезжай, мне скоро удастся вырваться. Думаю, всё уже хорошо…
Конечно, всё хорошо! улыбнулась Тамара Васильевна. Мы тут, ждём тебя, Аксюша. У нас всё спокойно.
*****
Когда у них родился первый внук, Тамара Васильевна не колебалась ни секунды, предложив руку помощи.
Пётр, стараясь быть учтивым, с благодарностью поцеловал ей ладонь:
Видишь, Аксинья, а ты боялась мама к нам навсегда отвернётся.
Тамара Васильевна несла по квартире крошечного Тимофея, тихо шепча ему на ушко:
Вот, Тима, тебе счастье привалило. Родители замечательные, бабушка с дедом надежные, ты счастливый парень… Такая у нас теперь семья, а ты орех, но я теперь раскусила, что внутри любовь.
Вот и выходит человек не орех: сразу не поймёшь. Только любовь сама разгадает сон.
