Андрей, надень шапку, сынок, на улице мороз!
Оставь, мама, если меня не заморозит таймырская зима, то меня и не будет здесь!
Эти слова прозвучали, как отрывки сна, перед тем как он исчез.
Андрей сел в автобус в Москве, а оттуда дальше, через океан, в Аляску.
Он клялся вернуться через два года. Прошло двенадцать.
Мария, его мать, не покидала старого деревянного дома.
Тот же печной котёл, те же занавески, тот же ковер, сотканный её двадцать лет назад.
На стене фотография Андрея в выпускном одеянии.
Под ней пожелтевший листок: «Вернусь быстро, мама. Клянусь».
Каждое воскресенье Мария обвязывала платок и шла к почтовой будке.
Она отправляла письмо, зная, что ответа не будет.
В нём рассказывала о огороде, о стуке ветра, о корове соседки.
И завершала всегда одинаково:
«Береги себя, сынок. Мама любит тебя».
Иногда почтальонка, нежно улыбаясь, говорила:
Тётя Мария, может, не все письма доберутся Аляска ведь так далека.
Ничего, моя дорогая. Если почта не справится, Бог их перенесёт.
Время в этой деревушке текло иначе. Весна приходила и уходила, осень сменялась.
Мария старела, как свеча, которой не хватает ветра.
Каждую ночь, перед тем как погасить лампу, она шептала:
Спокойной ночи, Андрей. Мама тебя любит.
В холодный декабрьский день пришло письмо. Оно было не от него, а от незнакомой женщины.
«Уважаемая госпожа Мария,
Меня зовут Аглая. Я жена Андрея. Он часто говорил о вас, но я никогда не решалась писать.
Простите, что делаю это сейчас Андрей болел. Сражался изо всех сил, но ушёл в мир иной, держа в руках свою фотографию.
Перед тем как закрыть глаза, прошептал: Скажи моей маме, что я возвращаюсь домой. Я скучал по ней каждый день.
Посылаю вам коробку с его вещами. С любовью,
Аглая».
Мария прочитала письмо в тишине, затем села у печи и долго молчала, словно застыв в сне.
На следующий день соседи видели, как она тащит коробку в дом.
Осторожно раскрыла её, как старую рану.
Внутри лежали: синяя рубашка, маленький блокнот и конверт, печатанный «Для мамы».
Тряслись её руки, когда она открывала его. Бумага пахла снегом и тоской.
«Мама, если ты читаешь это, значит, я пришёл слишком поздно. Работал, копил, но не понял главного время не покупается.
Я скучал по каждому утреннему снегу. Слышал твой голос, твой суп, наш дом в снах. Может, я и не был лучшим сыном, но знай: я любил тебя в тишине.
В кармане рубашки я храню горсть земли из нашего двора, беру её с собой везде. Когда уже не могу, слышу твой голос: Держись, сынок.
Если я не вернусь, не плачь. Моя любовь найдёт тебя в твоих снах. Я уже дома, мама, но теперь не нужно стучать в дверь.
С любовью, твой сын, Андрей».
Мария прижала письмо к груди, тихо заплакала, как плачут матери, которым уже нечего ждать, но которые ещё умеют любить.
Она стирала рубашку, гладила её, вешала на спинку стула рядом со столом.
С того дня она больше не ела в одиночестве.
В холодную февральскую ночь почтальонка нашла её спящей в кресле. В руке то же письмо. На столе чашка тёплого чая. На лице спокойная улыбка. Синяя рубашка, словно объятие, терлась о её плечи.
Соседи сказали, что в ту ночь ветер затих. Деревня погрузилась в молчание, будто ктото наконец вернулся домой.
И, может быть, это была правда. Может быть, Андрей сдержал обещание, но вернулся иначе в сне, в памяти, в сердце.
Ведь есть обещания, которые не умирают. Они сбываются без слов, между слезами и снегом. Ведь дом не всегда место, иногда это встреча, которой ждут всю жизнь.
