Ты не заслужила
Я думал, после развода никому больше не смогу поверить, Илья вертел в пальцах стакан с недопитым чаем и говорил тихо: каждое слово эхом отдавалось в воркутинских сумерках, за окном снежные хлопья падали на пустынную улицу. Когда тебя бросают, будто часть души вырезают. Она оставила во мне такую рану, что я днями смотреть не мог на людей Я опустился, думал, не выдержу.
Илья рассказывал долго: про бывшую, что не ценила ни его заботу, ни старания, про разбитое сердце, тяжесть нового начала. Каждое слово ложилось на сердце Марфы, как теплое утро где-нибудь на Алтае, и она уже мечтала стать для него той женщиной, с которой он почувствует вкус жизни вновь ощутит, что впереди возможно счастье.
Про сына Антона Илья вспомнил между лимонным пирогом и кофе, на втором свидании:
У меня, знаешь, есть сын, ему семь. Живет с матерью, но каждую субботу и воскресенье он со мной. Так суд постановил.
Здорово! Марфа рассмеялась. Дети даденное судьбой счастье.
Перед глазами у нее сразу встали выходные втроем: воскресные блины с вареньем, прогулки по ВДНХ, вечерние настольные игры на кухне. Антону нужна забота, тепло она сможет дать ему это, стать родной душой, если не матерью, то хотя бы другом.
Ты правда не против? с какой-то неясной иронией спросил Илья. Тогда ей показалось: просто не верит своему счастью.
Я не из тех, кто сбегает, твердо ответила Марфа.
Первый совместный уикенд с Антоном стал настоящим праздником. Марфа испекла оладьи с черникой Илья предупредил, что Антон их обожает. Искала подход к задачкам по математике, стирала футболку с трактором, гладила форму и следила, чтобы в девять сын уже укутался в плед и слушал сказку.
Ты посиди, отдохни, однажды сказала она Илье, заметив, как он с усталым лицом развалился на диване с пультом. Я все устрою.
Илья согласно кивнул. Тогда ей показалось благодарно. Теперь она знала: это был кивок человека, который привычно принимает заботу как должное.
Месяцы складывались в годы. Марфа работала экономистом в крупной энергетической компании, уходила на работу в центре Москвы к восьми, возвращалась к семи вечера. Зарплаты хватало по столичным меркам. Вот только их было уже трое.
На стройке опять задержка, Илья говорил с видом, будто попал под лед. Заказчик кинул, но вот-вот будет крутой подряд, тебе слово.
Тот самый подряд маячил уже почти два года то вроде вот-вот, то снова пропадал, но денег не появлялось. А вот счета приходили: аренда, свет, интернет, магазины, алименты Алине, новые ботинки для Антона, взносы в школу. Марфа платила молча. Экономила на фруктах, брала на обед макароны в контейнерах, после работы шла пешком. Маникюра не было уже второй год подпиливала ногти дома, вспоминая, как раньше баловала себя салоном.
За три года Илья вручал ей цветы ровно три раза. Она помнила каждый букет: увядающие розы из палатки у станции метро, с осыпавшимися лепестками. Первый когда назвал ее при Антоне скандалисткой, второй после обиды на ее подругу, приехавшую без звонка. Третий когда не пришел на ее день рождения, забыл, загуляв с друзьями.
Илья, мне не важны дорогие вещи, она говорила спокойно, стараясь не обидеть, просто иногда хочется знать, что о тебе помнят. Хоть бы открытку
Его лицо тут же менялось:
Тебе только деньги нужны, да? Что ж ты вечно чего-то требуешь? А мои чувства, мое прошлое тебя не волнует? сердито отвечал он.
Я не про это
Ты не заслужила, бросал он ей в лицо, как что-то ненужное. После всего, что я сделал ради тебя!
Марфа замолкала от усталости, от привычки. Проще было так: промолчать, притвориться, что все хорошо.
Но на встречи с друзьями у Ильи деньги находились легко. Пивные, футбол, кафе по четвергам. Он возвращался весёлый, пахнущий табаком и потом, и падал спать, не видя ее.
Марфа все убеждала себя: это и есть любовь жертва, терпение. Надо лишь подождать, быть внимательней, любить еще больше, ведь он столько пережил.
Тема свадьбы стала минным полем.
Нам и без росписи хорошо, зачем спешить? Илья отмахивался. После того, как меня бросила Алина, нужно время.
Три года, Илья, тихо замечала Марфа.
Опять ты давишь! он уходил, хлопая дверью.
Марфа очень мечтала о ребенке. О своем малыше. Ей было двадцать восемь время шло, но Илья говорил, что второго ребенка ему не надо: у него есть сын, хватит.
В ту субботу она попросила всего один день.
Девочки зовут в гости, сто лет не виделись. Вернусь вечером.
Илья посмотрел на нее так, будто услышал о бессрочной командировке заграницу:
А Антон?
Ты же его отец. Проведи с ним просто день.
Бросаешь нас? В субботу? А я ведь хотел отдохнуть!
Марфа моргнула. За три года она ни разу не брала выходной от домашних дел. А теперь хотела просто пообщаться с подругами.
Я только немного И это твой сын, Илья. Ты не можешь один день с ним быть?
Ты должна любить моего ребенка, как меня! вдруг сорвался Илья. Ты живешь у меня, ешь мою еду, и еще требуешь свободы?!
Его квартира, его еда. Но платёжки-то оплачивала она. Марфа три года содержала мужчину, который обвинял ее за желание увидеться с подругами.
В тот момент она впервые увидела Илью настоящим: не раненым сторонником, не жертвой, а взрослым мужчиной, привыкшим использовать чужую доброту. Она не была для него ни любимой, ни женой только источником денег и бесплатной помощи.
Когда Илья ушел отводить Антона Алине, Марфа собрала вещи. Уверенно, спокойно: документы, телефон, зарядка, две футболки, джинсы. Остальное купит позже, остальное неважно.
Записку писать не стала. Все было ясно: объяснять нечего тем, кто тебя не ценит.
Дверь захлопнулась за ней тихо, как будто она просто вышла прогуляться во двор.
Через час начались звонки: сначала вежливые, потом злые, а потом один за другим шквал, от которого дрожал телефон.
Марфа, ты где? Что происходит? Я домой пришел тебя нет, ты что творишь? Где еда? Я что, должен теперь голодать?!
Марфа слушала его голос раздраженный и требовательный и вдруг осознала: даже теперь, когда она ушла, Илья думал только о себе. Не о ее чувствах, не о причинах. Нет, только о неудобствах для себя.
Она заблокировала его номер, потом аккаунт в мессенджере, потом в соцсетях везде перегородила путь.
Три года рядом был человек, который не любил, а пользовался ее добротой, внушая: жертва и есть забота.
Но настоящая любовь не требует унижений. Не превращает любимую женщину в няню и домработницу.
Марфа шагала по вечерней Москве, дышала легко, впервые за много лет. Она пообещала самой себе всегда отличать настоящую любовь от желания угодить; больше никогда не спасать тех, кому нужна лишь жертва, а не душа.
И выбирать себя. Всегда себя.
Потому что уважение к себе важнее любой иллюзии счастья.
