**Прабабушка, перевернувшая мир**
Катя усадила своего плюшевого мишку на диван и строго погрозила ему пальцем:
— Сиди смирно, а то приедет пра-ба-бу-шка и займёт твоё место!
Ольга, услышав бормотание восьмилетней дочки, улыбнулась, не переставая вытирать пыль с резного буфета. Старинные часы с матрёшкой мерно отсчитывали минуты до приезда её бабушки, Анны Васильевны, которой недавно исполнилось восемьдесят три.
Впервые за долгие девять лет Анна Васильевна решилась на такое путешествие — через полстраны, чтобы обнять внучку и впервые увидеть правнучку.
Когда-то Оля жила с ней в маленьком уральском городке, вместе с родителями и бабушкой. Но в 2004-м уехала, вышла замуж, обосновалась в новом доме. Мама Оли навещала её почти каждый год, а бабушка, уже тогда немолодая, всё ждала, что внучка с семьёй навестит её.
Но жизнь молодых поглотили ипотека и бесконечная работа. Отпуск был роскошью, и поездку в родные края откладывали снова и снова.
В этом году ждали Олину маму, но вместо неё решилась приехать сама Анна Васильевна — в свои восемьдесят три, с больным сердцем, с ногами, отказывающими служить, через тысячи вёрст.
— Мам, зачем нам прабабушка, если есть бабушка Лида и бабушка Галина? — заявила Катя с детской прямотой, скрестив руки.
— Как зачем? Она моя бабушка, а твоя прабабушка. Едет к нам в гости, чтобы повидаться. Разве я тебе про неё не рассказывала?
Катя скривила носик:
— Она же ста-ра-я!
Ольга звонила Анне Васильевне, и, когда Катя подросла, давала ей трубку — пусть пообщаются. Были и фотографии в альбоме. Но, как оказалось, голос из телефонной трубки и старые снимки не могли заменить настоящей встречи. Катя, ни разу не видев прабабушку, представляла её лишь «старушкой».
Ольга хотела прикрикнуть, но сдержалась. Вина грызла её: за столько лет они так и не добрались до Урала. Она присела рядом с дочкой и мягко сказала:
— Да, она в годах. Но она наша кровь, как бабушка Лида и бабушка Галина. Так о старших говорить нельзя. Анна Васильевна — удивительная женщина, ты её полюбишь.
Катя вроде бы поняла, но на сердце у Оли осталась тягость. Стыд за то, что дочь не знает прабабушку, за то, что сама не нашла времени приехать.
В тот же день Оля получила с почты посылку. Отправитель — Анна Васильевна. Странно, ведь она сама должна была приехать через пару дней. Дома, распаковав коробку, Оля увидела подарки и аккуратно сложенные вещи. Катя, крутившаяся рядом, первой заметила старинный веер, чуть пожелтевший, но изысканный, будто из позапрошлого века. Рядом лежали кружевные перчатки и, в отдельном свёртке, пышное бальное платье.
— Ух ты! Что это? — Катя округлила глаза, трогая ткань.
— Не понимаю, зачем бабушка это прислала, если скоро сама будет, — растерялась Оля.
— Это её? — Катя смотрела с сомнением. — Она что, тоже танцевала, как я?
Платье, хоть и старинное, было роскошным, с тончайшей вышивкой. Весь вечер Оля с Катей разглядывали вещи, гадая, что задумала бабушка. Катя влюбилась в веер, примеряла перчатки, хоть они и болтались на её ручках, и мечтала о таком же платье для своих выступлений.
— Подрастёшь — сошьём тебе такое, — пообещала Оля, пряча улыбку.
Через три дня Алексей, Олин муж, поехал встречать Анну Васильевну на вокзал. Оля, вспомнив Катины слова про «старую», нервничала, боясь, как бы дочь не ляпнула чего лишнего.
— Ну, встречайте гостью! — весело крикнул Алексей с порога.
Оля сразу почувствовала в его голосе восхищение.
— Клёвая бабуля, — шепнул он жене, подмигнув.
За его спиной стояла Анна Васильевна: в строгом пальто, с изящной шляпкой, в туфлях на низком каблучке, с сумочкой в руках. Брови слегка подведены, глаза с тонкой стрелкой, губы накрашены безупречно. Оля с детства помнила её слова: «Губы должны быть безукоризненными, даже если красить их впотемках». И у бабушки это выходило, как у искусницы.
— Бабушка! — Оля бросилась к ней, сдерживая слёзы.
После долгой дороги Анна Васильевна выглядела усталой, но её глаза светились такой теплотой, что могли растопить даже крещенские морозы.
— Родная моя, — бабушка раскрыла объятия.
— Ну, я на работу, а вы тут без меня, — улыбнулся Алексей, уходя.
В прихожей Катя разглядывала гостью, всё ещё не зная, как себя вести. Анна Васильевна, заметив правнучку, посмотрела на неё с нежностью, но не кинулась обнимать, чувствуя её робость. Смеясь, она прошла в гостиную, опираясь на Олю.
— Путь, знаешь, не для моих лет, но я так хотела вас увидеть, что терпеть больше не могла. Раньше бы приехала, да этот перелом… в мои-то годы…
— Бабуленька, это нам стыдно, — вздохнула Оля. — То работа, то Катя маленькая была…
— Всё понимаю, ласточка, не кори себя. Присяду, отдохну.
— Может, приляжешь? А потом поужинаем…
— Ох, Оленька, я уже и не разберу, день сейчас или ночь, смена часовых поясов совсем сбила…
Выпив чаю, Анна Васильевна поправила волосы — тёмные, с серебристыми прядями — и сложила руки на коленях. Её взгляд не отрывался от Кати. Хотелось обнять правнучку, но она ждала, понимая, что девочка должна сама подойти.
Катя, не выдержав, наконец спросила:
— Это твоё? — показала она на свёрток с платьем.
— Моё, — улыбнулась бабушка. — В этом платье я танцевала на балу в честь пушкинской эпохи. Веер и перчатки тоже мои.
Катя замерла, пытаясь представить прабабушку юной танцовщицей.
— А зачем ты это прислала? — спросила Оля.
Анна Васильевна гордо подняла голову:
— Х— Хотела, чтобы вы узнали меня не только как старушку, а как ту самую девчонку, которая когда-то кружилась в этом платье под звуки вальса.