Я видел, как Анна смотрела на Маргариту спокойно. В её глазах не было ни гнева, ни страха, лишь резкая безмятежность, как лезвие чистого стекла.
Да, я отдохнула, произнесла она ровным голосом. И сегодня ухожу.
Слова повисли в воздухе тяжёлой, окончательной паузой. Маргарита сжала пояс своего халата, будто пытаясь вернуть себе контроль.
Не говори ерунды, пробормотала она, нервно рассмеиваясь. Куда ты собираешься?
Туда, где не придётся просить разрешения быть собой, ответила Анна, наливая себе чашку чая.
В дверном проёме появился Даниил, растрёпанный и смущённый. Что здесь происходит? спросил он.
Ничего нового, сказала она, не оборачиваясь. Просто сегодня всё заканчивается.
Она вошла в спальню и начала собирать вещи в маленький чемодан. Движения были медленными, но уверенными. Даниил наблюдал за этим в молчании, не зная, стоит ли её останавливать или отпустить.
Анна, пожалуйста, не делай этого. Мы можем поговорить, всё уладить. умолял он.
Мы говорили годами, сухо ответила она, не отрывая взгляда от пола. Я говорила, а ты молчал. А твоё молчание тяжелей любой речи.
Маргарита стояла в дверях, как статуя, готовая рассыпаться.
Ты не можешь так уйти! Семью нельзя бросать! крикнула она.
Анна повернулась, глядя ей прямо в глаза. Семью не разрушают, когда ктото уходит. Семью разрушают, когда перестаёшь уважать друг друга.
Она закрыла чемодан, взяла документы на машину и квартиру, сумку, плащ.
Даниил сделал шаг вперёд. Ты уверена, что уйдёшь?
Я уже ушла, сухо сказала она. Осталось лишь тело, чтобы увезти.
Я прошёл мимо них, не оглядываясь. В коридоре пахло пылью и свободой. Каждый её шаг был как чистый разрез сквозь годы молчания.
Прошло две недели. Анна сняла крошечный студиоквартирку в тихом Тимирязевском районе. Небольшая, с белыми стенами и единственным окном, но в ней было достаточно места, чтобы дышать. По утрам она заваривает кофе и пьёт его у окна, наблюдая медленный поток машин по Москве. Одиночество было тяжёлым, но теперь оно принадлежало ей.
Ночами тишина давила. Иногда ей снились детские смехи, звон посуды на старой кухне. Она просыпалась в слезах, но уже не от страха, а от пустоты.
Однажды телефон зазвонил. Пришло сообщение от Даниила:
Надеюсь, ты в порядке. Дети спрашивают о тебе.
Анна прочитала его несколько раз, прежде чем написать ответ:
Скажите им, что я их люблю. Скоро увидимся.
Она выключила телефон, и слёзы, мягкие и искренние, скатились по щекам. Это были не слёзы печали, а слёзы облегчения.
Вскоре она нашла работу в небольшом дизайнстудии. Сначала подметала, помогала, наблюдала. Но её чувство цвета и порядка привлекло владельца, и уже через месяц она работала сама. Однажды к ней подошла клиентка и, улыбаясь, сказала:
У вас талант дарить спокойствие.
Анна ответила улыбкой. Впервые за годы ктото увидел в ней эту тихую силу.
Тем временем Маргарита становилась всё молчаливее. По вечерам она сидела перед телевизором, не в силах сосредоточиться. Всё в доме напоминало ей о Анне: шторы, тарелки, тишина. Даниил продолжал свой распорядок с детьми, но в доме не было женского голоса, заполняющего пространство.
Однажды Даниил отвёз детей к Анне в её студию. Когда она увидела их, бросилась обнять их. Елизавета заплакала, Марк спрятался в её объятия. Даниил наблюдал из дверей, чувствуя одновременно вину и нежность.
Место хорошее, сказал он.
Оно маленькое, но моё, ответила она усталой улыбкой.
Повисла пауза, но уже без боли.
Приходи к нам, когда захочешь, добавила Анна. Не хочу, чтобы дети росли в обиды.
Даниил кивнул. Спасибо. Я просто хотел убедиться, что ты в порядке.
Мне не нужно быть в порядке, бросила она. Нужно лишь быть свободной.
Через несколько месяцев Анна получила письмо. Письмо писала Маргарита.
Анна,
Возможно, я была не права с тобой. Я хотела показать, что такое семья, а лишь напугала тебя. Ты мне не хватает. Если хочешь, приходи в воскресенье на ужин. Без упрёков, просто как люди.
Маргарита.
Анна держала письмо в руках долго, потом улыбнулась. Не знала, придёт ли она. Иногда раны невозможно зашить, но их можно перестать кровоточить.
Она вышла на балкон. Москва спала, воздух пахнул дождём. Далекие огни мерцали, и она глубоко вдохнула.
Она уже не «жена когото» и не «заслушанная невестка». Она просто Анна женщина, нашедшая голос после потери всего.
Вдоль улицы проехал трамвай, свет его фар отразился в её глазах. Она улыбнулась. Не знала, что принесёт завтрашний день, но впервые уже не боялась его.
Ведь в конце концов, она принадлежала лишь себе.
