16 октября
Иногда мне кажется, что вся моя жизнь зашла в тупик именно в тот момент, когда сегодня я проводила папу в дом престарелых. Этот день как будто бы разделил меня на две половины: ту, что ещё пытается понять, почему всё это случается со мной, и ту, что просто старается выдержать ежедневную боль.
Что ты ещё задумала? В какой дом престарелых? Нет уж, я из своей квартиры никуда не поеду! крикнул папа и бросил в меня чашкой, метя в голову. Я легко увернулась такой жесткости от него я уже давно не ждала ничего другого.
Я всё прекрасно понимала: долго так продолжаться не сможет. Рано или поздно он придумает, как отомстить, и я даже не догадаюсь, в какой момент он ударит снова. И всё же, пока подписывала все эти бумаги, урегулировала с заведующей оплату двадцать пять тысяч рублей в месяц меня не покидало смутное и мучительное чувство вины. Хотя, если помнить, как он относился ко мне всю жизнь, я должна чувствовать совсем иное.
Когда его везли в машину, папа отчаянно орал, бился, покрывал руганью весь персонал, меня и даже прохожих. Я стояла у окна и смотрела, как машина сжимается в асфальтовой дали. Такое ощущение происходило во мне уже не в первый раз когда я была ещё ребёнком, тоже смотрела в след уходящей матери, и не знала, как теперь жить дальше.
Меня зовут Елизавета Ивановна Кузнецова. Я единственный ребёнок в семье.
Моя мама, Мария Сергеевна, была тихой, немного простоватой девушкой работящей семьи с Тверского тракторного завода. Отец же мой, Иван Дмитриевич, был настоящим чиновником старой закалки на момент моего рождения ему было уже далеко за сорок. Женился он не из любви, а ради карьерного роста: быть «образцовым семьянином» тогда считалось необходимым для продвижения по службе.
По знакомству ему подобрали маму: молоденькая студентка техникума, из простой семьи. Для него всё было как выгодная сделка, а маме и её родителям это казалось почти чудом породниться с таким человеком! Никто не спросил её мнения, свадьба была шумная, но родителей невесты на ней так и не увидели «не того круга».
После свадьбы мама переехала в квартиру отца в центре Твери. Чтобы она соответствовала статусу чиновничьей супруги, к ней приставили специально выученную даму, обучавшую хорошим манерам молчать, когда не спрашивают, и никогда не смотреть в глаза мужу, если без разрешения.
Каждый вечер, возвращаясь домой, папа устраивал допрос.
Ну, как день прошёл? спрашивал он, усаживаясь в любимое кресло.
Всё хорошо, отвечала мать, всегда стараясь угодить. Осваиваю новые рецепты, убралась, продукты купила.
Смотри у меня, чтобы чистота была и сама чистая ходила, не вздумай разгуливать как простушка! ворчал он. Заслужишь найму тебе домработницу. Пока не заслужила.
У мамы почти не было тихих дней. Обычно отец всё чаще раздражался, срывался на ней никто ему не перечил, слуги боялись, да и мама, куда ей было пойти?
Через месяц после свадьбы отец впервые поднял на неё руку якобы «чтобы знала своё место». Потом это вошло в привычку. Избивал так, чтобы следы скрывались под одеждой: синяки на руках и бёдрах, а лицо всегда сияющее для гостей.
Спустя год после свадьбы знакомые начали спрашивать, почему у них до сих пор нет детей.
Кузнецов, как так жена молодая, а ты до сих пор не отец? Наверное, что-то с бабой не так, смеялись они.
Она учится, сухо отвечал отец.
Учится? Зачем ей учиться? Женщина должна рожать детей, а не бегать с книгами! давали «советы» эти люди.
Начались бесконечные обследования, походы к врачам. Оказалось проблема вовсе не в матери. Но отец даже думать не хотел, что причина в нём. Когда ему это в лоб сказал профессор клиники, пригрозил выгнать его и превратить жизнь в ад.
Спустя два с лишним года мама, наконец, забеременела. Родилась я точная копия отца. Но он ко мне никогда не испытывал ни малейшей теплоты. Воспитанием занималась мама и няня, а папа порой неделями меня не видел.
Впервые получил я оплеуху от него в пять лет, зато потом это стало обычным явлением. Он мог нагрубить, толкнуть или унизить даже при гостях.
Елизавета! говорил он при всех. Да она не скрипачка, а посмешище! Давай, сыграй для дяди министра, пусть посмеётся.
Играть перед взрослыми было для меня пыткой, я краснела до ушей, но слово отца закон. Именно из-за него я потом так и не взяла в руки скрипку после окончания музыкалки: страх был сильнее желания.
Страдая дома, я часто переспрашивала себя за книжками неужели у кого-то бывает по-другому? У меня не было примера семьи с любовью. Маму я тоже не могла назвать счастливой женщиной нигде и никогда. Её глаза светились только в моменты, когда меня, ребёнка, можно было увести на улицу, подальше от криков мужа.
Когда мне было тринадцать, мама погибла. В официальной версии числилась авария на Калининском шоссе. Но мне никто по-настоящему так и не объяснил, что же произошло. После этого я замкнулась. С папой разговаривать не могла лишнее слово приводило к разгрому на кухне или в моём шкафу.
Поступила учиться я туда, куда велел папа на экономику в Тверской государственный. К тому моменту отец потерял былое влияние, вечно был в ссорах с бывшими подчинёнными. Всё своё состояние он потратил на адвокатов, чтобы не сесть. В конце концов ему «помогли» уйти он обосновался на даче недалеко от города и забыл обо мне. Я тоже не спешила появляться кто ж захочет слушать бесконечные упрёки?
Оставшись один, он стал странным, психика его шаталась: соседи жаловались, что он выкидывает мусор в подъезд, ругается, всех подозревает в заговоре. В итоге я была вынуждена забрать его к себе.
Папа в моём доме зажил как в театре: каждый день шум, скандалы, брошенная посуда. Переезд в отдельную комнату с замком не помог он выдумывал способы портить мне жизнь даже на расстоянии. Когда консультация у невролога подтвердила старческое слабоумие, другого выхода кроме как дом престарелых уже не было.
Своя семья у меня так и не сложилась. Ни один мужчина не оставался надолго: я не умела доверять, боялась открыться. На работе держалась в стороне, никому не верила. Когда встал вопрос оплаты пансионата, пришлось устроиться на вторую подработку иначе не хватало бы даже на еду.
После того, как забрали отца, я три дня не находила себе места: всё вертелось в памяти как когда-то мама тоже пыталась уехать от него, а закончилась трагедия. Каждый раз, когда навещаю отца в пансионате, слёзы душат чувство вины и жалости не даёт покоя. Что бы он ни сделал, отцовской любви мне всё равно не хватило, а простить себя я всё равно не могу.
Похоже, кроме вины и страха у меня ничего так и не осталось. Даже здоровье стало подводить сердце ноет, по ночам мучает бессонница. Но я держусь, как могу ведь кто ещё, кроме меня, примет такие решения и пойдёт вперед по этим тяжёлым дорогам?
